То, что творится в школе после эпичного отлета близнецов на волю, сложно себе представить. Фред и Джордж вмиг превращаются в легенды, и нередко от студентов доносятся раздражающие меня фразочки типа: «Честно, иногда мне просто хочется вскочить на метлу и свалить отсюда…» Я имею ввиду – что за черт? Хогвартс – это самое лучшее место на планете, какого книззла вы тут делаете, раз вам так не нравится?

Близнецы сделали все, чтобы о них забыли не скоро. Во-первых, они никому не рассказали, как убрать болото на шестом этаже, а потому Филчу приходится заделаться Хароном и переправлять учеников на лодке в нужные им классы, ибо ни профессора, ни Ли Джордан оказываются не в состоянии помочь Амбридж в ином решении проблемы.

Несмотря на новую дверь в кабинете дражайшего директора (в старой красуются две огромные дыры от «Чистометов» близнецов), кто-то (не будем тыкать пальцем в Ли) умудряется подсунуть ей нюхлера, который перерывает весь кабинет и едва не отгрызает Амбридж пальцы вместе с кольцами. Конфискованную метлу Гарри, по слухам, отправляют в подземелья под охрану тролля (уж не Снейпа ли?).

Навозные бомбы и пульки-вонючки швыряют на каждом дюйме свободного пространства (близнецы оставили Ли неиссякаемое количество оных для продажи), с членами Инспекционной Дружины начинают твориться ужасные и необъяснимые вещи – капитан команды Слизерина по квиддичу Уоррингтон ложится в больничное крыло с жуткой кожной болезнью, к восторгу Гермионы, Пэнси пропускает все уроки во вторник из-за внезапно выросших на ее голове оленьих рогов, Ли не устает продавать тонны Забастовочных Завтраков, и студенты, страдающие от «Амбриджита», толпами покидают уроки дражайшего директора, которая абсолютно ничего не в состоянии сделать против такой массы объединенного народа, члены Дружины и Филч с хлыстом наперевес не могут поймать ни одного из сотни новообразованных хулиганов, а по школе и за ее пределами неумолимо ползут слухи о позоре нового директора.

Но все это ничто по сравнению с тем, что вытворяет Пивз.

Хихикая, как сумасшедший, он носится по замку, переворачивая столы, выпрыгивая из шкафов, опрокидывая вазы и статуи, дважды запихивая миссис Норрис в рыцарские доспехи, разбивая фонари и задувая свечи, жонглируя горящими факелами, уничтожая в огне бумаги, затапливая коридоры, выпуская целую сумку тарантулов посреди Большого Зала за завтраком и часами преследуя Амбридж, издавая весьма интересные звуки всякий раз, когда она пытается заговорить (видимо, в какой-то момент он еще и сжигает приказ на свое выдворение из замка – либо Фадж так и не решается его подписать).

Во всем происходящем преподаватели занимают весьма однозначную позицию. В какой-то момент Гарри лично наблюдает бессмертный шедевр: проходя мимо Пивза, старательно откручивавшего огромную хрустальную люстру, Макгонагалл тихонько шепчет ему: «Она откручивается в другую сторону».

Шутка бесподобная, но это не просто шутка – это нефиговое свидетельство тому, что команда Директора прекрасно знает, чьих на самом деле рук весь этот бедлам – и активно поддерживает своего вожака. Хотя бы тем, что не вмешивается и позволяет анархии цвести и пахнуть. Да, даже Снейп.

Во вторник, 8 мая, трио видит, как в школу маршируют очень злые родители Монтегю. Похоже, кое-кому не удалось или не слишком захотелось восстанавливать паршивца после его временного нахождения в унитазе. Нет, оно, конечно, понятно – парень повредился в уме, ибо трансгрессировал в замок, на котором, вообще-то, стоит антитрансгрессионный барьер – но неужели ни Снейп, ни Помфри за почти целый месяц не смогли добиться улучшения его состояния? Слабо верю. Скорее уж – не слишком захотели. Чем меньше их, членов Дружины, тем больше нас.

