Гарри начинает пользоваться учебником Принца на всех занятиях со Слизнортом, от чего Слизнорт регулярно впадает в глубинный свун, что, впрочем, не мешает ему четыре урока подряд прикалываться над великолепными талантами Гарри, отмечая, что ему, Слизнорту, видите ли, редко доводилось учить кого-либо столь же талантливого.

Гермиона и Рон не разделяют его энтузиазм. Хотя, к его чести, Гарри предложил пользоваться учебником и им тоже, Рон не в состоянии прочесть, что в нем написано неразборчивыми почерком Принца, а Гарри кажется, что будет выглядеть подозрительно, если он станет нашептывать другу, что делать.

Сегодня, как и годы назад, я мучаюсь неопределенностью: с одной стороны, Рон прав, и никто не заставлял Гарри пользоваться инструкциями Принца – могло выйти неважно, но он попробовал, и получилось хорошо. С другой стороны, права и Гермиона – это не совсем работа Гарри с зельями и, как ни крути, а неудобное чувство, что Гарри слегка жульничает, не покидает до сих пор. К тому же… ну, будем откровенны: Гарри мог бы найти способ помочь Рону, если бы захотел, и никакой почерк его бы не остановил. Но приборчик «Мое! Мое!!» включился на полную мощность, и Гарри очень даже понравилось быть лучшим в классе. С третьей стороны, чем бы дитя ни тешилось – лишь бы чему-нибудь важному и полезному научилось.

Гермионе, корпящей над зельями самостоятельно, подобное положение дел нравится резко меньше, хотя Гермиона гордо отказывается от помощи Принца, твердо решив следовать тому, что называет «официальными инструкциями» (чем-то, между прочим, напоминая Амбридж). Но ее приводят во все большее раздражение результаты подобного следования, которые неизменно остаются более низкими, чем у Принца. Не, ну оно и понятно – куда ей тягаться со Снейпом?

Между прочим, есть один важный нюанс, который совершенно сразил меня, когда вежливо постучался в голову: на своих уроках по Зельям Снейп никогда не приказывал пользоваться учебниками. Он всегда писал рецепты на доске. Все, что требовалось от нерадивых баранов, считающих себя студентами – точно выполнять инструкции. Не было необходимости в каких-то дополнительных знаниях или специальных навыках – надо было просто быть внимательными.

Гарри в этом году оказывается лучшим в Зельях еще и потому, что в учебниках, которыми в отсутствие Снейпа пользуется Гермиона, инструкции неточные. Если бы Гарри попался такой учебник с пометками, когда преподавал Снейп, а Гермиона продолжила бы работу, следуя написанному им на доске, результаты у них с Гарри были бы одинаковыми (если бы Снейп бросил прикапываться к Гарри). Ибо и в книге, и на доске Снейп делился со студентами собственными открытиями и наработками. Если бы Гарри не был так предвзят и так остро не реагировал бы на предвзятость Снейпа, он бы многому научился и раньше.

Снейпа можно совершенно справедливо обвинять в целом ряде скверных проявлений характера, однако нельзя говорить, что он не в состоянии учить. Гарри научился у него очень многому, когда не знал, кто его учит. То есть проблема все-таки больше в Гарри, его забывчивости и невнимательности, которые часто встречаются и без участия Снейпа. Конечно, морально всегда тяжело находиться под прессом преподавателя, который сильно неприятен – но следовать до предела понятным, четким инструкциям и уникальным рецептам – это, простите, подвластно даже некоторым видам обезьян.

Кстати говоря, то, что Гарри до самого конца так и не узнает почерк, который наблюдал (и продолжает наблюдать, ибо эссе по Защите никто не отменял) столько лет, тоже о многом говорит – в пункте, где про внимательность и сообразительность.

Но самая большая ирония состоит в том, что Гарри-то, в отличие от Рона, этот почерк понимает. И чувствует его обладателя, определяя его безошибочно, как мужчину. В Гермионе же, наравне с оскорбленным честолюбием, пышным букетом разрастается воинственный феминизм: «Это могла быть девушка. Я думаю, почерк больше похож на женский, чем на мужской». Ага.

