Судя по их с Макгонагалл лицам 9 января, они, как и трио, ошеломлены побегом (и, возможно, убийством тоже), что означает, что Снейп не передал Директору информацию о том, что Реддл готовит массовый исход дементоров и Пожирателей из тюрьмы. Значит, Том Снейпа в свой план не посвятил. Судя по всему, равно как и в детали о том, когда и как будет убит Боуд. Возможно, после операции «Змея» их отношения и теплеют, но явно не до такой степени, чтобы Тому захотелось сообщать Снейпу стратегически важную информацию.
Побег дементоров и Пожирателей приводит к тому, что не только Министерство всю ночь бегает в панике из стороны в сторону – уверена, все внимание Дамблдора и Ордена тоже приковано к Министерству и к Азкабану. Боуд остается без защиты – агенты Директора, если и были в больнице, в чем я сильно сомневаюсь (не так-то легко им там прятаться), сорваны с постов или невнимательны. Из всей наружки Дамблдора остаются только портреты вроде Дайлис – однако охрана
уже пропустила этот цветочек (Силки выглядят безобидно в спокойном состоянии) в палату, ожидая чего-нибудь существеннее вроде зелья или прямой Авады – а в самой палате портретов, кроме фотографий Локонса, нет. Финал известен и печален. И махом объясняет все – и невероятную мрачность Директора, и самое большое за 14 лет счастье Реддла накануне.
С самой операции «Змея» Дамблдор, несмотря на своевременные и, в общем, стратегически верные действия, тактически оказывается в позиционной борьбе «снизу». Он подряд пропускает: уход Кикимера с Гриммо с последующей передачей информации о Гарри и Сири Люциусу и Нарциссе; укрепление связи Гарри с Томом (и начинается полный аврал с Окклюменцией); Боуда, как еще одного важного свидетеля; то, что Гарри на первом же уроке Окклюменции понимает, что видел во снах не что-нибудь, а дверь в Отдел Тайн (что весьма отрадно для Тома, ибо через Люциуса он знает, что летом Гарри мимо этой дверки ходил – значит, знает, как добраться хотя бы до нее; осталось показать лишь путь до пророчества).
Мало того, Том успевает осуществить первую часть своего нового Плана – к нему присоединяется десятка самых лучших Пожирателей, в числе которых – бывший работник Отдела Августус Руквуд. Наконец, чертов полный Азкабан дементоров подтвердил свою готовность перейти (перескользить) на сторону Реддла – Дамблдор, конечно,
изначально не собирался конкурировать с Томом за любовь дементоров, но из-за того, что Фадж не убрал их самостоятельно, заменив более нормальной охраной, на свободе оказываются старые головорезы Реддла.
На данном этапе Директор проигрывает с разгромным счетом, и я не уверена, что он сам до конца это понимает, ибо не знает о новом Плане Реддла относительно Отдела и Гарри – составленном с помощью информации от Кикимера.
Более того, поскольку Министерству срочно нужен кто-то, на кого можно повесить всех собак, в школе Дамблдора вновь активизируется очень злая после побега Пожирателей, сильно не выспавшаяся и начавшая звереть еще после операции «Змея» Амбридж. Ибо Том дает по голове не только Дамблдору, но еще и Фаджу – необходимость как-то прикрыть побег Пожирателей чуть ли не среди бела дня и его причины толкает нашего мысленепробиваемого политика на то, чтобы свалить все на Сири и, следовательно, Дамблдора.
В свете сложившихся обстоятельств Директору приходится еще больше укорачивать поводок Ярчайшего (что, естественно, накаляет терпение Звезды до предела), а также готовиться к тому, что Амбридж сейчас окончательно слетит с катушек в попытке отомстить за поруганную честь ее любимого Фаджа.
Последнее, кстати, происходит моментально – Гарри, Рон и Гермиона встречают Хагрида по окончании завтрака и узнают, что ему назначили испытательный срок.
Амбридж запускает вторую бомбу замедленного действия и некоторое время продолжает яростное ментальное насилие и над Хагридом, который из-за своих личных проблем и волнений находится и без того не в лучшей форме, и над Трелони, которая от отчаяния вообще начинает пить похлеще Сириуса. В попытке избежать того, чтобы в Хогвартсе появились сразу две новые Министерские крысы, Дамблдор тратит огромное количество времени и сил на то, чтобы прикрыть и Хагрида, и Трелони.