Тем временем Рон изо всех сил беспокоится по поводу того, что скоро ему прилетит от матери – мол, должен был остановить своих братьев! – а Гермиона никак не может взять в толк, откуда у близнецов деньги на магазин. Разговор заканчивается тем, что Гарри наконец признается, что отдал им свои призовые за Турнир, но штука вот в чем: как и когда Фред и Джордж вообще умудрились арендовать помещение?

8 августа на Гриммо оба признавались, сколь помнится, что у них нет возможности снять помещение – то есть это нельзя провернуть с помощью одной лишь совиной почты, нужно личное присутствие их самих либо… либо тех, кто согласится им помочь, не находится в школе и под неусыпным контролем миссис Уизли. Тех, к тому же, кто мог бы по-быстренькому уладить все бюрократические вопросы, забежав в Министерство – ведь именно там, на седьмом уровне, находится Департамент патентов на шуточные изделия, к которому, если близнецы хотят спокойно вести бизнес, надо, по идее, бежать вперед лошади и регистрироваться…

В общем, я ставлю на Артура. Артура, который превосходно понимает своих сыновей и соглашается им помочь, а заодно проявляет чудеса героизма, приняв обрушившийся от Молли удар на себя («То есть как это они бросили школу?!» – «Молли, дорогая, Молли, я тебя информировал – и все, Молли! Положи сковородку!»), еще и сумев опосля (когда Молли опустила руку со сковородкой и остановилась отдышаться) раскрыть ей глаза на преимущества подобного исхода. Именно поэтому, вопреки опасениям Рона, до него так и не долетит ни один Громовещатель от матери. 

Уроки Окклюменции не возобновляются – поскольку никаких новостей от Люпина и Сири Гарри так и не получил, подростку не ясно, сумел ли Люпин таки поговорить со Снейпом, но Гарри приходит к выводу, что, если даже и сумел, Снейп его проигнорировал, как начал игнорировать Гарри.

Меж тем, именно факт того, что Снейп, в запасе которого остается целый месяц до начала экзаменов, чтобы превратить, при желании, жизнь Гарри в ад (и добиться того, чтобы парень на нервяке не сумел подготовиться к СОВ), вместо этого просто игнорирует подростка, предоставив ему бесценное время спокойно повторять материалы к экзаменам и заботиться только и только об этом перед стремительно надвигающимся июнем – лучше чего бы то ни было свидетельствует, что Люпин таки с ним поговорил. Впрочем, от этого поведение Снейпа становится тем более невзрослым.

Вслед за Анной я полагаю, что очень многое сказали Снейп с Люпином друг другу – недаром Люпин всю дорогу в следующем году будет так упорно настаивать, что Снейпу Надо Верить.

О чем таком могли беседовать два старых верных недруга? Я, конечно, могу привести здесь их предполагаемый разговор во всех красках, но не стану этого делать. Потому что любая неточность во фразах, которую я, не зная наверняка, о чем они говорили, несомненно допущу, будет оскорблением этой беседы. И я считаю ее слишком важной, чтобы над нею коварно глумиться или игнорировать недочеты своей мозговой работы.

Но я разрешаю себе аккуратно и в общих чертах прикинуть, какими могли бы быть основные темы их разговора.

Учитывая, что, с точки зрения Снейпа, Гарри предал его доверие так же, как это сделал Люпин в Игре-3 с Картой Мародеров и Сириусом, уверена, выяснение отношений по той Игре, которое они так и не закончили, просто не могло не состояться.

Сожженные в тот год дотла бумажные кораблики доверия к Люпину и последовавшее осложнение отношений с Дамблдором надолго уступили место воронке, из которой Снейп оказался не в состоянии выбраться самостоятельно. Вопрос с Дамблдором решился спустя полгода – да Снейп и сам понимал, что виноват. Но проблема с Люпином – совершенно иная.

Люпин обрубил в Снейпе все желание тянуться к новым привязанностям, которые могли бы вылиться в нечто большее, чем молчаливые поступки и забота, спрятанная за холодной отрешенностью (вроде необходимости вновь варить Люпину зелье). Снейп отныне еще больше боится и значительно больше не верит в них – эти «мосты», которые горят по краям, толком не успев возникнуть.

