Пока Рон наслаждается вниманием публики после второго тура, а Гермиона пожинает плоды своей суперковарной операции «Святочный бал», всю неделю отмахиваясь от насмешек студентов по поводу того, что она стала той вещью, по которой Крам будет больше всего скучать, Игра Дамблдора вновь набирает ход.

Спустя неделю после окончания второго тура, в пятницу, 5 марта, становится окончательно ясно, что Реддл, что называется, в самом соку – судя по реакции Каркарова, чья Метка налилась и «не была четче с тех самых пор», надо полагать, Реддл распрямляет плечи.

Косвенно это подтверждается и воспоминанием Дамблдора о Снейпе, которое Директор позже покажет Гарри в своем Омуте Памяти: «Она возвращается… у Каркарова тоже… сильнее и четче, чем когда-либо…» Если предположить, что первые две фразы уже были им произнесены (осенью и после бала), то вот, видимо, третья следует именно в начале марта.

Что в связи с этим следует предпринять Директору? Да, собственно, шаг один из одного. Единственное, чего Директор не знает – болел ли у Гарри шрам в августе просто так, или он болел, потому что мальчик видел некий сон? И, если сон был, каково его содержание? И как Гарри его видел? «Наблюдал ли сцену сверху или стоял рядом»?

То есть наступает время выхода Снейпа, который ждет своего звездного часа целых 9 дней – немыслимое терпение. Задачи Снейпа сводятся к тому, чтобы, во-первых, узнать про сон, во-вторых, предупредить о том, что Гарри следует быть внимательным (Сириус со своими предупреждениями уже начинает подростка конкретно раздражать), в-третьих, намекнуть на то, что в Хогвартсе кто-то снова варит Оборотное зелье. Ну и, в-четвертых, снять с парня стружку, напомнив, что второе испытание он прошел не совсем честно, поэтому зазнаваться ему не следует.

Надо сказать, со всеми задачами Снейп по обыкновению справляется блестяще, в своем неповторимом стиле, немного пережимая. И попутно получая массу удовольствия.

Прекрасный повод начать освежевание ему подают его же собственные слизеринцы, перед уроком рассматривающие статью про Гермиону, Гарри и Крама в «Ведьмополитене».

- Тебе должно быть это интересно, Грейнджер, – громко говорит Пэнси Паркинсон и бросает ей журнал.

В этот момент (разумеется, совершенно случайно) дверь класса распахивается, и Снейп впускает всех внутрь. Я уже говорила, что странные вещи начинают твориться на его уроках всякий раз, когда дело напрямую касается интересов Игры?

Вот и сейчас Снейп благодушно отворачивается к доске, чтобы записать задание и список ингредиентов (дело одной секунды и одного взмаха палочкой, если очень надо), дав Гарри, Рону и Гермионе прекрасную возможность не только прочитать статью целиком, но и обсудить измельчавшие писательские способности Скитер, помахать слезиринцам, завести разговор о том, как Рита узнала о подробностях общения Гермионы с Крамом сразу после окончания второго испытания, порассуждать об этом и понаслаждаться зрелищем, как ревнующий Рон пытается растолочь ступкой стол вместо жуков.

И только тогда Снейп замечает, что в его классе совсем испортилась дисциплина. Поразительная блуждающая глухота то и дело атакует команду Директора…

- Увлекательна, без сомнения, ваша общественная жизнь, мисс Грейнджер, но я должен попросить не обсуждать ее в моем классе. Минус десять очков с Гриффиндора.