В частности, Хагриду, видимо, сделано строгое внушение не отступать от школьной программы (ибо ничего страшнее Крапа он деткам больше не показывает) – и прекратить общение с трио по ночам («Если она вас поймает, все наши шеи будут под лезвием», – твердо объявляет Хагрид друзьям). Директор намеревается держать его в школе до конца, а место Трелони собирается прикрыть своим… эм… получеловеком – с помощью того же Хагрида. Но об этом чуть позже.
Ко всему прочему, Амбридж с благословения Министра вовсю отрывается с помощью декретов – 10 января выходит Декрет №26, который выглядит больше похожим на серьезную заявку на победу в номинации «Какие еще действия могут предпринимать загнанные в угол собственным враньем Фадж и Амбридж, чтобы выглядеть особенно жалко», чем на грозное предписание власть имущих.
«Преподавателям отныне запрещено давать ученикам какую-либо информацию, которая прямо не относится к предмету, за обучение которому им платят», – значится в Декрете. Когда близнецы на следующее же утро получают выговор за игру в подрывного дурака у Амбридж на уроке, Ли Джордан так ей и отвечает: «Подрывной дурак не относится к вашему предмету, профессор», – за что получает вечер отработки и кровоточащую руку. Гарри рекомендует парню настойку растопырника. Налицо естественная реакция на ненависть, которая обычно сменяет первый страх – шутки. Амбридж неотвратимо перестают бояться. Ее теперь все более и более открыто не уважают.
Декрет не заставляет молчать людей даже в школе – что уж говорить об общественности за ее пределами. Нет, она еще не высказывается громко, однако уже начинает перешептываться – и это определенно является дурным знаком для Министерства. Преподаватели, студенты и родственники, люди, не имеющие к Хогвартсу никакого отношения – каждый думающий человек, спрашивая себя, как так вышло, что десять особо охраняемых Пожирателей сбежало из места, где веками плодились и размножались тысячи дементоров, все чаще обращается в мыслях к единственному разумному объяснению из предложенных – к тому, о чем с самого лета твердят Гарри и Дамблдор.
В сложившейся ситуации обнаруживаются и те, кто не ограничивается молчаливым недоумением. Подстегнутые побегом Пожирателей, члены ОД, среди которых находятся многие, чьи семьи так или иначе пострадали от Реддла и его самых верных слуг, начинают тренироваться с утроенным рвением.
Но больше всех раскачивается Невилл. Не обращая внимания на ошибки и ссадины, он молча трудится над каждым заклинанием, и Щитовыми чарами быстрее него овладевает только Гермиона. Очень, очень малое количество детишек на данном этапе понимает, что на самом деле означает массовый побег и чем это обернется в скором будущем, а потому занимается уже не столько ради успешной сдачи экзаменов, сколько ради того, чтобы
действительно уметь сражаться. Невилл – в их числе.
***
Меж тем, время идет, а Игра совершенно затихает. Дамблдор, стараясь не провоцировать ни Тома, ни Министерство на лишние ходы, ждет результатов Окклюменции. Том тоже выжидает, стараясь переиграть Директора на нервах. Гарри превращается в ходячую антенну, настроенную на малейшее изменение эмоций Реддла, телеграф, по которому Дамблдор что-то такое важное для себя пытается отследить, а Том – передать, и самую настоящую шахматную фигурку, за которую идет нешуточный бой и от которой зависит все.
Состояние Гарри ухудшается с каждым уроком, и почти каждую ночь парень наблюдает дверь в Отдел – закрытую перед его носом. Понятно, что Том все больше разогревает любопытство подростка – доходит до того, что Гарри в беседе с друзьями уже прямо заявляет: «Мне бы просто хотелось, чтобы эта дверь открылась, надоело торчать перед ней и глазеть –».
