Но Дамблдор Дамблдором, а в помощь ему не менее великая поросль зреет.

Вот, например, 16-летние близнецы, которые, кажется, больше всех возмужали за лето – изменилось и их отношение к главному делу жизни, волшебным вредилкам. Теперь шалости перестают быть для них самоцелью, но становятся неким этапом, скажем, экспериментальным, который имеет свои результаты, в зависимости от которых близнецы либо продвигаются к цели еще на шаг, либо до поры остаются на месте, исправляя свои ошибки. Так открывается эра Ужастиков Умников Уизли.

И чем, скажите мне, не повод протестировать их часть – спасательная операция Гарри от Дурслей? Наверняка близнецы, рассудив примерно в том же ключе, отправились упрашивать мистера и миссис Уизли взять их с собой на Тисовую.

Пожалуй, не считая Перси, единственная во всей Норе, кто нисколько не переменилась за лето – это чета Уизли. А потому упрашивать, скорее всего, пришлось не столько мистера Уизли, сколько вместе с мистером Уизли – его жену – чтобы она непременно осталась дома.

Полагаю, миссис Уизли сгорала от нетерпения лично, наконец, познакомиться с Дурслями и влепить каждому из троих по дюжине вербальных пощечин за то, что они так отвратительно обращаются с Гарри. Многие совершенно конкретные слова уже долгие годы вертелись у нее на языке, однако, в самом деле, не на вокзале Кингс-Кросс же их высказывать.

Сколько помнится, вообще-то ровно два года назад миссис Уизли уже порывалась навестить Тисовую улицу – мистеру Уизли, явно имевшему указания от Директора, тогда удалось удержать ее на месте, предоставив близнецам, Рону и старому фордику «Англия» заниматься спасением Гарри самостоятельно.

На сей раз история повторяется (если не брать в расчет отсутствие фордика): миссис Уизли не пускают в дом Дурслей, однако туда отправится старый состав спасателей. Надо полагать, единственный аргумент, способный удержать миссис Уизли на месте, заключался в том, что наверняка голодный Гарри, которого целый месяц морили диетой, захочет отведать ее фирменные блюда, а посему начинать их готовить стоит уже сейчас. Ну и, само собой, обещание жене, данное мистером Уизли, о том, что он непременно отчитает Дурслей как можно более строго.

Так, с опозданием в полчаса, в 17:30 почти весь мужской состав семьи Уизли выстраивается в очередь перед камином и отправляется спасать Гарри от диеты.

Конечно, меня в какой-то мере терзают смутные сомнения, однако я буду искренне верить, что изначально разнос камина и половины стены вместе с ним не входил в совместные планы Дамблдора и мистера Уизли. Ибо я продолжу настаивать на факте сообщения этих двоих перед тем, как, собственно, начать транспортировать Гарри.

На уши Директора в этом эпизоде указывают по крайней мере два факта: во-первых, мистеру Уизли известен адрес, по которому к каминной сети магов следует подключать дом Дурслей, что, «строго говоря», запрещено, однако у мистера Уизли, на счастье, имеется некий «очень полезный контакт в Отделе регулирования каминных сетей», а во-вторых, как нам известно, ни одно перемещение Гарри или его же вместе с друзьями в пространстве (и времени) не происходит без ведома, а зачастую и с инициирования, Директора.

Я уже молчу об обстоятельствах подключения камина Дурслей к сети волшебников, что просто невозможно было сделать с ходу, скажем, в воскресенье, и что, следовательно, осуществилось несколько ранее. Ну, допустим, даже в субботу утром. Но мистер Уизли, сколь бы значительным человеком он ни был, явно не обладает достаточным авторитетом в глазах сослуживцев, чтобы ради него кто-то из другого Департамента принялся за работу в выходной да еще и понесся бы нарушать закон.

С другой стороны, вернемся к теме многострадального камина: не мог Дамблдор, столь внимательно следящий за домом Дурслей (маглов, шагающих в ногу со временем), не знать, что их настоящий камин заблокирован электрическим. Даже если предположить, что наблюдатели Директора никогда в жизни не бывали в доме Вернона, уж не заметить службу доставки, вносящую огромный камин внутрь, они не могли. Тем не менее, результат налицо: нет камина, нет стены. Почему?