Эх, вот любит, просто обожает Снейп подкрадываться сзади и пугать. Сейчас его задачи сводятся к тому, чтобы пересадить Гарри поближе к себе, при этом лишив мальчика моральной и не только поддержки друзей. Следовательно, нужен Повод. В принципе, Повод уже дан, но Снейп не был бы Снейпом, если бы не доставил себе еще больше удовольствия:

- А… ко всему прочему, читаем журналы под столом? Еще десять очков с Гриффиндора, – Снейп берет журнал в руки. Хотя, конечно, ребята сами виноваты, что оставили его лежать на стуле, а не спрятали в сумку. – О, ну конечно… – глаза Снейпа блестят. Повод нашелся. – Поттер должен идти в ногу со своими газетными вырезками… – губы Снейпа изгибаются в усмешке («И я тоже должен идти с ними в ногу. От чего еще ты плачешь по ночам, гаденыш? Всю душу мне вымотал!»), слизеринцы ржут. – Душевная боль Гарри Поттера… Боже, боже, Поттер, чем же вы больны на этот раз?

К ужасу и злости немедленно покрасневшего Гарри, Снейп принимается читать статью вслух, останавливаясь после каждого предложения, чтобы слизеринцы могли вдоволь нахохотаться.

- Как трогательно, – усмехается Снейп, закончив чтение («Святой Мерлин, я уж подумал, что-то серьезное!»). – Я полагаю, лучше вас рассадить, чтобы вы могли сосредоточиться на своих зельях, а не на запутанных любовных историях.

Помимо того, что все это имеет прямое отношение к Игре, в зачитывании статьи вслух целому классу заключается еще один прямо-таки глубочайший экзистенциальный смысл – и я даже боюсь его раскрывать.

Скажем так… Снейп с журналом «Ведьмополитен» в руках посреди класса, часть которого явно ждет от него издевок над Гарри, выглядит значительно менее… кхм… примечательно, чем Снейп, выписывающий себе этот журнал лично и расплачивающийся за него, скажем, во время завтрака в Большом Зале. Или одалживающий его у какой-нибудь Стебль. Хотя Дамблдору и Макгонагалл, разумеется, увидь они такое, сцена бы очень понравилась.

Ну хотел человек прочитать статью, прямо дождаться не мог, чего уж тут.

Замечу: после прочтения Снейп бьет не по Гермионе, развратным похождениям которой, собственно, статья и посвящена, а по Гарри. Хотя Гарри тут как бы вообще ни при чем. Разумеется, ему нужен Повод. А еще у него отлегло от сердца, когда он понял, что ни о какой серьезной «душевной боли» речи не идет. А еще, вероятно, помнит эпизод с зубами Гермионы и решает девушку не трогать, ибо виноват и знает это. Но о последних двух пунктах – шепотом, чтобы профессор не услышал.

В общем, Рон остается на своем месте, Гермиона присоединяется к Паркинсон (вот уж замечательная возможность расспросить, когда она успела дать интервью Скитер, которую не пускают в школу, и как), а Гарри плюхается за первую парту перед самым столом Снейпа, который, все больше любя свою работу, следует за мальчиком, а затем с видом готовящегося атаковать удава наблюдает, как Гарри раскладывает вещи.

И переходит к задаче номер два: теперь Снейпу необходимо вывести Гарри из себя, чтобы было легче проникнуть в его сознание. Делает Снейп это в четыре фразы.

Раз: «Все это внимание прессы, кажется, вскружило вашу и без того не отягощенную голову, Поттер».

Гарри не реагирует.

Два: «Вы, должно быть, находитесь в заблуждении, что весь волшебный мир впечатлен вами, но меня не волнует, сколько раз ваши фотографии оказываются в газетах».

Гарри продолжает толочь жуков, которые уже давно превратились в порошок.

Три: «Для меня, Поттер, вы остаетесь не более чем гадким маленьким мальчишкой, который считает, что правила писаны не для него».

Гарри трясущимися руками ссыпает жучиный порошок в котел, не поднимая глаз.

Четыре: «Поэтому я даю вам честное предупреждение, Поттер: маленькая знаменитость или нет, если я поймаю вас на том, что вы вломились в мой кабинет, еще раз –».

Все, добивающий, самым мягким голосом, на какой Снейп только способен – и зайчик попадается.

- Я близко не подходил к вашему кабинету!

Снейп тут же впивается своими черными в глаза мальчика:

- Не ври мне. Шкура бумсланга. Жабросли. Из моего личного запаса, и я знаю, кто их украл.