С другой стороны, Дамблдор удваивает нагрузку на Гарри посредством домашних заданий и прочей ерунды, как бы сообщая: «Вот видишь, Томми? У него в голове ничего интересного. Пожалуйста, уйди из его головы, будь так добр», – а также тщательно следит за усердием Гарри и его верой. Так, Гермиона грубо обрубает плохое желание друга: «Дамблдор не хочет, чтобы ты вообще видел сны о том коридоре, иначе он бы не попросил Снейпа учить тебя Окклюменции. Тебе просто надо работать усерднее на уроках», – и тут же с яростью набрасывается на Рона, который в припадке мнительности начинает рассуждать о том, что, возможно, Снейп пытается
открыть сознание Гарри Реддлу:
- Заткнись, Рон. Сколько раз ты подозревал Снейпа, и когда ты хоть раз оказывался прав? Дамблдор ему доверяет, он работает на Орден, этого должно быть достаточно.
- Он был Пожирателем Смерти, – упрямо замечает Рон. – И мы никогда не видели доказательств, что он действительно сменил сторону.
- Дамблдор ему доверяет, – повторяет Гермиона. – И, если мы не можем доверять Дамблдору, мы вообще никому не можем верить. – «И можно уже сейчас идти прямо к Реддлу, ложиться и умирать».
Ах, услада для Директорских ушей – какого бойца воспитал! Гордость Директора, невероятная гордость – самая умная волшебница своего возраста приходит к единственно верному выводу и закрывает тему. Рон не знает, что возразить. Гарри пока возражать не собирается – он заметил, что ухудшение началось с уроков Снейпа, конечно, но еще не готов делать выводы – права и Гермиона, полагающая, что в высшей точке лихорадка отпускает, и Рон – и Гарри продолжает делать, как хочет Дамблдор, честно стараясь не злиться на Снейпа и помнить, что не следует путать издевательство с требовательностью. Или требовательность и издевательство. Или… в общем, Гарри запутывается.
(Кстати, довольно забавно, что занятия по Окклюменции и занятия с ОД так ни разу и не совпадают – душа
поэта зельевара не вынесла бы и непременно прокомментировала бы вслух, случись такое счастье, да и
Сам не велел вторгаться на подпольную территорию, не иначе.)
За всеми этими тревогами и волнениями проходит январь, наступает 14 февраля – новый поход в Хогсмид. Надо отметить, что Директор не просто анонсировал дату дополнительно, но еще и назначил выходной на понедельник – правильно, зачем деткам лишний раз видеть Амбридж, если есть легальный и безболезненный способ этого избежать?
К тому же, у деток и дельце имеется – за завтраком к Гермионе прилетает незнакомая сова.
- Как раз вовремя! – восклицает девушка, разворачивая маленький кусочек пергамента. – Если бы сегодня не пришло… – мрачное удовлетворение возникает на ее лице, едва она заканчивает читать таинственное послание. – Послушай, Гарри, это очень важно. Как думаешь, ты можешь встретиться со мной в «Трех Метлах» около полудня?
- Ну… я не знаю. Чжоу, наверное, ожидает провести весь день вместе. Мы не обсуждали, что собираемся делать.
- Ну, приведи ее с собой, если надо, – говорит Гермиона. – Но ты будешь?
- Ну… ладно, а что?
- У меня нет времени рассказывать, мне надо ответить на это быстро, – и Гермиона уносится из Зала в неизвестном направлении, как сделала это 9 января, аккурат после известий о побеге Пожирателей и смерти Боуда:
- Ты куда? – не понял тогда Рон.
- Отправить письмо. Это… ну, я не знаю… – одобрят ли? – но стоит попробовать… и я единственная, кто может…
- Ненавижу, когда она так делает, – проворчал Рон. – Убьет ее, что ли, если она сразу скажет, что задумала? Займет на десять секунд больше…
Меж тем, задумала Гермиона нечто и впрямь колоссальное – о чем отказывается говорить до самого полудня. Однако, когда Гарри встречает ее в компании с Полумной и с, не к ночи будь она помянута, Ритой Скитер, все медленно начинает становиться на свои места.
Антураж встречи, кстати, соответствующий. Во-первых, «Три Метлы» – место, где, как помним, деток тяжелее подслушать, ибо народа больше, чем у Аба, однако сие не принципиально. Гораздо принципиальнее зловещие фотографии сбежавших Пожирателей рядом с объявлением о награде в 1000 галлеонов за любую информацию, которая поможет поймать хоть кого-то из них – и полное отсутствие дементоров в Хогсмиде. Фадж однозначно не знает, что делать, и не в состоянии никак влиять на ситуацию. Как ни грустно, с другой стороны, Директор, зная, что делать, тоже пока ничего существенного сделать не может.
