То, что проворачивает с Амбридж Гермиона, целиком укладывается в правило «Никогда Не Надо Злить Гермиону Грейнджер», ибо она с пугающей жестокостью отдает долг Амбридж за весь учебный год и заодно на всю жизнь вперед.

Быстро и целеустремленно девушка ведет Гарри и Амбридж к парадным дверям замка (Гарри странно и дико слышать гомон сотен учеников за ужином в Большом Зале – беззаботных, счастливых), проводит через территорию и, отвечая на обеспокоенный вопрос Амбридж, поводит рукой в сторону Леса: «Там, конечно».

Амбридж не поспевает за подростками на своих коротеньких ножках, то и дело спотыкается, падает и запутывается в кустах – Гермиона, не останавливаясь ни на минуту, продолжает громко продираться вперед и периодически орет Амбридж через плечо, что, мол, осталось пройти еще немного.

- Гермиона, потише, – шепчет Гарри, пользуясь тем, что Амбридж, застрявшая в ежевике («Это опасный и единовременно очаровательный символ. Ведь тебя предупреждали: не ходи к тем валунам у реки. Ты ведь однажды уже заблудился там, да споткнулся, да расшиб себе лоб. Но нет! – ты не слушаешь советов и все же идешь к этим самым валунам <…> Ежевика не способна любить тебя в ответ. Это просто не в ее природе. Она дарует тебе вдохновение, проведет по заповедным чащам, но выберешься ты под утро все же весь израненный да помятый. Если, конечно, вообще выберешься», – что-то из кельтской мифологии), не слышит. – Здесь может слушать все, что угодно –

У Гарри вновь появляется никогда не подводящее его ощущение, будто за ним наблюдают.

- Я хочу, чтобы нас услышали, – бормочет Гермиона. – Увидишь…

В принципе, после этого заявления, а также после триумфальной улыбки, появившейся на лице Гермионы, когда спустя долгое время их бесцельного шатания по Лесу, выпустив поверх ее головы предупреждающую стрелу, ее, Гарри и Амбридж окружает около полусотни кентавров, становится предельно ясно, что на это Гермиона, собственно, и рассчитывала.

Вот только до меня сравнительно недавно дошло, что Гермиона не только рассчитывала, что кентавры помогут им с Гарри избавиться от Амбридж, но еще и совершенно точно знала, что они сделают с госпожой директором.

Ибо – я напомню – волшебниками из школы кентавры недовольны уже очень давно. Их последняя встреча с Хагридом и вовсе доводит их до предела терпения. Когда же они выясняют, кто перед ними стоит (вот люблю привычку кентавров сначала поговорить, а потом уже бить – они как бы дают тебе последний шанс, и это иногда спасает; но, если ты им не воспользуешься или воспользуешься неправильно, это уже твои проблемы), тетива их луков натягивается еще туже.

О, я уверена, они прекрасно знают, кто такая Долорес Амбридж – хотя бы через беседы с Хагридом. Уверена также, им известно, какие законы она продавливала в Министерстве конкретно против них. Более того, судя по словам Магориана, они абсолютно в курсе событий в школе, и эти события им явно не сильно нравятся:

- Я Долорес Амбридж! – в ужасе пищит она. – Старший помощник Министра Магии и директор и Генеральный Инспектор Хогвартса!

- Ты из Министерства Магии? – переспрашивает Магориан, пока остальные кентавры беспокойно ерзают («Ба, какая цаца!»).

То есть как бы на остаток фразы о ее регалиях кентавры абсолютно не реагируют. Пусть невинные единороги Дамблдору так и не прощены (почему он и дипломатичненько держится от Леса подальше, встречая Флоренса явно не в кустах ежевики), однако Директором школы кентавры признают и поныне точно не эту жабу.

Развитие беседы с кентаврами играет не в пользу Амбридж – заспорив по поводу уровня интеллекта кентавров и того, кому все-таки принадлежит Лес, Амбридж получает вторую предупреждающую стрелу и окончательно съезжает с катушек от ужаса и ненависти – громко взвизгнув: «Инкарцеро!» – она связывает Магориана, чего остальным кентаврам оказывается достаточно.