Ни слова лжи, прошу заметить. Он действительно знает, кто их украл. И знает, что это не Гарри. Снейп не случайно называет шкуру бумсланга – он дает понять, к чему она относится. И Гарри понимает. Превратно. Он грешит на Гермиону и Оборотное зелье трио на втором курсе – и ему даже в голову не приходит связать «Бартемиус Крауч на Карте в кабинете Снейпа ночью» и «Оборотное зелье». Меж тем, Дамблдор бы хотел именно этого.

- Я не знаю, о чем вы говорите, – холодно шипит Гарри Снейпу в тон.

Снейп покрепче впивается в его глаза, и мальчик во всем играет ему на руку, отчаянно стараясь не моргнуть.

- Тебя не было в кровати в ночь, когда мой кабинет был взломан! Я знаю это, Поттер!

Что ж, Гарри действительно там не было, и Снейп это знает – прямое доказательство его воссоединения с Дамблдором и шибко хорошего нюха. Но почему, позвольте узнать, Снейп напирает именно на вечеринку в пижамах? Он точно знает, что шкура и жабросли были украдены в разное время, тем не менее, из его слов может сложиться впечатление, будто он считает, что оба ингредиента пропали в ночь на 20 января – тогда что-то уж больно долго он ждет, чтобы поймать Гарри на горячем и припереть к стенке.

Подобная неясность в речах Снейпа, которые, кстати, отличаются именно четкостью и предельной точностью формулировок, объясняется лишь одним: у Снейпа есть инструкции, согласно которым он должен вернуть мысли Гарри к ночи 20 января и заставить мальчика сложить вместе два простых факта. Дамблдору нужно переключить внимание Гарри с Каркарова, как предложенной опасности номер один, на Крауча. Пока не важно, какого. Но Гарри прямо непрошибаем.

Поэтому Снейпу приходится намекать прямым текстом, кто, куда и зачем:

- Теперь: Грозный Глаз Грюм мог и вступить в твой фан-клуб, но я не стану терпеть твое поведение! Еще одна ночная прогулка в мой кабинет, Поттер, и ты заплатишь! – ну, это так, для острастки.

- Хорошо, – отвечает Гарри, возвращаясь к зелью. – Я буду иметь это ввиду, если когда-нибудь соберусь туда пойти.

Глаза Снейпа вспыхивают. Это мальчик явно зря сказал. Снейп и так на взводе – после того, как он заглянул к парню в голову и понял, что там увидел, он начал говорить с восклицательными знаками, и реплика Гарри на тему «Да Упаси Мерлин Мне Когда-Либо Вообще К Вам Приблизиться» несколько срывает Снейпа с резьбы. Посему он, как оно обычно и бывает, щедро вливает в работу личное.

- Знаешь, что это? – спрашивает он, снова опасно блестя глазами и показывая флакончик с Сывороткой правды. Которая, разумеется, всегда у него под рукой. А не с помощью ли Сыворотки Дамблдор узнает историю Винки?.. Как бы то ни было, очевидно, что Снейпу Сыворотка нужна не просто затем, чтобы Гарри попугать – она готова, потому что об этом попросил Дамблдор. Ну, а Снейп нашел ей дополнительное применение.

- Нет, – говорит Гарри.

- Это Веритасерум – Сыворотка правды такой мощи, что трех капель будет достаточно, чтобы ты выдал все свои глубочайшие секреты перед всем классом, – злобно отвечает Снейп.

О, разумеется, он догадывается, каковы секреты Гарри. И, разумеется, он блефует. Ибо секреты Гарри – еще и секреты Игры. Дамблдор бы очень обрадовался, если бы оные секреты всплыли. Но помечтать же можно, правда? Тем более, на благо делу.