Вспомним, что о диете Гарри прекрасно известно не только Уизли, но и остальным друзьям мальчика – Гермионе, Сириусу (а через него и Люпину) и Хагриду. Все они прислали ему много сладостей в это лето. Таким образом, даже если предположить, что мистер Уизли забыл при встрече сообщить Дамблдору о диете, Директор узнает о ней через Сириуса, или Люпина, или Хагрида однозначно. Опять же, есть наблюдатели.

Конечно, не считая диеты и самого факта их существования, Дурсли за лето не сделали Гарри абсолютно ничего дурного. Однако они провинились летом ранее (тогда по заслугам получила лишь Мардж), и летом 1992, и 1991… В общем, как ни крути, а приходится признать, что ситуация с камином была спровоцирована Директором – шутка в его стиле. Через два года вон бокалы будут…

Вряд ли о шутке знал Артур. Ему, волшебнику до мозга костей, даже в голову не могло прийти, что можно забить такое важное транспортное средство, как камин – здесь он совершенно искренен в своем негодовании («Черт!»), недоумении («…должно быть, какая-то ошибка!») и восхищении («…эклетический, говоришь? Со штепселем? Господи, я должен это увидеть…»). Однако далее до мистера Уизли начинает доходить вся соль шутки Директора, поэтому он так не сразу решается на разнос камина: «Дайте подумать… я пытаюсь придумать, что делать… да… единственный выход… отойди назад, Гарри!»

Позвольте, однако! Выход далеко не единственный. Мистер Уизли мог бы еще раз настоять на том, чтобы близнецы с Роном вернулись назад, трансгрессировать из камина в комнату, а затем уже аккуратно вытащить «эклетический» камин, заодно полюбовавшись штепселями.

Я бы сказала, что за многоточиями мистера Уизли скрываются размышления на тему осведомленности Директора о внутреннем убранстве дома Дурслей, а также о том, что, раз Директор загнал его, мистера Уизли, в такой, откровенно говоря и буквально выражаясь, угол, видимо, он, Директор, предлагает ему выход один из одного – самый очевидный и легкий.

«А, ну что ж, раз так, профессор, я полагаю, именно на это вы и намекаете», - думает Артур, высокий ценитель здорового мужицкого юмора, и, ухмыляясь, радостно взрывает половину гостиной. Намек понят, как говорится.

Разворотив часть стены, наговорив всякой ерунды о каминной сети Летучего пороха, своих необъятных связях, коллекционировании штепселей, своей жене, трансгрессии, а затем еще и сделав напоследок строгое замечание о поведении Дурслей с Гарри, несомненно, обещанное жене, мистер Уизли закономерно нарывается на совершенно естественную для Вернона реакцию.

Одним словом, выходит еще хуже (для Дурслей), чем в прошлом и позапрошлом году – отчасти еще и потому, что, изображая детскую невинность и мотивируя свое присутствие исключительно желанием побыстрее увидеться с Гарри и оказать уже традиционную помощь по доставке его чемодана, в гости к Дурслям отправились и близнецы.

Вообще, следует отметить, что с каждым последующим годом Дурсли, конечно, все меньше виноваты в том, каким образом с ними прощается Гарри. Но, в конце концов, Фреду и Джорджу просто необходимо было опробовать на ком-то ириски «Гиперязычки» - не на миссис Уизли же, в самом деле.

Наверное, самоотверженно пытающийся поддержать легкой беседу (вернее, монолог, ибо Дурсли – кто от страха, кто от ярости – не в состоянии выжать из себя и слово) мистер Уизли что-то такое от близнецов и ожидал – уж слишком хорошо он их знает. Тем не менее, он не сделал абсолютно ничего, чтобы их остановить.

­­­­­­Что ж, что у мистера Уизли с легкой руки Дамблдора, что у близнецов с легкой руки мистера Уизли разнос получается более чем убедительный.

Увеличение размеров языка Дадли, ставшее следствием его жадности, и последующая сцена, где мистер Уизли со всеми своими великолепными связями в Министерстве уворачивается от статуэток, что кидает в него Вернон, безусловно, как и в старые времена заставляют меня хвататься за животики и утирать слезы смеха.