Гарри валит Гермиону на землю – стадо, стуча копытами так, что дрожит земля, бросается на вопящую Амбридж. Бейн поднимает ее в воздух и галопом скачет с ней в глубь Леса – вопли – директора – становятся все тише.

Лично мне очень нравится эпизод, когда Гарри в фильме на просьбу Амбридж о помощи чужим голосом отвечает ей: «Извините, профессор. Я не должен лгать». На книжного Гарри это совершенно не похоже, но момент… в-дрожь-бросающий. Правильный.

Книжный же Гарри бросается поднимать упавшую палочку Амбридж, но возмездие сразу настигает его и Гермиону – в виде тех же разгневанных кентавров, которые, подняв подростков за шкирки, принимаются долго решать, что с ними делать.

- Они молоды, – медленно произносит Ронан, держащий Гарри. – Мы не трогаем жеребят.

Не уверена, что горячая дискуссия по этому поводу разгорелась бы, промолчи Ронан. Ведь и он, и Бейн, и Магориан прекрасно знают, кто такой Гарри. Строго говоря, им, конечно, на это плевать, однако Ронан всегда был спокойнее и справедливее (с точки зрения человека), чем остальные – в Игре-1 в стычке Бейна с Флоренсом он попытался аккуратно урезонить первого, фактически встав на сторону второго.

Полагаю, он всегда так или иначе разделял взгляды Флоренса и, следовательно, Дамблдора, однако предпочитал не порывать с табуном так радикально, как это сделал Флоренс. По сути он постоянно занимался тем, что лавировал между интересами сородичей и позицией сочувствующих Дамблдору, стараясь не подставить при этом самого себя. И результат таков, что в Финальной Битве за Хогвартс два года спустя будут участвовать и Бейн, и Магориан, и Ронан. Думаю, не надо дополнительно объяснять, кто первых двоих вытащит из Леса? Ну, а за Магорианом последуют и остальные. А началось все с отщепенца-Флоренса, который заставил задуматься Ронана, который потом заставит задуматься если не все, то часть стада. Так что… как бы сказать… если во что-то верит большинство, это еще не значит, что это что-то – правильное.

Сомнение Ронана в Лесу в Финале Игры-5, высказываемое как всегда аккуратно и нечетко, позволяет Гарри и Гермионе выиграть время, пока кентавры спорят друг с другом, и это, кстати сказать, весьма удачно. Пока одни обрушиваются на Гермиону, а другие молчат (вроде Магориана, который, конечно, не радикальный отщепенец-Флоренс и не сомневающийся Ронан, но и не бешеный агрессор-Бейн – видимо, стоит и пытается сообразить, не нарушит ли он небесный порядок своими действиями), обстановка на поляне в Лесу вновь накаляется и становится громкой.

- Они пришли сюда непрошенными, они должны заплатить за это! – рычит один из кентавров.

Ах, не ходите, дети, в Лес дальше определенной черты, за которой, как уверены кентавры, уже начинаются их владения – если только вас об этом не просят, или только если у вас нет предварительной договоренности с кентаврами, как, например, было с Хагридом – ведь Лес считался его работой. По крайней мере, до истории с Флоренсом.

В противном случае – берите пример с Дамблдора и мудро топчитесь на опушке около Леса, ибо провоцировать кентавров, живущих по каким-то своим (для протокола: я не говорю «плохим» или «хорошим», я говорю «своим») законам – себе дороже.

- Они могут присоединиться к женщине! – выкрикивает кто-то из них.

- Вы сказали, вы не причиняете вреда невинным! – теперь по лицу Гермионы бегут уже настоящие слезы. Она начинает умолять.

Что, между прочим, вовсе не удивительно – ведь она лучше Гарри понимает, что значит «присоединиться к женщине».