- Без сомнения, использование этого зелья контролируется очень серьезными директивами Министерства. Но, если ты не будешь смотреть по сторонам, – ахтунг! – ты можешь внезапно обнаружить, что моя рука случайно скользнула над твоим тыквенным соком, – Снейп выразительно смотрит на Гарри. – И тогда, Поттер… тогда мы узнаем, был ли ты в моем кабинете или нет, – и вновь приходит к старому знаменателю.

Цепочка получается крайне четкая: кража – шкура бумсланга – Оборотное зелье – Грюм – ночь на 20 января, когда Гарри увидел имя Крауча на Карте – надо быть бдительным и смотреть по сторонам – особенно смотреть, кто что пьет – ночь на 20 января.

Причем мысли-то у Гарри идут в правильном направлении – дескать, не начать ли ему пить из собственной фляги, как Грюм – но не доходят. Отчасти потому, что слишком сильны его предубеждение к Снейпу и мнительность в целом. Отчасти – потому, что раздается стук в дверь, и в классе появляется взбудораженный Каркаров, к которому предубеждение Гарри еще сильнее.

Таким образом, хоть Снейп и успел выполнить все задачи (а может, не успел – может, готовил намек посильнее), за то, что он впаял Гарри, прекрасно зная, что он ни в чем не виноват, сильно увлекшись, Снейпу с неба на голову сваливается надоевший Каркаров, который ломает весь эффект воспитательной беседы.

Снейп злится – Каркаров буквально зажал его в угол, на сей раз очередной беседы не избежать. Но и выгнать Каркарова он не может – вдруг у него что-то крайне важное и серьезное, и не дай Мерлин, в таком случае, он отпустит труса гулять по полям одного и делать глупости.

Снейп решает обернуть ситуацию в свою пользу:

- После урока! – обрубает он Игоря («Слышал, Поттер? Все самое интересное будет происходить после урока. Без тебя»).

Памятуя информацию от Дамблдора насчет того, что Гарри снова считает его виноватым во всем нехорошем на земле, Снейп пытается воспользоваться уже однажды отработанным на Квиррелле приемом – показать Гарри, что он ошибается. Только этим можно объяснить, что Снейп не заметил, как за две минуты до конца урока Гарри разбивает склянку с желчью броненосца и остается в классе, спрятавшись за котлом и притворяясь, будто убирает за собой. Ибо если он действительно не заметил пару Больших Ушей, то, простите, он плохой шпион.

- Что такого срочного? – шипит Снейп на Каркарова.

- Вот, – Каркаров мигом рушит все самооправдательные планы Снейпа, закатав левый рукав. – Ну? Видишь? Она никогда не была четче, с тех самых пор, как –

- Убери! – рычит разъяренный Снейп («А то руку откушу!»).

- Но ты должен был заметить –

- Мы можем поговорить позже, Каркаров! – рявкает Снейп. – Поттер! Что вы делаете?

О, все оборачивается не только против Снейпа, которого Каркаров подставил, но и против самого Игоря. Оба не знают, видел ли Гарри Метку – и оба не могут не волноваться по этому поводу. Каркаров вылетает из кабинета, Гарри, собрав желчь и захватив с собой сумку – практически сразу же за ним. Снейп, очень, очень злой, проследовав за парнем по пятам, хлопает дверью. Гарри узнал значительно больше, чем требовалось изначально, и это может иметь свои последствия, лишь ухудшив и без того непростую ситуацию. Снейп зол на всех – себя, Гарри и Каркарова.

А утром 5 марта приходит письмо от Сириуса: «Будь у перелаза в конце дороги из Хогсмида (мимо «Дэрвиш и Бэнгз») в два часа дня в субботу. Принеси так много еды, как только сможешь».

Должна сказать, это – второй эпистолярный шедевр Сириуса, из которого не торчат уши Люпина. Оно и понятно – Сириус в Хогсмиде без Люпина. Кстати, а сколько уже Сириус находится в деревне?