Кроме этого, конечно, разговор не мог не коснуться и совершенно прошлого – выяснения отношений по поводу истории у Озера, воспоминание о которой Гарри посмотрел. Тут… как бы сказать… тут все еще тяжелее. Сюда уже примешиваются и остальные действующие лица, и смерть Джеймса, и предательство Петтигрю, и Сири, который провел 12 лет в Азкабане и так эпично оттуда сбежал, и трусость Люпина – там и тогда, в 15 лет, которую Снейп расценивает едва ли не хуже, чем ублюдочные издевательства остальных Мародеров, и… да, я уверена – Лили.

Я думаю, Снейп признается Люпину в этом. Не вслух, конечно, но Люпин эмпат или где? Для некоторых признаний слова не столь нужны. И Люпин понимает все. Понимает, почему Снейпа в Финале Игры-3 в Хижине, перед тем, как он неэстетично рухнул на пол головой вперед, схватив три заклинания одновременно, так решительно несло, почему он в ответ на робкое гермионино: «…если все же произошла ошибка?» – оглушительно орал: «Молчать, глупая девчонка! Не говори о вещах, которых не понимаешь!» Люпин после их беседы понимает его наконец. Да и я тоже.

Это очень хорошо прописано у Severus_divides_into_H: ошибка? Ошибка? Два тела, осиротевший ребенок, рухнувший мир – это ошибка? Четырнадцать лет темноты – и повторное предательство Люпина, повторное унижение от, пусть другого, но Поттера – это нелепое недоразумение?

Люпин, наконец, понимает все это – и принимает тоже. Принимает во всем масштабе то, что Снейп – до сих пор – испытывает чувства к Лили. Принимает его отношение к Сириусу. К себе. К Гарри, наконец.

Он понимает все и, полагаю, в какой-то мере помогает понять Снейпу – всех остальных. И Сири в том числе. Что они, в сущности, с ним очень похожи, может быть, рассказывает, как Сири чувствует себя теперь, когда Гарри так не вовремя и не к месту разворошил в них с Люпином старые раны. Помогает понять, что, в сущности, все они – втроем – в одной лодке, пришибленные внезапно вернувшимся прошлым и смутным, серым будущим. И все это получается у них… ну… с драмой, как Снейп не любит. Возможно, даже с – о ужас – поддерживающим похлопыванием по плечу. Потому что это такое… как бы сказать…

Будущее иногда бросает камни в прошлое. К этому всегда следует быть готовым, но к этому невозможно подготовиться. Готовым к тому, что, собирая камни правды о себе и своем времени, чтобы передать какую-то пыль от них тем, из будущего, молодым и не знающим (Гарри, например), но осуждающим – и весьма резонно – выносящим жесткие вердикты, бередящим старые раны – собирая такие камни, подготавливаешь их и для себя тоже. Это потом уже можно дружно ностальгировать на тему до самого лета – а пока разборки с прошлым будут очень болезненными.

Что еще? Конечно, тема того, что Гарри жутко сожалеет о своем поступке. И вот тут Люпин деликатничать не станет, а прямо в лоб ударит осознанием, мол, ты, Северус, тоже, небось, много чего насмотрелся у Гарри в памяти да и реакцию мальчика на увиденное в Омуте прекрасно помнишь – он не поддерживает Джеймса и весьма сконфужен его поведением с тобой, он полностью сочувствует тебе и не знает теперь, как после этого он должен относиться к своим родителям.

Причем объясняет это Люпин Снейпу так доходчиво, терпеливо, подробно и столько раз, что у Снейпа просто не остается ни единого шанса не понять. Хоть он и верит бесконечно в похожесть Гарри на отца, он уже не может не замечать, насколько парень от Джеймса отличается – даже Сириус, пусть поздно, но натыкается на эту сенсацию осенью, после первого посещения камина гостиной Гриффиндора – наверняка Люпин устроил Звезде выволочку на эту тему, когда Ярчайший полез жаловаться («Лунатик! Лунатик! Ну ты подумай, а?!») – и медленно и осторожно начинает видеть и любить в Гарри… ну… Гарри. Снейп эту новость для себя открывает примерно годом ранее – он должен сейчас понять Люпина, он не может ему не поверить…

Но все это не играет никакой роли в конечном итоге. Снейп не идет с Гарри на контакт. Почему, если беседа так успешно сложилась?