Непонимающих отсылаю к истории с Евритионом и Гипподамией и последующей истории с остальными кентаврами и женщинами и молодыми мальчиками-лапифами, описанной в 12 книге «Метаморфоз» Овидия – там довольно подробно представлено, что могут сделать опьяненные кентавры с дамами и, скорее всего, лапифами, если их не остановить вовремя.

И вот именно и только на такой исход встречи кентавров с Амбридж и надеялась Гермиона изначально, заводя нового – директора – в Лес. Когда я осознала это, моя челюсть довольно долгое время никак не могла встать на место.

Так что Гермионе меньше всего хочется «присоединиться к женщине» и Бейну, поэтому она вполне обоснованно впадает в истерику.

Однако жизнь, по-видимому, решает, что Гермиона поступила с Амбридж не до конца несправедливо, поскольку, припугнув девушку возможностью жесточайшей и совершенно не детской развязки, дарует очередную – на сей раз, счастливую – случайность. Ибо на поляну к детишкам и кентаврам врывается безутешный Грохх – порванные веревки тянутся от его лодыжек.

- Хаггер! – ревет он, всматриваясь в толпу так пристально, будто ищет что-то крошечное, что обронил.

Что ж, очевидно, что, проливая слезки по отсутствующему Хагриду, Грохх у себя на поляне внезапно слышит человеческие вопли (Амбридж, например) – и, решив, что это Хагрид, ибо других человеческих звуков он доселе никогда не слышал и об их существовании не знал, со всей силы дергается на звук, разорвав веревки.

У меня долгое время стоял вопрос, как вышло так, что веревки не рвались никогда прежде и порвались в эту самую минуту (неужели кто-то намеренно освободил?), однако потом я вспомнила о чудесном зонтике Хагрида. Что ему стоило накладывать дополнительное заклинание прочности на веревки при каждом визите к брату? Однако, поскольку Хагрид отсутствует уже довольно длительное время (сильно подозреваю, что он не навещал брата, опасаясь Амбридж и кентавров, с тех самых пор, как показал его Гарри и Гермионе – да и в тот раз то ли Гарри не видел, то ли Хагрид заклинание не накладывал), заклинание значительно выветрилось – и великаньей силушки оказалось достаточно, чтобы его разорвать вместе с веревками, когда очень захотелось – то есть когда он услышал вопли Амбридж, кентавров и Гермионы.

Удивительное дело: даже с ним кентавры поначалу пытаются решить вопрос диалогом. Однако Грохх на подобное пока не способен – узнав Гермиону в толпе, он тянет к ней свою огромную руку и по пути нечаянно сбивает с ног одного из кентавров. За что закономерно получает пятьдесят стрел прямо в лицо.

Подняв Гермиону на ноги, Гарри утаскивает ее за деревья, откуда наблюдает весьма впечатляющую картину: разъяренный Грохх, истекая кровью, гоняется за разбегающимися во все стороны кентаврами и вскоре исчезает за деревьями. Надеюсь, кентавры не побежали к себе в стойбище и не привели великана туда – у Амбридж и без того намечается нелегкая ночь…

Примерно в этот момент шрам Гарри вновь взрывается болью, и парень обрушивается на дрожащую Гермиону («Умный план!») в ярости – Том, как видно, уже сгорает от нетерпения («Быстрее! Мои крошки-Пожиратели устали стоять там и ждать! Что можно делать целых два часа подряд?!»).

Судя по тому, что шрам Гарри болит то сильнее, то слабее в течение всего вечера, я сильно подозреваю, что Реддл конкретно отслеживает, что с парнем происходит, через его же глаза – должен же он узнавать откуда-то, мчится ли Гарри в Отдел или нет – и периодически очень вовремя напоминать подростку, что надо поторапливаться. А то Гарри после кентавров и Грохха немного об этом забывает.

В следующий раз шрам взорвется болью, когда Гарри вновь встрянет в Лесу – долго и громко решая, кто останется, а кто пойдет в Министерство с ним. Ибо трясущаяся от пережитого Гермиона, а также присоединившиеся к ним после разборки со слизеринцами друзья полны твердой решимости никуда Гарри в одиночестве не отпускать.