Это письмо от него шло 11 дней с того момента, как Гарри отправил ему записку с датой следующего похода в Хогсмид – однако есть у меня большие подозрения, что Сириус сидит в этой пещерке числа примерно с 20 января, может, чуть позже. Доказательств тому вообще-то нет, однако все возможно. А раз лучше возможного ничего нет, то возможное вероятно – особенно если вспомнить, что на свидание с трио Сириус является в азкабанской мантии и виде заброшенно-оголодавшем.

К тому же, он, судя по всему, не то чтобы очень этим доволен: «Курица! – нет, курицей он доволен, без сомнения. – Спасибо. Жил на крысах по большей части. Не могу воровать слишком много еды из Хогсмида; привлеку к себе внимание». Какой поразительно продуманный пункт С! Но, позвольте, записку с датой Гарри отправил 22 февраля – неужели за 11 дней можно так оголодать и похудеть? Ой, чуя я, тут очередная комедия.

Посмотрим. Видным нам результатом письма Гарри от 20 января становится переезд Сириуса не куда-нибудь, а прямо под нос Министерству в Хогсмид. Неужели того действительно так требовали обстоятельства? Я имею ввиду, свою вторую лекцию Сириус мог бы прочесть так же, как и первую – торча в камине.

Дело в том, что, как выразится Сириус, «вещи становятся подозрительнее». Тучи сгущаются, иными словами. Дамблдор понимает, что теперь, когда ситуация все ближе к развязке, ему необходимо как никогда плотно держать руку на пульсе. Недопустимо, чтобы он узнавал, что у Гарри болел шрам или он видел сон, спустя 7 месяцев после этого – вдруг Гарри снова увидит что-то важное? Вдруг Гарри не захочет пойти к Дамблдору, а решит написать Сириусу?

Теперь, когда Игра становится столь напряженной, Дамблдор должен получать всю информацию немедленно, а не ждать несколько дней или пусть даже часов, пока письмо Гарри прилетит к Сириусу, а тот, на пару с Люпиным профильтровав информацию, покажет ее Директору. Как беспроводной телеграф между Гарри и Директором, Сириус должен работать быстро и без перебоев. Ну, и Гарри как никогда нужно и важно знать, что крестный рядом.

Есть еще одна важная причина. Дамблдору необходимо узнать, что конкретно сейчас делает Бартемиус-старший, а сделать это можно только через Перси (я имею ввиду, чтобы не вызвать подозрений). То есть нужен Рон. Но троим ребятам в камине гостиной разговаривать долго, обстоятельно и без перерывов с беглым маньяком, мягко говоря, не совсем удобно. Нужно организовать личную встречу так, чтобы на ней присутствовал и Рон – и уговорить мальчика выяснить у Перси, чем именно сейчас занимается Крауч. Общается ли он с подчиненными? Как выходит на связь? Это важно, поскольку дом Крауча, как ребята узнают из газет, пустует.

Ну и, наконец, Сириус должен провести Гарри вторую лекцию, ибо материал, прямо скажем, необходимый.

Таким образом, по моим представлениям, в какой-то момент, проживая все еще далеко не в пещере, Сириус сознательно перестает следить за собой, отпускает волосы и, возлюбя Люпина сильнее прежнего, садится на его строгую диету. Затем Дамблдор дает сигнал, и Сириус прибегает в Хогсмид.

Нам же предлагается думать, что все 9 месяцев с момента побега Сириус ублажал блондинок в азкабанской мантии, бродил по миру в обнимку с гиппогрифом и, собственно, залетел в узкое (ахтунг!) ущелье горы у Хогсмида прямо на нем. Лихо распевая индейские песни. Посередь бела дня на виду у всей деревни. Без палочки, ибо откуда палочка у беглого маньяка, претерпевшего столько лишений, чтобы скрыть и себя, и Клюва? Ну, очевидно, так!

Только вот Директор сам признается Гарри, что именно он предложил эту пещеру в качестве укрытия – следовательно, организовал отвлечение жителей деревни в момент высадки Звездного десанта. Ну, там, Аберфорт, например, полчаса за козами бегал по центральной улице.