Ну а что? Вполне себе такая мужская шутка. Дамблдор бы наверняка понял. Оценив заодно и театральные навыки близнецов, случайно разбросавших конфеты.

Понял, конечно, и мистер Уизли, после срочной эвакуации с Тисовой появляющийся за спинами Фреда и Джорджа на маленькой кухне, которая содрогается от смеха. Только вот мистеру Уизли уже не очень смешно.

Я думаю, зол он, скорее, из-за реакции Вернона, натолкнувшей его на мысли об отношениях магов и маглов. Жаль, конечно, что Джордж прерывает отца на фразе: «Ты выронил конфету специально! Ты знал, что он съест ее, знал, что он на диете --» Может, мистер Уизли сказал бы о еще нескольких интересных моментах, обсуждавшихся по крайней мере в присутствии близнецов. Например, о том, как происшествие расценит Дамблдор. Или Министерские, закрывшие впоследствии глаза на то, как много волшебства творилось в доме, где проживает лишь один – несовершеннолетний – волшебник.

Однако, как бы ни был зол оценивший все же шутку мистер Уизли, его злость ни в какое сравнение не идет с яростью миссис Уизли, шутку не оценившей.

Забавно, что, как и плохое настроение мужа, большая досада миссис Уизли связана вовсе не с участью бедного Дадли. Дадли с его диетой и языком, откровенно говоря, здесь вообще ни при чем.

Чета Уизли молчаливо соглашается с тем, что Дурсли заслуживали наказания – однако единым фронтом выступает против способа, каким Фред и Джордж их наказали.

Мистера Уизли возмущает поддержание негласной войны магов и маглов, как мы уже поняли, однако он быстро остывает, едва слышит об истинной причине розыгрыша.

Миссис Уизли остывает медленнее, как всякая женщина, раздув свои мысли до того, что Фред и Джордж скоро кончат свои жалкие дни в Отделе неправомерного использования магии. Вне всяких сомнений, ей бы хотелось, чтобы близнецы относились серьезнее к своей жизни и перестали докучать людям. Чтобы начали зарабатывать деньги и жить достойно, как, к примеру, Билл и Чарли, гордость семьи Уизли, на которых равняются все без исключения младшие дети.

Взрослые, сильные, успешные волшебники, они, тем не менее, обращаются даже с 13-летней Джинни на равных, и даже вроде чужой Гарри чувствует себя в их присутствии раскованно и непринужденно. В частности, когда начинает активно болеть, когда Билл и Чарли устраивают в воздухе поединок столов.

Вот люблю семью Уизли за ее здравое отношение к семейным делам: ссора – во время ссоры, а праздник – во время праздника. И нечего унывать.

Всему этому, этим раскованности и благополучию (Билл с клыком в серьге, Чарли в ботинках из дорогой драконьей кожи), по большому счету, отчаянно завидует Перси. Старшие братья добились уважения, занимались исключительно тем, что им по душе, и Перси, стараясь им подражать, в соответствии со своими убеждениями, решает пойти проторенным путем и хорошо знакомым еще со школы методом – беспрекословным подчинением правилам или, иначе говоря, выслуживанием.

Перси пытается убедить сам себя, что работа, которую ему поручают в Министерстве (про толщину стенок котлов, например), ему интересна, и что, занимаясь «любимым» делом, он сможет достигнуть уровня старших братьев.

И злит его вовсе не шум во дворе от боя столов (к веселью ему бы очень хотелось присоединиться, да стереотипы не позволяют), и даже не драконий навоз, присланный несколько ранее Фредом и Джорджем (не станем размышлять целенаправленно, у какого драконолога они могли его одолжить), а то, что Билл и Чарли, ни в чем себя и остальных не убеждая, с ходу имеют уже все, чего Перси еще только собирается достичь – даже расположение Гарри.

Билл, как старший и главный, снисходительно внемлет воплям воплощенного благоразумия в окне и прекращает кровавую бойню столов, а Перси в ярости захлопывает окно своей комнаты, разрываясь между желанием выслужиться перед начальством – и побыть с семьей. Выбор в итоге он сделает известный.