Между прочим, тема того, что произошло в замке, когда Гарри и Гермиона ушли оттуда с Амбридж – это вообще отдельный и очень глубокий предмет разговора. Пока я готова копнуть лишь по самому верху.

Рон говорит, что они «видели вас через окно, как вы направляетесь в Лес, и пошли следом». Важен ответ на вопрос, когда они это видели – до разборок с членами Дружины или после? Я ставлю на то, что все-таки до; в противном случае у нас как минимум образуется дыра во времени – между разборками и приходом друзей в Лес.

Таким образом, когда Гермиона активно жестикулирует в сторону Леса, за нею наблюдают и слизеринцы, и гриффиндорцы – и вот когда становится ясно, что Амбридж вернется нескоро, в ход идут чье-то Оглушающее, чье-то Обезоруживающее, Импедимента Невилла и Летуче-мышиный сглаз Джинни, направленный на бедного Малфоя. Когда же Рон и остальные входят в Лес, далеко-далеко под сенью деревьев уже вовсю вопят Амбридж, кентавры и – в особенности – Грохх, значительно помогая деткам сориентироваться.

Замечу: среди членов ИД из тех, кто может еще хоть как-то передвигаться, остаются некто обезоруженный – и Малфой. Запомним это и пока отложим.

Тем временем детишки продолжают спорить с Гарри, сильно затягивая время.

- Мы все были вместе в ОД, – тихо говорит Невилл. – Это все вроде как было, чтобы драться с Сами-Знаете-Кем, разве нет? И это наш первый шанс, когда нам пришлось сделать что-то по-настоящему – или это все было просто игрой или вроде того?

- Нет – конечно, не было --, – раздраженно начинает Гарри.

- Тогда нам тоже надо пойти, – просто заключает Невилл. – Мы хотим помочь.

- Верно, – счастливо улыбаясь, кивает Полумна.

И ведь данные конкретные эти двое даже не представляют, куда и зачем они рвутся. Они оба даже не совсем понимают – до самого конца Финала этой Игры, искалеченные и испуганные – за что они борются. Они просто с самого начала знают, что Гарри хочет бороться за это. И для них этого достаточно…

- Ну, это все равно не важно, – говорит Гарри, – потому что мы все еще не знаем, как туда добраться –

- Я думала, мы это решили, – отвечает Полумна. – Мы летим!

После бури негодования и издевок («…ты, может, и можешь летать без метлы…») Полумна с достоинством тычет пальцем в тихонько подошедших на запах крови Грохха фестралов:

- Морщерогий кизляк не летает, но эти могут, и Хагрид говорит, они очень хорошо находят места, которые нужны их ездокам.

Ах, эти волшебные слова… чуть позже и Джинни произнесет: «…а мы знаем, что Хагрид приманивает фестралов сырым мясом. Наверное, поэтому эти два изначально и пришли».

Я вот даже спросить стесняюсь, откуда четверокурсницам Джинни и Полумне известно, что говорит и как ведет себя с фестралами Хагрид? Он же приберегал их только для 5 курса!

Ну, понятно, что великая фестральная наездница Полумна, которая умудрится провести весь путь на своем существе, сидя боком (на огромной скорости!) общается с фестралами и с их хозяином по этому поводу давно и значительно больше остальных. Я уже как-то писала об этом – Дамблдор устроил дочери Ксенофолиуса курсы бесплатных тренировок в верховой езде на фестралах под руководством Хагрида. Но Джинни-то чего?

Что ж, у нее есть возможность узнавать обо всех интересностях, что происходят с Гарри, от той же Гермионы, с которой они успешно и весьма продуктивно дружат, и которая, сколь помнится, сочла фестралов существами действительно любопытными, о чем и поспешила сообщить Гарри и Рону сразу после урока с Хагридом. Никакой Игры в этом нет.