Потому что есть поступки, которые невозможно простить, если ты – Снейп. Они настолько сильно задевают сердце, что единственной возможностью их пережить становится желание мстить или рвать все на корню, избегая прямого разговора. Хотя бы так. Большинство как-то справляется с собой и переступает через ситуацию – лишь некоторые заходят за черту. Но эта черта – из тех, которые не оставляют шанса отыграть назад. В некоторых случаях уже становится трудно понять, что ты делаешь – кажется, то, что является верным. Но ошибки не так редки.

В случае Снейпа это работает и в отношении Мародеров, и в отношении Гарри.

Поэтому Люпин может сколько угодно рассказывать Снейпу, как сильно Гарри сожалеет, и Снейп даже признает, что он прав, и это так и есть, но уроки он не возобновит. Не только из-за Гарри – есть еще один человек, но о нем чуть позже.

В основном же мешает Снейпу его гордость, если брать самую суть, и по-детски, до глубины души уязвленное самолюбие. Если Снейп каким-то боком и виноват в том, что Финал Игры Года выйдет, каким выйдет, то именно здесь. Возможно, с помощью Окклюменции и удалось добиться резкого потепления в отношениях Снейпа и Люпина, но Директор терпит полнейшее поражение в попытке примирить Снейпа и Сири (впрочем, доля ненависти первого ко второму заметно снижается – чертов оборотень!), и ему лишь очень, очень частично удается примирить своего любимого сотрудника с Гарри.

Да, Снейп, к сожалению, ведет себя решительно не по-взрослому. Гарри, конечно, тоже сильно неправ – полез в личное, увлекся, был застукан и не нашел в себе храбрости и сил хотя бы извиниться по-нормальному (потупленные глазки – это оскорбление, а не извинение, прошу прощения, тоже мне, гриффиндорец), но Снейп – старше. И он мог бы начать разговор хотя бы с извинения за попытку поломать и размозжить мальчика об пол.

Все-таки от Снейпа всегда зависело очень многое и несоизмеримо больше, чем от Гарри. Я имею ввиду, он мог бы многое изменить в их отношениях с первой же встречи. Если бы не был таким упрямым болваном.

Вот Диккенс на эту тему высказался весьма и весьма справедливо: в том, в общем-то, маленьком мире, в котором живут дети, вне зависимости от того, с кем они живут, нет ничего, ощущаемого более полно, чем несправедливость. Эта несправедливость по отношению к ребенку может быть крайне малой, но ребенок сам мал, и мир его мал. Гарри с самого детства, с 11 лет знал, что Снейп был к нему несправедлив. И, будем честными, ничто в этом мире – ни отношение Снейпа к Джеймсу, ни то, что он был преподавателем Гарри, ни то, что Гарри бывал невыносим – не давало ему права обращаться с ребенком, прибегая к таким конвульсирующим методам. Зато периодически давало прекрасные Поводы.

В общем, с примирением не выходит. Сделай хоть кто-нибудь из строптивых балбесов первый шаг, Гарри бы вовремя побежал к Снейпу в Финале, и не случилось бы того, что произойдет.

Хотя то, что произойдет, после подобного весьма… м… логично. Мальчикам дают не один, а минимум два (два!) шанса исправить сложившееся положение дел после отвратительного поступка Гарри. Минимум два. Извиниться друг перед другом и поговорить сразу; пойти на контакт после разговора Снейпа с Люпином. Они – Снейп и Гарри – упускают шансы все исправить минимум дважды. Не удивительно, что после этого жизнь развернется и так по ним вдарит, что они до конца подняться не смогут.

Ладно. Ладно уж. Есть одно но – и это опять же сыграет в Финале – между Гарри и Снейпом несмотря ни на что возникают некоторые зачатки взаимопонимания. Как бы ни была сильна взаимная жестокая обида, Снейп уже не сможет забыть, как тяжело пришлось Гарри у маглов, а Гарри не забудет, что детство нелюбимого преподавателя было не лучше его собственного (ну и, между прочим, надо же когда-то преодолевать идеалистическое восприятие ребенком родителей). То есть даже с учетом всего степень взаимопроникновения с последующим взаимоодушевлением обоих упертых мальчиков «после» значительно выше, чем «до». Так что задачу-минимум Директор в любом случае выполняет.