Вообще, эти честолюбие Перси и его страсть решительно отметать все, что не соответствует его представлению о нормах правил, существенно усиливаются в самые кратчайшие сроки (за одно только лето) благодаря Бартемиусу Краучу, начальнику Отдела по обеспечению международного магического сотрудничества, в котором с окончания школы работает Перси. В каждой последующей встрече Перси с Гарри будет прямо-таки лезть в глаза то, как убывает в Перси сам Перси, и все больше вырастает мелкий Крауч, кстати, отнюдь не столь безукоризненный, каким его мнит себе 18-летний мальчишка.

К чему в итоге все это приведет, мы знаем. Не дорос Перси до уровня Билла и Чарли и, я боюсь, не дорастет. А все потому, что качества в себе следует не насаждать извне, а воспитывать внутри самостоятельно – пусть конечный результат и ждать придется дольше.

В семь вечера Уизли и Гарри с Гермионой садятся ужинать под открытым небом. К разговорам за столом следует прислушаться. В частности, крайне интересна беседа Перси и мистера Уизли, похоже, единственного человека, снисходительно относящегося к разговорам Перси о стенках котлов.

- Я имею ввиду, у нас очень много работы сейчас, - говорит Перси. – Со всеми этими приготовлениями для Чемпионата мира. – Совершенно понятно, что творится сейчас в Министерстве, но данную тему мы отложим для более подходящего случая. – Мы просто не получаем достаточной поддержки от Департамента магических игр и спорта. Людо Бэгмен –

- Мне нравится Людо, - мягко замечает мистер Уизли.

О Крауче, естественно, уже звучавшим в монологе Перси, ни слова. Совершенно ясно, что мистер Уизли неплохо знает, что за человек – Крауч. И вполне очевидно, что, человек легкий, крайне тонкий, любящий хороший юмор, мистер Уизли гораздо больше тяготеет к весельчаку-Бэгмену, чем к мрачноватому Краучу с тяжелым, темноватым прошлым.

- Это он достал нам такие хорошие билеты на Чемпионат. Я оказал ему небольшую услугу: его брат, Отто, попал в беду…

- Бэгмен обаятелен, конечно, - звучит высокая авторитетная оценка Перси. – Но как он умудрился стать главой Департамента… сравнить его с мистером Краучем! – я прямо чувствую, как мистер Уизли с трудом удерживается от того, чтобы не закатить глаза. – Я не видел, чтобы мистер Крауч потерял члена своего Департамента и даже не попытался бы узнать, что с ним случилось. Ты понимаешь, что Берта Джоркинс пропала уже больше месяца назад? Ушла в отпуск в Албанию и не вернулась?

Из того, что сказал Перси, можно сделать несколько выводов. Во-первых, Джоркинс пропала более месяца назад в Албании. Во-вторых, Бэгмен ее не ищет. В-третьих, по Министерству ходят слухи, раз уж даже Перси в курсе дела. В-четвертых, Гарри – идиот.

- Да, я спрашивал Людо об этом, - хмурится мистер Уизли. – Он говорит, Берта терялась множество раз и прежде – хотя я должен сказать, если бы это был кто-то из моего управления, я бы волновался…

- О да, верно, Берта безнадежна.

Великий знаток Перси. Работает в Министерстве от силы третью неделю, а уже выдает суждения обо всем на свете. И Людо у него «обаятелен», и Берта «безнадежна» … Более вероятно, что Перси успел пособирать все сплетни в коридорах Департамента и просто повторяет чужие слова. Занятно, через несколько лет ровно с теми же интонациями вести светскую беседу в Норе будет тетушка Мюриэль… Кажется, я знаю, куда влились все ее гены.

– Я слышал, - ну вот, я и говорю, - ее перекидывали из Отдела в Отдел многие годы. Доставляет больше хлопот, чем проку… - Явно не его слова. – Но все равно Бэгмен должен был попытаться найти ее. Мистер Крауч взял дело под собственный контроль, - ну еще бы. – Однажды она работала в нашем Департаменте, - до того, как узнала о парочке неудобных фактов, я полагаю. – И я думаю, мистер Крауч был довольно ею увлечен. А Бэгмен просто продолжает смеяться…

Далее Перси пускается в важные напыщенные намеки по поводу еще одного крайне секретного дела, коим занимается его Департамент, которое начнется после Чемпионата. Важность Перси крайне смешна, однако нас должно беспокоить другое, равно как и мистера Уизли.