В этих условиях, снедаемая желанием сделать хоть что-нибудь (неважно, поможет или нет), выстреливает блестящая находка Дамблдора на должность Игрока – Гермиона, которая, внезапно подстегнутая кучей сложившихся вместе обстоятельств, выступает с гениальной инициативой.
Во-первых, давно вызрела необходимость громко и внятно произнести альтернативную точку зрения на события. Апогея своего она достигает именно после новости о побеге Пожирателей – все последующие дни это лишь подтверждают. Механизм таков: что-то действительно произошло, власти по причине бюрократической безголовости блокируют распространение правдивой информации, но она так или иначе неизбежно просачивается через различные каналы в виде логических измышлений, слухов и домыслов. В силу этого информация о конкретном событии раздваивается, расслаивается и всячески искажается. Единственный способ все это прекратить – в конце концов назвать все вещи своими именами, заговорив о них простым и понятным английским языком.
Условия для этого складываются уже идеальные: публика психологически готова услышать и поверить; имеется выходной вне Хогвартса; имеется Полумна, чей отец согласен напечатать интервью Гарри по поводу возрождения Реддла (и имеется, к слову, стараниями Дамблдора, уже очень давно); наконец, имеется профессиональный корреспондент, которого можно
попросить (читай: шантажом заставить) взять интервью и правильным образом его оформить.
Ибо выбора-то у Риты особо и нет, кроме как беззубо поломаться и в конце концов согласиться встретиться. Замечу – ее ответное письмо Гермионе приходит аж месяц спустя. К чему бы это – и что написала Гермиона? Судя по удивлению Риты на встрече, девушка о деле не написала ничего – лишь предложила встретиться (и на всякий случай напомнила, что будет, если Рита откажется).
Единственное, что способна выкинуть в своем положении Рита – поиграть на нервах Гермионы и не присылать ответ аж до намеченного дня встречи. Судя по лицу Гермионы, в ответе в красках, но довольно емко расписаны все мысли Риты по поводу предстоящего рандеву, но, поскольку выбора у Скитер нет, значится и вопрос о месте и времени – что Гермиона и летит указывать утром 14-го.
Предполагалось, что Гермиона введет Риту и Полумну в курс дела до того, как к ним присоединятся Гарри и Чжоу, чтобы не тратить их время, однако Гарри, потерпевший полное фиаско на свидании с Чжоу, плетется в «Три Метлы», где, немного поболтав с Хагридом, который вскоре его покидает, обнаруживает Гермиону, Полумну и Риту – самую странную компанию из всех, которые только можно было вообразить (что ж, это война; кооперироваться приходится всем, и у многих это выходит вполне сносно – кроме Снейпа и Сири).
Поэтому разговор о целях и задачах Гермионе приходится вести, попеременно отвлекаясь на пресечение провокаций Риты в сторону Гарри («Чжоу?
Девушка? Симпатичная, да, Гарри?..»). Цель, собственно, одна – и лежит на поверхности:
- Но, конечно, маленькая мисс Совершенство не захочет, чтобы я писала об этом?
- Вообще-то, – сладко поет Гермиона, которой явно идет на пользу продолжительное пребывание в команде Директора, – это как раз то, чего маленькая мисс Совершенство
хочет.
Гарри и Рита молча таращатся на Гермиону.
- Ты
хочешь, чтобы я опубликовала, что он говорит о Том-Кого-Нельзя-Называть? – хрипло переспрашивает Рита.
- Да, хочу. Правдивую историю. Все факты. В точности так, как Гарри их сообщит.
Иногда я задумываюсь, почему идея дать это интервью пришла в голову именно Гермионе. Неужели Гарри в прошлом году не научился, что и как может делать пресса? Видимо, он принадлежит к тому типу людей, которые всегда избегают давать какие-либо объяснения. Потому что не верит в их целесообразность. В этом, кстати, мы с ним наиболее похожи.
Ну, вот… можно еще спорить с теми, у кого глаза вставлены не под тем углом, что у меня. Хотя бы потому, что совершенно не доказано, будто у меня угол зрения правильный. Может, как раз наоборот – и я буду счастлива его выправить.