Тут другое: то, что Джинни и Полумна совершенно естественным образом знают о фестралах, воспринимается воспаленным подсознанием Гарри именно как подстроенный элемент Игры. Он вновь не считывает перевертыш. Попадается даже Гермиона – она бессознательно реагирует на слова Полумны о Хагриде, Игроке, соединяет то, что Джинни и Полумне известно о фестралах, с тем, что примерно такими же методами Директор раньше вворачивал в Игру дополнительных Игроков, а Полумна и так уже в Игре по самые редиски, и – вуаля! – Гермиона вопит, что ни за что не останется без Гарри, Полумна мягко, аккуратно и очень в тему подталкивает Гарри к принятию решения лететь, лететь срочно, лететь всей толпой, а Гарри не в силах спорить – подходят новые фестралы, и их теперь хватает всем, и ребята упорно настаивают лететь с ним, и шрам Гарри вновь взрывается болью – Реддл напоминает, что парень тратит драгоценные минуты.

И как прекрасно все складывается – и даже очень похоже на Игру, такую, к которой Гарри привык – и Грохх, и фестралы поспевают вовремя, и вспоминается Хагрид, и уже как-то даже кажется, что Дамблдор всему происходящему благоволит – и вообще, с другой стороны, пофиг на Дамблдора, он на Гарри с самого лета не смотрит (сволочь!!) – только вот даже Гермионой не учитываются целых две огромных загвоздки: во-первых, происходящее никак не могло быть частью плана Дамблдора хотя бы потому, что в него сильно не вписываются неуправляемые Амбридж, кентавры и Грохх, каждый из которых мог нанести ребятам серьезные увечья и вообще остановить на месте. Во-вторых, Снейп.

Никому не приходит в голову – Гарри не приходит в голову – сделать хотя бы одно, хотя бы самое маленькое замечание по поводу Снейпа, которого все видели, о котором Гарри вспомнил, который слышал предостережение, к которому вместо того, чтобы стоять и спорить, кто летит, а кто нет, следовало нестись стремглав обратно в замок и умолять о помощи – нет, не пришла даже самая крохотная мысль, даже на секундочку. Плевать на логику – кровь ведь кипит!

Второй и последний шанс бесследно упущен – Гарри просит своего фестрала лететь в Министерство, и тот резко снимается с места – за ним на нечеловеческой скорости следует вся стая, и Гарри, пытаясь не упасть со своего фестрала, пролетая над замком, над Хогсмидом, над дорогами и полями, мысленно умоляет его лететь еще быстрее, не осмеливаясь шевелиться, пытаясь не обращать внимания на колющий шрам и не думать ни о чем – и ни о ком – другом, кроме Сири.

И дети летят к его смерти неотвратимо и скоро, и вот уже, дрожа и шатаясь, спрыгивают на землю со своих фестралов около входа в Министерство для посетителей.

- Куда нам теперь идти? – вежливо интересуется Полумна, элегантно соскользнув со своего фестрала. Она, конечно, замечательная и изо всех сил призывает к спокойствию, показывает, что Гарри лидер – и Гарри приказывает всем идти в телефонную будку, набирает как-то сам собой вспомнившийся номер (эту бы память да в нужное русло…) и слышит знакомый голос женщины, которая просит назвать имена и цель посещения.

Меня вслед за Анной бесконечно умиляет эта сцена – когда деткам выдают гостевые бейджики с надписью: «Гарри Поттер, – Рон Уизли, Гермиона Грейнджер и так далее, – спасательная миссия». Громко хихикаю, тут же нарисовав себе картину, в которой автомат вежливо выплевывает из себя гостевой бейджик с чем-то вроде: «Лорд Волан-де-Морт. Миссия: украсть пророчество и убить Поттера». А что? Демократия, черт возьми!

Шрам Гарри вновь болезненно пульсирует – благодаря женщине, чей голос в будке невозмутимо сообщает деткам, что они должны будут зарегистрировать свои палочки, Том и Пожиратели понимают, что Гарри наконец добрался.

Будка вздрагивает и плывет вниз – фестралы, роющиеся снаружи в мусорных баках, медленно уезжают вверх – и вскоре освещается мягким светом Атриума. Совершенно пустого.