Во-первых, совершенно явное преклонение его третьего сына перед, откровенно скажем, не самым лучшим и чистым человеком Краучем. Такая, казалось бы, мелочь – Перси не пустил двоих старших братьев, приехавших погостить, в свою комнату жить, потому что ему нужно было работать, видите ли; будто Билл и Чарли приехали домой исключительно ради того, чтобы целыми сутками надоедать Перси своим присутствием в комнате, в которой, видимо, они втроем и жили, между прочим – очень остро указывает на пагубное влияние начальника-карьериста на мальчика, уже сейчас начинающего забывать об интересах своей семьи. Первый тревожный сигнал подан, но Артур, кажется, ничего не предпринимает, видимо, надеясь, что юношеская слепота Перси скоро пройдет.

Во-вторых, «если бы это был кто-то из моего управления, я бы волновался…». Мистер Уизли как никто другой знает, что такое Албания. Вспомним, что два года назад мягко уточнял Дамблдор: «Меня больше всего интересует, каким образом Лорд Волан-де-Морт сумел околдовать Джинни, в то время как мои источники утверждают, что в данный момент он скрывается в лесах Албании».

Факт пропажи Берты, таким образом, говорит мистеру Уизли гораздо больше, чем его сыну и многим сотрудникам Министерства, он всерьез беспокоится, поскольку не может не доверять словам Директора. Мистер Уизли хмурится и произносит: «Я уже говорил об этом с Людо…» – и мне почему-то упорно кажется, что в настойчивых попытках мистера Уизли пробудить разум Бэгмена тоже кроются уши Дамблдора, который, как мы знаем, предпочитает действовать не напрямую.

У Директора, таким образом, уже на момент 14 августа достаточно источников, чтобы узнать, что Берта пропала – и не где-нибудь, а в Албании. Уж раз такие сведения дошли до Перси, до Дамблдора они дошли втрое быстрее – не важно, по каким каналам, вероятно, через того же мистера Уизли, который вообще неожиданно становится крайне важным и часто используемым неофициальным работником Дамблдора в Министерстве. Они много общаются, и это следует учитывать в дальнейшем.

Я сомневаюсь, что Дамблдор рассчитывает найти Берту хотя бы мертвой, однако настойчиво продолжает просить Людо (прямо или через Артура) хотя бы начать поиски. Чем конкретно, с точки зрения Директора, может быть так важна Берта, это вопрос для дальнейшего рассмотрения. Равно как и вопрос о том, что думает Директор о причинах крайнего волнения Крауча по поводу отсутствия чужой подчиненной – ибо Дамблдор, знать, не Перси, и в дикую влюбленность абсолютно несентиментального Бартемиуса верит, прямо скажем, на ноль целых шиш десятых. Запомним эти вопросы, чтобы чуть позже вернуться к ним.

Наконец, Гарри вкратце рассказывает Гермионе и Рону о Сириусе, но молчит о причинах, побудивших его написать крестному. Ужин завершается, все расходятся спать, а невидимые уши Директора (через Артура ли, через Билла, даже через Рона или близнецов) упускают еще одну возможность услышать о сне Гарри.

Кроме прочего – помнится, выше я писала о том, что Гарри – идиот? Это действительно так. Несколько раз за столом упоминалось имя убитой женщины, которое мальчик слышал во сне и даже не удосужился отреагировать теперь. Более того, вспомнив о сне, Гарри решает не развивать тему даже в своей голове – а ведь в этом случае, уверена, имя бы всплыло в юном, но не безнадежном сознании. Ни Дамблдор, ни кто другой, ни даже сам Гарри не узнает подробности, все упускают шанс – это вторая ошибка на пути к трагедии, на сей раз вызванная не страхом показаться слабым, а нежеланием волновать других.

Впрочем, даже без информации о сне Гарри у Директора есть масса источников (в первую очередь, его собственный мыслительный), дабы нарисовать относительно полную картину происходящего. Исчезновение Берты – лишь один из некоторых тревожных звонков для Дамблдора, остальные последуют крайне быстро, позволив ему сделать правильные – и почти все – выводы вовремя.