А Дамблдор уже успел не только увидеться с Сириусом и триста раз прорепетировать, что и в какой последовательности говорить да как на каверзные вопросы детишек отвечать, а еще и запретил ему воровать еду из Хогсмида, мотивируя это и собственный отказ таскать Звезде еду первое время тем, что Сириус должен выглядеть как можно более правдоподобно настрадавшимся. На месте Сириуса, я бы тоже была не очень довольна Дамблдором.

Вообще, крайне забавно наблюдать, как Сириус, даже не поздоровавшись (что уж там спрашивать у Гарри, как прошел второй тур!), принимается выполнять задание Директора и, помахивая куриной ножкой, старательно хмурясь и издавая глубокомысленные «Хм…», ведет основную линию повествования, с трудом удерживая на лице выражение познавшего жизнь мыслителя. Помнится, в качестве комика в прошлом году всю дорогу солировал Снейп? Так вот, Сириус радостно перехватывает это знамя.

Линия его повествования, собственно, одна: да, Крауч-старший был против Реддла, но тогда многие были против, и это вовсе не означает, что Крауч белый и пушистый. Попутно с историей его восхождения к власти Гарри и Ко узнают и историю его падения – арест и смерть сына в Азкабане, смерть жены от горя, общественное порицание.

Одна деталь очень резко бросается в глаза, если все внимательно посчитать: Барти Крауч-младший лишь на два года моложе Сириуса, он наверняка общался с его братом Регулусом, и все трое явно учились в одно время. Только Сириус, говоря о Барти, использует лишь одно слово – мальчик (тоже мне, старик нашелся, жизнью умудренный и побитый). Он не называет его по имени. И я полагаю, это не случайно.

Зададимся вопросом, а к чему, собственно, столь резкая смена курса – вместо лекции об истории Пожирательства ребята слушают лекцию о личной жизни Крауча-старшего? Подробнейшее жизнеописание Бартемиуса – и ни слова о Каркарове, который, вроде как, согласно прошлой лекции, и есть враг номер один. При этом и самому Краучу не предъявляются никакие обвинения. После разговора Сириуса с ребятами вообще остается ощущение, которое можно выразить лишь единственной фразой: И Чё? О чем они только что поговорили, к чему пришли и зачем собирались? Курицу съесть?

Дело в том, что ни Каркарова, ни Крауча Сириус в этот раз обвинять – даже намекая, даже косвенно – не может. Не потому, что это в принципе нехорошо, а потому, что при разговоре присутствует активно думающая Гермиона. И Сириус может радостно проколоться. Ибо, добавь он хоть немного конкретики, всплывет куча несоответствий, и все косвенные обвинения рассыпятся в пух и прах, потому что Гермиона в этот раз лично слушает Сириуса, а не получает отфильтрованную информацию от уже обработанного, предвзятого и впечатлительного Гарри.

В общем, кроме прочего, Сириус заодно обращает внимание ребят на то, что тучи сгущаются – исчезли Берта («Сириус, прошу тебя, давай в этот раз ты будешь отзываться о Берте чуть сдержаннее?» – «Хорошо, Римус, отвяжись!»), которая не могла просто так потеряться в Албании, и Крауч, который не мог просто так не выйти на работу даже при сильной болезни. На Чемпионате с Краучем и его эльфом происходило много странного. Ну и – разговор о днях минувших.

Никакой конкретики относительно сегодняшних странностей – ничего вообще, ни обвинений, ни загадок, ни подсказок. Иначе Гермиона допрет. Да Сириус и сам многого не понимает. Гарри же всего лишь должен знать историю Краучей, усвоить, что с Краучем надо быть внимательней, а также еще раз припомнить Чемпионат – для Дамблдора будет просто идеальным вариантом, если Гарри сам догадается о многих вещах.

Но куда там! Сириус, похоже, не просто запутывает ребят – он запутывается сам!