Символы на потолке продолжают извиваться, выписывая таинственные знаки, вода в фонтане льется, как запомнилось Гарри, но пост дежурного, у которого полагается регистрировать палочки, пустует. Гарри обеспокоен.

Лифт подъезжает практически сразу, Гарри нажимает девятую кнопку, и лифт, дребезжа и чудовищно гремя так, что Гарри боится, что это услышит все Министерство, опускается на девятый уровень – совершенно пустой, где только огонь в торшерах трепыхается от воздуха, разогнанного лифтом.

Гарри поворачивается к черной двери Отдела Тайн, которую наконец видит в реальности после долгих месяцев снов о ней.

- Пойдем, – шепчет Гарри и ведет остальных вперед.

Сразу за ним идет Полумна – она оглядывается по сторонам, слегка приоткрыв рот – очевидно, что испытывать страх начинает даже она. Мне почему-то понятно это особенно хорошо – тихое подвывание тревоги, сопровождающее каждый шаг, которое только увеличивается с тех самых пор, как ребят встречает абсолютно пустой Атриум.

Нет, оно понятно, что у Люциуса была масса возможностей детишкам путь освободить – отправить Фаджа и остальную верхушку куда-нибудь на балет пораньше, разогнать остальных бюрократов в связи с тем, что «Министр отсутствует, главы Департаментов – тоже, я за них, а ну все вон отсюда».

Кроме того, кто, исключая людей типа Перси, парочки рабочих вроде женщины, чей голос звучит в телефонной будке, и охраны, будет оставаться в Министерстве после пяти вечера? Бюрократы же – начерта оно им нужно? Что сегодня не доковали – завтра докуем.

Остальных Пожиратели могли либо купить через того же Люциуса, который годами разбрасывался золотом по всему Министерству, либо завербовать, как позже и произойдет с Пием Толстоватым, например, либо убрать. Задач-то? Заморозил – положил в подсобку или шкаф – после разморозил, модифицировал память – и все дела.

Это абсолютно не является проблемой, ибо охраны в Министерстве мало. А портреты… ну, что портреты? Те портреты, которые важные, просто так в Министерстве не тусуются, только по просьбе Директора. Остальным на все плевать. А даже если и не плевать, и все-таки кто-то тусуется – толку-то? Директора в кабинете нет, позже увидим.

Наконец, к некоторым людям (вроде волшебницы, которая отпускает бейджи посетителям), можно применить Империус, убирать их вовсе не обязательно, они могут оказаться полезными, сообщив, например, о появлении детишек.

Делалось все это, кстати сказать, не слишком опрятно – почему было не выключить фонтан, не погасить факелы, дабы создать ощущение, что все попросту коллективно и спокойно ушли? Нет, вместо этого Гарри оказывается напряжен еще до непосредственного развития событий… Будто это ему сильно помогает…

Том обеспечил себе – с его точки зрения – практически неограниченный люфт времени и полное отсутствие Министерских ушей, так что Пожиратели еще около пяти часов вечера, когда Гарри только увидел сон, готовы ждать парня, сколько потребуется – и Том, понимая, что Гарри уже в Министерстве, даже позволяет подростку потратить время и более-менее разобраться с тем, куда, собственно, идти, не отвлекаясь на боль в шраме.

Ибо сны, конечно, снами, но детали в них Реддл никогда не уточнял – например, то, что дверей в круглой комнате много, а комната вращается, и детишкам приходится изрядно поковыряться в Отделе, прежде чем найти нужную комнату с часами и маленькой колибри в аквариуме – сунувшись в комнату с мозгами, закрытую комнату и комнату с Аркой, каждую из которых Гермиона пометила крестами, как не те, чтобы детишки не запутались.

Гарри немного залипает в комнате с Аркой. За колышущейся вуалью, конечно, никого нет, но Гарри и Полумна слышат смутные, неясные, но манящие и зачаровывающие голоса – когда живой человек приближается к Арке Смерти, поясняла Роулинг, души мертвых узнают душу любимого вблизи и стараются заговорить. Это один из порталов с того мира, и у каждого из шестерых подростков складываются разные с ним отношения.