Провал и прекращение Снейпом взаимодействия с Гарри, помимо прочих, имеет и еще одно серьезное последствие: и Том, и Дамблдор лишаются возможности отслеживать, что происходит в голове подростка. Причем Том вновь вырывается на лидирующие позиции – ибо знает, что он сам Гарри транслирует. В то время как ни Снейпу, ни Дамблдору сие не известно.

Из-за ворвавшегося Малфоя на последнем занятии по Окклюменции Снейп даже не успевает увидеть, что накануне ночью Гарри во сне уже успел дойти до Зала Пророчеств. Более того, в ночь на 8 мая (прямо после отлета близнецов – Гарри вновь был взбудоражен и открыт для доступа) Гарри уже увидел и нужный ему ряд с полками – №97 (а у близнецов помещение в Косом Переулке под номером 93 – тонко, тонко) – и несся по нему прямиком к пророчеству, чувствуя, что цель близка – и об этом неизвестно никому, потому что Гарри, ощущая себя виноватым и постоянно понукаемый Гермионой, не сообщает даже друзьям.

Дамблдору просто неоткуда получить информацию о том, что Реддл уже показал Гарри весь путь; Директор ошибочно полагает, что у него есть еще запас времени, однако запаса у него давно уже нет. С самой середины апреля. Единственное, что до упора останавливало Тома, который так бы хотел покончить с этим, пока Дамблдора нет в школе, это то, что Реддл все никак не мог понять, почему Гарри не бежит, коли он показал ему, куда. Плюс – о чудо! – в мае моск Гарри уже более-менее умеет его блокировать и прерывать сны.

Разберемся пока с первым пунктом. Я уже говорила, в чем состоит корневая ошибка Плана Тома. Том этого не видит. Гарри же жутко интересно, что такое Том ему показывает, но он до самого конца упорно не сечет, что ему, оказывается, предлагают куда-то бежать. К середине апреля даже до Реддла уже доходит, что он, видимо, чего-то не учел. У кого проконсультироваться, если Снейп упорно молчит, а больше вроде как и не у кого?

Ах, да – новый прекрасный шпион в самом сердце Ордена, прямо в штабе – Кикимер. Именно переговорив с эльфом еще раз (через Малфоев), Том понимает, что надо срочно менять концепт своего Плана, иначе он так далеко не уедет – ведь вполне может быть, что Гарри не знает о пророчестве. Следовательно, как в Игре-2, надо играть на личных чувствах. Именно Кикимер подсказывает, на каких – на чувствах Гарри к Сири.

Как часто Кикимер вообще связывается с Малфоями и передает информацию? Сие доподлинно не известно, однако подозреваю, что не слишком часто. Я насчитала три раза. Первый – зимой, когда обитатели Гриммо начали волноваться, и пришлось надолго прекратить. Третий – последний – роковой, он будет летом.

Второй, по идее, должен быть где-то между серединой апреля (когда Том понимает, что чего-то не понимает) и июнем (когда случается третий). Могу даже еще точнее: когда Гарри связывается с Гриммо через камин Амбридж вечером 7 мая, Люпин уносится на чердак звать Сири, который в это время… «снова» ищет Кикимера, который «снова» куда-то пропал. Но если даже Люпин, употребивший слово «снова», понимает, что подобное подозрительное поведение Кикимера повторяется не в первый раз, то, простите, у меня большой вопрос: какого черта сие никого не беспокоит?

Я могу понять Сири, которого эльф в принципе не волнует – он вбил себе в голову, что домовики не могут уйти, если им не давать одежду, помнил, что одежду не давал – ну и все, черт с ним. Кроме того, уже давно растет взаимное неудовольствие между Ярчайшим и Директором – Сири просто не докладывает ему о Кикимере, во-первых, считая тему малозначимой, во-вторых, не желая ненужных нотаций.

Но Люпин-то куда смотрит? Ведь это он, скорее всего, и настоял, чтобы Сири пошел искать Кикимера, видимо, какое-то беспокойство его все-таки снедало – почему же после того, как эльф нашелся, Люпин не попросил Сири припереть домовика к стенке и узнать правду, где тот был? Почему Люпин не доложил Дамблдору?