Но с теми, у кого глаз вообще нет или они туго изолированы от окружающей действительности (вроде фаджевых) спорить, считаю, вообще бесполезно. Зачем? Они ведь всего лишь повторяют что-то, где-то когда-то услышанное. Что может быть скучнее, чем спорить о цвете со слепым?
Конечно, высший пилотаж педагогики – это когда умный человек как бы невзначай описывает увиденное так, что этому, не пользующемуся глазами, становится шибко интересно, и он формирует-таки узенькую щелочку. Меня так мои преподаватели обучали. Тогда с таким человеком можно работать дальше. Но я совершенно так не умею, не хочу, да и, видимо, не воспитатель по натуре.
Гораздо чаще вкусное описание вызывает не желание посмотреть самому, а некритичное восприятие данного описания. Оно идет в штамп – и по новому кругу. А глаза все так же закрыты. Этим, в частности, меня жутко бесят все споры о политике.
Короче, как говаривала Анна, сначала три справки от разных окулистов, а потом я еще посмотрю, есть ли смысл спорить. Гермиона же по натуре совсем другая – ей важно биться насмерть за свои убеждения с тем даже, кто о них ее и не спрашивал, отстаивать свою точку зрения, высказывать собственное мнение, заявлять о том, что она знает наверняка. «Кто-то не поверит, – отвечает она Рите, – но версия «Ежедневного Пророка» о побеге из Азкабана имеет некоторые значительные дыры. Я думаю, многие люди будут искать, нет ли лучшего объяснения тому, что случилось, а если будет доступна альтернативная история <…>, я думаю, они очень захотят ее прочитать».
Вариант беспроигрышный, если не рассчитывать на сокрушительную победу, чем Гермиона, собственно, и занимается. Причем все продумано до мелочей – подозревая, что подобного «Пророк» не напечатает, девушка договаривается с Полумной, чей отец «очень рад взять интервью у Гарри. Вот кто напечатает». Риту, по сути, спрашивают лишь для вежливости – как она сама прекрасно понимает, ей придется работать даже за бесплатно («Я не думаю, вообще-то, что папочка платит людям, чтобы они писали для журнала. Они делают это, потому что это почетно и, конечно, чтобы увидеть свои имена в печати»), иначе, «как вы прекрасно знаете, я проинформирую власти о том, что вы – незарегистрированный анимаг. Конечно, «Пророк» даст вам достаточно много за взгляд на жизнь Азкабана изнутри». Да, Гермиона даже слишком хорошо усвоила истину, что прессой, конечно, управлять невозможно, однако всегда можно договориться с отдельными ее представителями.
Надо отдать ей должное, Рита подходит к делу со всей ответственностью и профессионализмом, выжимая из Гарри все, даже самые мелкие, детали. Все-таки профессия репортера – это полностью
ее дело.
Безумно смешно и здорово, конечно, следить за взаимодействием трех столь разных дам.
Рита, которая вряд ли верит в правдивость большей части своих статеек и с некоторым презрением относится к тем, кто им таки верит. Она расчетливо и хладнокровно рубит бабло, но все же иногда увлекается – очень недолго – и это как раз наш случай. Она всем сердцем ненавидит Гермиону, лишившую ее и положения, и работы, и денег, и даже свободы – но она признает в ней достойного противника и в некоторой степени уважает ее.
Полумна, напротив, свято верит в то, что пишет ее отец («Он публикует важные истории, о которых считает, что публика должна про них знать. Он не волнуется о том, чтобы делать деньги»). Риту такой подход откровенно и до колик смешит («Я могла бы удобрять свой сад содержимым этой тряпки», – если бы он у нее был после встречи с Гермионой, ха-ха).
Гермиона, ради общего блага зарыв топор войны и нынче называя «Придиру» не идиотским журналом, а «необычным», в общем-то, с Ритой согласна.
Полумну мнение этих двух совершенно не волнует – ее просто попросили помочь Гарри, а ее отца – непосредственно Директору.
Жутко довольную собой Гермиону, явно ощущающую себя на коне, по сути, эти две тоже не волнуют. Ее цель – помочь Игре и сделать так, чтобы у Гарри «появилась возможность сказать правду» – чего бы это кому ни стоило и к чему бы это ни привело.
В конце концов и она, и Полумна, и Рита сходятся на том, что данное дело выгодно каждой из них.
Удивительная вещь – дипломатия.