Тем временем почетный обладатель (с легкой руки Гермионы) женского почерка проводит свои дни, отчаянно скрипя зубами на всю учительскую каждый раз, когда Слизнорт, прибегая с урока у 6 курса, принимается громко нахваливать зельедельческие способности Гарри и отвешивать поклоны Снейпу, проучившему Гарри столько лет, недвусмысленно подмигивая.

Ну, и, конечно, отчаянно надоедает Дамблдору:

- Не хочу я преподавать Защиту, Директор, не хочу и не могу. Этот ваш Поттер такой… такой!.. А я ведь почти по-человечески просил: ну не мешай мне, гаденыш, на первом же уроке! Так нет! Взял и заклинанием ударил, будто я на его собственность покусился! А другие…

- Что другие?

- Смеялись! Представляете? Громко так, противно, злобно, за моей спиной –

- Успокойтесь, Северус, возьмите тортик.

- Благодарю… А я ему то, я ему сё, учебник вон свой подарил, Слизнорт его теперь нахваливает, лучший студент, типа мечта науки… никакой благодарности!

- Ну, Северус, мальчик ведь не знает, кто ему так удружил.

- Так, может, я --?

- Нет, пока не время просвещать его по этой части, а то напугается и сожжет книгу. Пусть изучит все содержимое.

Снейп грустно вздыхает.

- Кстати, мой дорогой, не то чтобы я был против, интересуюсь скорее из чистого любопытства: почему вы все-таки не сняли с мальчика баллы?

Снейп, угощаясь вторым кусочком тортика:

- Забыл. Да и потом… состояние у него нестабильное… после прошлого года. Не хотел расстраивать. А вдруг опять бы его все возненавидели с самого начала года – столько баллов потерять… Я ведь уже снял с него парочку, когда отводил на пир. Штук семьдесят… Хватит пока…

- О, я смотрю, Гарри все-таки довольно сильно стукнул вас заклинанием.

Снейп, громко жуя тортик:

- Фто?

- Нет-нет, ничего… Между прочим, Северус, вы говорили, что назначили мальчику отработку?

- Да, суббота, восемь вечера.

- Боюсь, вам придется ее перенести.

Снейп, замерев и не донеся тортик до рта:

- Это еще почему?

- Я назначил ему на это же время нашу первую Очень Важную И Секретную Встречу.

- Но… Дамблдор!

Дамблдор, разводя руками:

- Ну, откуда же я должен был знать, что первый урок мальчика тут же закончится наказанием? Сами посудите…

В общем, наступает 7 сентября, и Гарри, покинув феминистически настроенную Гермиону и бездельничающего Рона, не встретив ровно никакого сопротивления со стороны Снейпа, отправляется в кабинет Директора.

И по пути едва-едва избегает столкновения с дурно пахнущей хересом Трелони – спрятавшись за одну из статуй в коридоре.

- Двойка пик, – бормочет Трелони себе под нос, перемешивая колоду старых карт, – конфликт. Семерка пик: дурное предзнаменование. Десятка пик: насилие. Валет пик: темный молодой человек, возможно, встревоженный, который не любит гадающего –

Она останавливается как раз напротив Гарри и с раздражением бросает:

- Ну, этого не может быть, – и двигается дальше, решительно перемешивая колоду.

Ну, может или не может, а Гарри – темноволосый, обеспокоенный молодой человек, который недолюбливает Трелони.

Сама прорицательница, очевидно, топает от Дамблдора. В этом году она и Флоренс делят между собой курсы, и, видимо, набравшись смелости где-то на дне бутылки хереса, Трелони идет к Дамблдору с намерением просить изгнать кентавра из школы, показать ему, Директору, как сильно он ее оскорбляет, а также доказать свои способности, раскинув гадальные карты. Дамблдор, поджидаюший Гарри, вежливо указывает ей на дверь, а раскинувшая карты Трелони впадает в глубокое беспокойство, увидев в них какие-то дурные предзнаменования. Любопытно, что в таком случае валетом может оказаться Снейп – очень уж вписывается в картину того, что показали Трелони карты.

Я тут не поленилась и откопала значения гадальных карт и несколько вариантов их трактовки. Получилось интересно.

Десятка и двойка пик – увольнение, разрыв отношений или сотрудничества, несчастье, потеря друга или имущества, серьезное потрясение.

Семерка пик – конфликты, ссоры, споры, беспокойства. Если появляется в раскладе с десяткой пик – неожиданное известие о перемене обстоятельств.