Естественно, стараниями Дамблдора подготовленный к тому, что Гермиона будет отстаивать права Винки, а Рон – настаивать на причастности ко всему Снейпа, Сириус отважно отметает в сторону споры об эльфе («Если хотите узнать, что за человек перед вами, хорошенько присмотритесь к тому, как он ведет себя с подчиненными, а не с равными», – явно слова Дамблдора, явно дополненные личным опытом Сириуса, наблюдавшего за матерью), но не выдерживает свою линию, отвлекаясь на Крауча-младшего в Азкабане (здесь его винить не в чем – слишком свежи воспоминания, слишком жалко было и мальчишку, устроившего такой знакомый бунт против родителя, и всех остальных, кто кричал по ночам, кого хоронили под крепостью) и на Снейпа.

Вот на Снейпе Сириуса опять ведет. Надо же – концентрируясь на Винки, Берте и Крауче, Сириус пропускает мимо ушей даже всплывшее имя Люциуса (про которого вообще надо забыть, ибо обвинять человека в том, чего он не совершал, когда Дамблдор уже точно знает, кто виновник – подло), но спотыкается на все том же Снейпе:

- Каркаров показал Снейпу что-то на руке?

Прошу заметить, во-первых, что, поскольку даже предвзятый Сириус говорит: «Насколько я знаю, Снейп даже никогда не обвинялся в причастности к Пожирателям», – Дамблдор явно и очень сильно надавил на Скитер, присутствовавшую на суде Каркарова, когда тот выдал Снейпа, чтобы эта история в газеты не попала. Вот, откуда, видимо, и давняя обида Риты (оттуда же, одновременно с этим, и доказательство причастности Люциуса к дорогим аксессуарам Риты – при всех наездах на штат сотрудников Директора, ни единого в адрес Снейпа и его прошлого не наблюдаем).

Во-вторых, в связи с тем, что с вечера пятницы Дамблдору известно, что Каркаров позволил Гарри увидеть, как он закатывает левый рукав и чего-то хочет от Снейпа, Директор быстро дает Сириусу новую установку: Снейпу надо доверять (всем) – и точка. Он никак не связан с тем, что тучи сгущаются.

Сириус, загоревшийся было интересом, что ж это там такое Каркаров показывал Снейпу, резко вспоминает недавно выученную, а потому плохо усвоенную установку и почти усыхает, несчастно повторяя за Дамблдором и Гермионой, которая эту часть Игры просекла уже давно и теперь всячески отводит от Снейпа подозрения, защищая его: «Все равно остается факт, что Дамблдор доверяет Снейпу».

Однако из четверых присутствующих (ну, Клювокрыл у нас аполитичен) вслед за Дамблдором Снейпу доверяет только один человек – Гермиона. А потому фраза Сириуса не убеждает даже его самого. А уж тем более – мнительного и предвзятого Гарри.

Ну, и напоследок: «Грюм никогда не убивал, если была возможность», пара слов о Берте – и гигантский вздох. Миссия, что называется, выполнена. С грехом пополам. В 15:30, резко справившись о времени, Сириус сворачивает разговор, запрещает Гарри к нему ходить и спускается с ребятами вниз. Официально – чтобы «посмотреть, не смогу ли я выпросить другую газету». Неофициально – докладываться Дамблдору. И пропустить кружечку-другую у Аберфорта.

В принципе, ребята с успехом запутаны. Рон спросит у Перси о Крауче, формальность «Давайте Все Просто Доверимся Снейпу» произнесена. Ничего нового от детишек Директор не узнаёт. Впрочем, как и детишки – от Сириуса. Если не считать истории про сына Крауча.

Облегчения разговор не приносит. Скорее, наоборот – кроме того, что ребята ничего не понимают в происходящем вокруг, внутренности Гарри режет фраза Рона: «Бедный Нюхалз. Он, должно быть, и вправду любит тебя, Гарри… представь – жить на одних крысах».

А вот у меня есть огромные подозрения, что Сириус, даже не обнявший мальчика при встрече, любит скорее не Гарри, а крыс. Точнее, то, что они символизируют для него – жизнь интересную и яркую, полную погонь, шпионства и тайн…