Гарри оказывается фактически парализован, и лишь словам Гермионы о Сириусе удается вернуть его в реальный мир – услышав о любимом, живом крестном, Гарри возвращается к жизни порывисто и решительно, выкинув глупую Арку из головы.

Гермиона серьезно ею напугана, она не поражена, как Гарри, ее странной красотой, напротив, быстро начинает раздражаться. Арка для нее нерациональна, нелогична, она не верит, что кто-то может говорить «внутри» вуали, и ее беспокоят подобные выводы. Она решительно возвращает Гарри в реальность и молча оттаскивает от Арки завороженную Джинни.

Полумна, которая в то, что говорит, не просто верит – она знает, что это правда – доверяет себе и тоже очаровывается Аркой, но ей не требуется помощь, чтобы избавиться от ее притяжения.

Рон, который так и не определился, опасна ли Арка, как считает Гермиона, или абсолютно нет, как думает Гарри, которого прямо-таки тянет сквозь нее пройти (маленькая примесь внутренней потусторонщины трепещет и истекает слюнями), просто помогает уволочь из комнаты Невилла.

Странно, однако именно этот эпизод раскрывает их всех наиболее полно…

Сломав нож Сири о закрытую дверь (тут следует сделать паузу и долго помедитировать над символикой момента), Гарри наконец попадает в нужную комнату – с отблесками от аквариума и громким тиканьем сотен часов (звук, которого не было в снах – впрочем, никакого эха шагов тоже никогда не было – тут уж Том оплошал).

Следующий за ней – Зал Пророчеств.

- Ты сказал, девяносто седьмой ряд, – подсказывает Гермиона, которая, похоже, как-то незаметно для себя уже начала верить в то, что сны Гарри простыми снами, несмотря на все ее заявления об обратном в начале вечера, никогда не были.

Гарри бежит впереди всех, убыстряясь с каждым шагом, мимо сотен и тысяч шариков, темных, как выгоревшие лампочки, либо светящихся изнутри каким-то странным жидким свечением – полагаю, в зависимости от того, сбылись ли пророчества или еще продолжают исполняться – достигает нужного ряда, и… ничего. Никого нет.

Гарри принимается метаться между рядами, в нем растет паника, он не реагирует на зовущих его друзей, ему жарко, стыдно, плохо – он никак не может понять, почему никого нет, ведь Гарри так привык к тому, что в конце каждой Игры что-то происходит, что-то складывается, красиво и без швов, объясняя все…

- Ты видел это? – вдруг спрашивает Рон, и Гарри бросается к нему, надеясь, что он нашел какую-то подсказку, которая могла бы оправдать все бессмысленное путешествие, как всегда было, как его приучили.

Но Рон просто стоит над одним из шариков, и Гарри хмуро подходит ближе:

- Что?

- Там – там твое имя.

- Имя? – Гарри вытягивает шею, чтобы вглядеться в старую пыльную этикетку, на которой тонкой паутиной значатся дата – почти 16 лет назад – и странные подписи: «S.P.T. to A.P.W.B.D.».

Еще ниже: «Темный Лорд и (?) Гарри Поттер».

Кстати, поглядев на это в очередной раз, я внезапно кое-что поняла: этикетку делал Пожиратель. Только Пожиратели Смерти называют Реддла Темным Лордом. По всей вероятности, за это и был ответственен Руквуд, севший в Азкабан за передачу неких секретных сведений, касающихся именно Отдела Тайн. Однако самого пророчества он не слышал, иначе бы рассказал Тому – следовательно, пророчество в шарик записывал не он.

Гарри дважды предупреждают не делать этого – Гермиона и Невилл – но Гарри с упрямым: «Тут мое имя», – достойным лучшего применения, безрассудно тянется за конфетой шариком, надеясь и даже ожидая, что сейчас произойдет нечто внушительное (как приучили за 4 года, опять же), и смыкает пальцы, снимая пыльный, теплый шар размером чуть больше снитча с полки.