А валет пик – ссора, грубый тип, хотя умен и усерден, обожает шпионить.

По-моему, картина вырисовывается вполне правдивая: шпион-валет, много ссорясь с Директором и часто с ним споря по поводу своей миссии, в итоге среагирует на неожиданное для него изменение обстоятельств так, как и нужно Дамблдору, в результате чего получит серьезное эмоциональное потрясение от потери друга и, скажем так, увольнения.

В свете этого вдвойне забавно, что валет в раскладе с пиками вообще означает не что-нибудь, а Верный Союзник.

Но это я так, развлекаюсь. Говорю же – видит, видит что-то Трелони, только правильно толковать знаки совершенно не может (фактов и данных у нее решительно недостаточно).

Дождавшись, пока она завернет за угол, Гарри выныривает из-за статуи и спешит в кабинет Дамблдора. Который выглядит совершенно обычно – Директор даже не расчистил место для практики Всяких Крутых Боевых Заклинаний!

Первым делом, конечно, не лишив себя удовольствия поприкалываться над отношениями Гарри со Слизнортом и Снейпом («Надеюсь, твоя первая неделя была приятной? Ты, должно быть, был очень деятельным – на тебе уже отработка!»), а также уверив, что справедливость обязательно восторжествует («Я договорился с профессором Снейпом, что ты отработаешь свое наказание в следующую субботу вместо этой»), Директор деловито принимается удовлетворять зудящее подростковое любопытство:

- Итак, Гарри, уверен, ты задавался вопросом, что я приготовил для тебя на эти – за отсутствием лучшего слова – уроки?

- Да, сэр.

- Что ж, я решил, что пришло время, теперь, когда ты знаешь, что побудило Лорда Волан-де-Морта попытаться убить тебя пятнадцать лет назад, дать тебе определенные сведения.

- В конце прошлого года вы сказали, что собираетесь рассказать мне все, – с ноткой обвинения в голосе говорит Гарри. – Сэр.

Тон и стиль речи Директора мгновенно меняются:

- Так я и сделал, – безмятежно отвечает он. – Я рассказал тебе все, что знал. Отныне мы покинем твердую основу фактов и отправимся в совместное путешествие по мутным болотам памяти в заросли диких догадок. Здесь, Гарри, я могу так же прискорбно ошибаться, как Хампри Бэлчер, который верил, что пришло время для котлов из сыра.

Бла-бла-бла. На чем Гарри, кстати, его подлавливает:

- Но вы думаете, что правы?

- Разумеется, я так думаю, – ничуть не смущается Дамблдор, – но, как я уже тебе доказал, я делаю ошибки, как и любой другой человек. Вообще-то, будучи – прости – гораздо умнее большинства людей, я совершаю ошибки, которые, как правило, соответственно больше.

Директор в очередной раз напоминает Гарри, что Богом вовсе не является, а потому предлагает ему не переставать думать своей головой. Кроме того, он заранее просит у Гарри прощения за то, что парень скоро увидит о нем и его жизни – за одну, самую огромную, самую страшную ошибку, которую он совершил. Гарри этого пока не понимает.

- Сэр, – спрашивает он, – а то, что вы собираетесь мне рассказать, имеет какое-либо отношение к пророчеству? Оно поможет мне… выжить?

- Это имеет огромное отношение к пророчеству, – произносит Дамблдор так, будто рассуждает о погоде, – и я безусловно надеюсь, что это поможет тебе выжить. – «Частично. В некотором роде».

Вряд ли этот ответ можно счесть за адекватное объяснение, но, поскольку тон Директора предполагает, что иного объяснения не последует, Гарри приходится вполне удовлетвориться.

Поставив на стол Омут Памяти и прелестно сбросив напряжение подростка, которое возникло при виде этого крайне напряжного девайса, чудным комментарием: «В этот раз ты отправишься в Омут Памяти, – что для тебя, мальчик мой, в общем, обычно, – со мной… и, даже более интересно, с разрешения», – Дамблдор принимается объяснять, что они посетят воспоминание некоего Боба Огдена (о котором я писала в прошлой Игре, как о вероятном родственнике старейшины Визенгамота Тибериуса Огдена, близкого друга профессора Тофти и знакомца Гризельды Марчбэнкс, членов экзаменационной комиссии и добрых товарищей Директора), который занимал должность в Отделе обеспечения магического правопорядка.