Что ж, судя по его проскользнувшей ремарке в разговоре об Окклюменции («Когда Дамблдор услышит –»), Директор на Гриммо бывает не часто, если не сказать, вообще не бывает и вообще далек от дел мирских. То есть Люпин не мог доложить ему о Кикимере сразу. А потом… потом сердечное томленье стеснило его младую грудь, и он полностью погрузился в разборки со Снейпом относительно их прошлого и всеобщего настоящего. Не до того стало – предмет фиксации в глаз попал – какой уж тут Кикимер?

Кроме того, на примере Добби в день разгона ОД Гарри превосходно показывает, как можно легко и изящно решать все спорные вопросы через домовиков – просто приказав им соврать, если будут что-то спрашивать. Еще летом Сири объяснял, что Кикимер слушается приказов любого члена семьи – вот Нарцисса и приказывает ему врать, если Сири начнет спрашивать всякое неудобное. Спорный момент мог бы возникнуть, если бы Сири приказал говорить правду – но тут, полагаю, эльф бы выбрал слушаться приказа того человека, который больше нравится (Добби тоже нередко такое проворачивает). И это не Сири.

Таким образом, Том действительно вырывается вперед: мало того, что Кикимер оказывается ценным шпионом, так еще и провал уроков Окклюменции лишает Дамблдора возможности заглядывать Гарри в голову. 8 мая Гарри снится один из последних снов об Отделе, и подросток молчит. Кстати, именно это и спасает Снейпа от настырной Гермионы, которая всю дорогу усиленно беспокоится, что Гарри надо бы попроситься обратно к Снейпу на занятия, и которая, узнай она, что сны-то Гарри продолжают сниться, сама бы пошла разговаривать со Снейпом – с нее бы сталось.

По сути, 8 мая Том дает Гарри последний шанс побежать в Отдел добровольно – даже показывает нужный ряд, в последний раз перепроверяя, действительно ли подросток бежать не собирается. Все остальное время он, следуя новому Плану, вновь будет готовиться – подробно расспрашивать Беллатрису, как нынче выглядит Сири, как изъясняется, каковы его манеры – все в таком духе, чтобы как можно живописнее все представить. Реддл выходит на финишную прямую – осталось лишь правильно высчитать нужный момент – и знает это.

В каком-то смысле даже забавно то, что именно в данный момент Гарри начинает потихоньку себя блокировать. Связь с Томом через ошметок души последнего, а не через зрительный контакт (кстати, Гарри тянется именно к источнику – на все остальные крестражи парень так не реагирует, лишь ощущает что-то близкое и родственное с ними, как, например, с дневником, а не боль в шраме), очистка сознания от эмоций – все это приводит к тому, что ошметок начинает трепыхаться с большей амплитудой в сторону материнского лона – но теперь, когда сознание Гарри забито морем информации к СОВ и океаном переживаний, Тому становится все тяжелее выходить на контакт, пробираясь через такой массивный блок всякой ерунды.

Кроме того, виноватая часть сознания Гарри, затюканная Гермионой и Снейпом, все время стремится любым способом прервать плохие сны. В общем, как-никак, а Окклюменция все-таки приносит свои плоды… Хотя какое это, к черту, имеет значение?..

Остается последний вопрос: а что, собственно, Дамблдор?

О Кикимере и снах он, понятное дело, не знает, ибо неоткуда – но об отмене столь важных уроков Окклюменции-то просто обязан! По крайней мере, после 7 мая, когда Люпин грозится все ему передать.

Впрочем, я думаю, что, немного остыв, и Люпин вспоминает о принципе минимальной осведомленности Директора и догадывается, что тот не просто все знает, но мастерски делает вид, что ничего не знает, когда ему известно даже больше, чем надо.

Еще до 7 мая об отмене уроков Окклюменции узнают Игроки Гермиона и Живоглот. О том, что Гарри вдруг по какой-то таинственной причине резко и внезапно хочет поговорить с Сири, знают они же, плюс близнецы и мадам Пинс. Да что там – 7 мая об этом узнает даже сам Снейп – так громко Гермиона шипит предостережения в классе абсолютно глухого преподавателя – кто хоть один урок сидел на месте учителя в полном детей классе, меня поймет: все превосходно видно и слышно. (Я уж грешным делом даже думаю: может, это Снейп Гарри во время штурма кабинета Амбридж невидимкою прикрывал? Уж больно как-то гладко все сложилось… но, впрочем, чего не бывает?)