Ничего не происходит.

Ребята придвигаются ближе, наблюдая, как Гарри, хмурясь, счищает с шара налипшую пыль – и в этот самый момент прямо за детишкиными спинами раздается холодный, протяжный голос:

- Очень хорошо, Поттер. Теперь обернись, плавно и медленно, и дай это мне.

Появившиеся из ниоткуда и блокировавшие все выходы через ряды с пророчествами Пожиратели Смерти направляют палочки прямо в лица детей. Джинни вскрикивает от ужаса. Гарри выступает вперед, закрывая остальных.

Полагаю, примерно в этот миг Снейп дает Ордену команду отправляться в Министерство.

Ибо, как позже станет объяснять Дамблдор, мимоходом ясно давая понять, что он думает по поводу конспираторских способностей Гарри, когда подросток прокричал Снейпу свое «таинственное предупреждение, он понял», что у Гарри было видение о Сири.

- Как и ты, – будет говорить Директор, – он сразу попытался связаться с Сириусом. Я должен объяснить, что у членов Ордена Феникса имеются более надежные методы коммуникации, чем камин в кабинете Долорес Амбридж, – знатная такая оплеуха – не хватает лишь так и не прозвучавшего укоризненного: «И тебе следовало бы догадаться об этом». – Профессор Снейп узнал, что Сириус был жив и в безопасности на площади Гриммо. Тем не менее, когда вы не вернулись из Леса, куда отправились с Долорес Амбридж, – в оригинале Дамблдор говорит: «…from your trip into the Forest with Dolores Umbridge», – что звучит весьма двусмысленно, ведь «trip» значит как «путешествие», так и «ошибка», «ложный шаг», – профессор Снейп заволновался, что ты все еще считаешь, что Сириус в плену у Лорда Волан-де-Морта. Он сразу же поднял по тревоге некоторых членов Ордена. – Дамблдор душит в себе тяжелый вздох и продолжает. – Аластор Грюм, Нимфадора Тонкс, Кингсли Бруствер и Римус Люпин находились в штабе, когда он вышел на контакт. Все сразу согласились идти к вам на помощь. Профессор Снейп потребовал, чтобы Сириус остался, потому что ему нужно было, чтобы кто-нибудь оставался в штабе, чтобы рассказать мне, что произошло, поскольку я должен был быть там в любой момент. Тем временем он, профессор Снейп, намеревался поискать вас в Лесу. Но Сириус не пожелал остаться, когда все остальные ушли искать вас. Он поручил Кикимеру рассказать мне, что случилось…

История складная, ровная и целиком подходящая для детских ушей – в ней дипломатично пропущены острые углы, каковых, если присмотреться, оказывается немало, однако Дамблдор деликатно старается их все обойти, чтобы не задеть чувства любимого ребенка.

Меж тем, если смотреть внимательно на время, появляются большие вопросы: например, почему, раз за кадром все происходит так «сразу», Орден прибывает на помощь детям с таким опозданием? В комнату мозгов по ошибке заглянул и залип там, пытаясь отыскать ребят?

Но ведь Орден располагает планами Отдела с самого лета, они превосходно ориентируются в его казематах, следовательно, эта версия отпадает. А дыра во времени все увеличивается.

Когда Гарри и Гермиона выходят с Амбридж из ее кабинета, в Большом Зале все еще идет ужин – то есть на часах примерно 6-7 часов вечера. Пока идут разборки с кентаврами и Гроххом, допустим, проходит еще час. Далее дети некоторое время ссорятся, а затем летят до Министерства – солнце успевает уже сесть.

Я не знаю ничего о скорости полета фестралов и времени, в течение которого подростки добираются до Лондона, однако мне известно, что расстояние от замка до Министерства составляет около 380 миль, а также то, что Гарри, летая на самой быстрой метле (а это, к слову, 150 миль в час за 10 секунд разгона), не был готов к скорости, которую развивает его фестрал.