В воспоминаниях Огдена Гарри знакомится с последними (на момент 30-х годов прошлого столетия) представителями одного из древнейших родов Мраксов, тесно связанных с линией наследников Слизерина – Морфином, Меропой и их отцом Марволо, живших в старой полуразвалившейся лачуге в Литтл-Хэнглтоне. Правда, как позже, вернувшись в кабинет, пояснит Дамблдор, чистокровность этих людей нисколько не повлияла на чистоту их мозгов – вероятно, из-за привычки Мраксов жениться на собственных родственницах – а потому обладавших очень грязным, вспыльчивым, безрассудным характером и (применительно к Марволо и Морфину) лицами людей, которые никак не могут взять в толк, почему нельзя нападать на беззащитных маглов (этакие вам Малфои в полный рост, если бы им не так повезло в жизни).

Собственно, Огден-то и пришел в лачугу к Мраксам именно потому, что за день до этого Морфин напал на богатого магла, жившего в доме на холме, недалеко от кладбища, ибо в принципе был не против поразвлечься подобным образом, имел натуральную склонность к жестокости, а также жутко недолюбливал данного конкретного магла за то, что Меропа, сестра Морфина, частенько на него заглядывалась. Был он невероятно красив, достаточно богат, и звали его Томас Реддл.

Все эти подробности выясняются в ходе разговора Морфина с отцом в присутствии ничего не понимающего Огдена, ибо Мраксы предпочитали говорить исключительно на змеином языке (на что Гарри любезно указывает Дамблдор, который с некоторого времени стал еще более на короткой ноге с мертвыми языками).

Отсутствие нормальных, а не прогнивших мозгов привело к тому, что все богатство Мраксов было растрачено еще до появления Марволо на свет, поэтому он провел свою жизнь, гордясь единственными реликвиями, которые достались ему по наследству – золотым кольцом с черным камнем и медальоном на золотой цепочке, который носила Меропа. Медальон принадлежал Слизерину, а кольцо, по словам Марволо, содержало гравировку герба Певереллов. Марволо обожал эти две реликвии, по словам Директора, «так же сильно, как своего сына, и гораздо сильнее, чем свою дочь».

Меропа провела 18 лет своей жизни в этой жалкой лачуге, и обращение к ней со стороны отца и брата было далеко за пределами жестокости. Она выросла забитой девушкой, абсолютно несчастной, глубоко необразованной, неспособной нормально колдовать из-за постоянного давления отца, живущей без каких-либо перспектив и содержащейся в доме на положении ниже, чем у эльфа в очень-очень плохой, но несметно богатой семье.

Она влюбилась в Томаса Реддла, держала это в тайне от полубезумного отца, но Огден своим приходом развязал язык Морфину, и тот, вдобавок услышав, как мимо лачуги проезжает Томас со своей невестой, все рассказал отцу. Марволо бросился на дочь, однако Огден заклинанием отразил нападение и вынужден был бежать от разъяренного Морфина.

Как расскажет Директор, возвратясь в кабинет, Огден вернулся в Литтл-Хэнглтон вскоре и с подкреплением. Морфин и Марволо попытались оказать сопротивление, однако были арестованы и через время предстали перед судом. Морфина приговорили к трем годам в Азкабане, а Марволо – к шести месяцам.

Оставшись в одиночестве, Меропа расцвела и за полгода полной свободы успела не просто проявить свои магические способности – она сварила Любовное зелье и обманом заставила Томаса Реддла выпить его. Литтл-Хэнглтон сотряс невообразимый скандал, когда выяснилось, что сын местного сквайра сбежал с дочерью бродяги, сын которого всего несколько месяцев назад напал на него.

Когда Марволо вернулся в свою лачугу, дом был пуст – Меропа сбежала, прихватив с собой медальон Салазара Слизерина, и тайно вышла замуж за Реддла. От подобного потрясения Марволо, уже ослабленный Азкабаном, вскоре скончался.

По догадкам Дамблдора, Меропа же спустя несколько месяцев после женитьбы (полагаю, месяца через три) забеременела от Томаса и по какой-то причине перестала давать ему Амортенцию – то ли поверив, что он и так ее любит, то ли решив, что Томас останется с ней ради ребенка (ингредиенты, поди, в какой-то момент оказалось доставать тяжко).