Допустить, что Дамблдор после всего этого не знает о провале стратегически важной для него Окклюменции… ну, это надо быть очень большим идио наивным человеком.

И что же Директор делает? А ничего.

Показательно, что до Гарри не доносится ни малейшего отголоска или намека на выяснение отношений между Снейпом и Дамблдором. Я уверена, это потому, что такого выяснения не было и быть не могло.

Я имею ввиду, как вы себе это представляете?

Дамблдор, драматично:

- Северус! Прошу, продолжайте занятия!

Снейп: молчит.

Дамблдор, громче:

- Северус! Вам необходимо –

Снейп: начинает рычать.

Дамблдор, отчаянно:

- Северус, вы вгоняете Директора в гроб и даже глубже!

Снейп: испепеляет его своим фирменным взглядом под громкий скрежет собственных зубов.

Дамблдор, робко:

- Я так понял, вы возражаете…

Снейп, угрожающе и предельно тихо:

- Сильно возражаю… Так возражаю, Дамблдор, что, когда вы вернетесь в школу и у меня будет время, я вам ухи отвинчу, в мелкое какаду порежу и в другое место вставлю…

Снейп, конечно, подозревает, что Директор подсунул ему Омут специально с далекоидущими целями. Станет ли он предъявлять это Дамблдору? Вряд ли. Убить под горячую руку Дамблдора без объяснений – это могло бы быть. Но, как мы знаем, не случилось.

Далее немного пришедший в себя и решивший пока оставить в живых сволочь-начальника профессор сэр Зельеварения начинает громко молчать о ситуации, как очень обиженный мальчишка, которого некому было научить правильно со своими обидами работать. Ибо что он будет делать, ответь Директор на Страшный Вопрос утвердительно? Снейп слишком любит Директора, чтобы рискнуть разрывом отношений. А именно разрыв отношений – самый пропорциональный ход в ответ на подобное посягательство на личные границы. И Снейп это прекрасно понимает.

Зато у него есть железный Повод с высокой башни наплевать на желания Дамблдора, чтобы уроки Окклюменции продолжались, и тут уже Дамблдор оказывается в щекотливом положении «Попробуй Возрази», ибо, подозреваю, даже соваться к Снейпу лично долгое время не решается.

Конечно, о сложившейся ситуации он никому не рассказывает, но, когда обо всем узнает Люпин и мчится к Снейпу, Директор его не останавливает. Ну кто, кроме Люпина, может в этот миг растопить холодное, обиженное сердце зельевара? Заодно – пусть мальчики помирятся, а то с лета 1994 ходят и дуются… Да и не из одних только опасений, что Снейп его покусает, Дамблдор упорно держится в стороне – он все надеется, что Гарри и Снейп (возможно, с помощью Люпина) сами смогут решить проблему, что хоть кто-то из них поведет себя по-взрослому, ибо – ах, как бы после этого им всем стало хорошо, святой Мерлин!..

И щадит чувства Снейпа, чего уж тут.

Я полагаю, да, именно Люпин сильно способствует отсутствию выяснения отношений между Снейпом и Дамблдором, отважно лезет в пасть к змее, принимает удар на себя, узнает подробности и долго с деликатным терпением объясняет Снейпу, как Гарри сожалеет, как немыслимо плохо вели себя Мародеры – и, конечно, как чудовищно неэтично было бы со стороны Дамблдора сознательно организовать такую подлянку, как Омут, однако он, Люпин, не хочет верить, что Дамблдор мог быть на такое способен.

Короче, даже если не примешивать к отношениям двоих клоунов Люпина, они, эти отношения, такие, как всегда – очень забавные и невероятно трагичные одновременно. И вообще…

Вот смотрю я на всех них из глубины лет, которая, чем дальше, тем глубже, смотрю-смотрю и думаю – с улыбкой и болью одновременно – какими же они все были… смешными и глупыми.