Ни одного из ее ожиданий Томас не оправдал, и я его не виню, а очень-очень ему сочувствую. Магл, который длительное время был околдован, он, по сути, подвергся многократному изнасилованию, в ходе которого заделал ребенка помимо своей воли. Думаю, когда Меропа перестала давать ему зелье, и Томас увидел, что женщина беременна, он вообще мог слегка поехать крышей на этой почве.

А что бы вы подумали, если бы внезапно обнаружили себя в доме незнакомой и, давайте честно, уродливой бабы, которая еще и беременна якобы от вас? Это же безумие. Вполне возможно, Томас вообще не поверил, что это его ребенок. Он сбежал, вернулся в дом родителей и, судя по слухам, принялся рассказывать что-то про обман и про то, что его обворожили и завлекли – жители решили, что Меропа шантажировала его ложной беременностью.

Не могу я винить ни Томаса Реддла за то, что он сбежал, бросив семью и будущего ребенка, ни Меропу за то, что так эгоистично и подло обошлась с понравившимся ей человеком – она такая, какой сделали ее мрази, считающие себя ее семьей – ни Боба Огдена, чьи действия (о, какая ирония) привели к освобождению Меропы и дальнейшему появлению на свет обладателя чудных генов Мраксов Лорда Волан-де-Морта. Ведь Огден поступал и по закону, и по совести – а что этому противопоставишь?

Итак, что имеем по итогу? Долгое время назад Директор принялся собирать воспоминания свидетелей восхождения Тома Реддла, которыми теперь делится с Гарри. Разумеется, тщательно просеивая их через сито целого ряда критериев: они должны помочь Гарри понять а) Тома, б) где находятся его крестражи, в) что Гарри следует делать в гонке квеста следующей Игры, а также – г) что ему в принципе надо будет делать.

Решив разбирать все вдумчиво, с момента зачатия, Дамблдор, заверив Гарри под конец, что «это имеет самое прямое отношение к пророчеству», преподает подростку крайне важный урок, которого тот пока не понимает: учитывая условия зачатия Тома, его главная слабость – любовь. Он совершенно не умеет любить.

Но есть еще кое-что. Во-первых, Директор разрешает рассказать все это Рону и Гермионе, однако просит держать в тайне от всех остальных. Во-вторых, почти подойдя к двери, ибо первое занятие окончилось, что Дамблдор ясно дал понять, Гарри резко останавливается, заметив на одном из хрупких столиков золотое кольцо с трещиной в черном камне.

Немало забавляясь, Дамблдор последовательно признает, что это – то самое кольцо Мракса, что Директор раздобыл его за несколько дней до того, как забрать Гарри в Нору, а также то, что он сделал это «примерно в то же время», когда повредил руку.

Гарри колеблется. Директор продолжает улыбаться.

- Сэр, а как --?

- Уже слишком поздно, Гарри! Ты услышишь историю в следующий раз. Спокойной ночи.

- Спокойной ночи, – удрученно вторит подросток, в который раз не узнав, что случилось с рукой Директора. Зато жутко его позабавив.

Конечно, Гарри услышит эту историю, она ведь входит в план уроков. Однако зачем Директор снова дразнится кольцом? Только чтобы позабавиться?

Ну, скажем так: сова – то есть камень – по-прежнему вовсе не то, чем кажется с этой ее трещиной в середине камня, а точнее – в середине герба Певереллов. Нам лучше запомнить, как выглядит данная конкретная сова, и любопытство Гарри по отношению к ней – в грядущей Игре пригодится.

Проходит малопродуктивная неделя. Трио еле успевает с домашними заданиями и практикой невербальных заклинаний, которые нынче требуются почти на всех уроках, Агуаменти для Флитвика, который, как всегда, весьма своевременен и полезен для Игры со своими Чарами, подростковыми проблемами и квиддичем – на отборочные испытания к Гарри в команду записалась невообразимая туча человек, и утром 14 сентября Гарри с недоумением размышляет, почему бы это. До тех пор, пока Гермиона в красках и к жгучему недовольству Рона не излагает другу, что это не квиддич привлекателен нынче, а сам Гарри.

Спустя пару минут после того, как уши Гарри перестали гореть, к парню прилетает сова с новеньким учебником по Зельям из «Флориш и Блоттс». К вящему раздражению Гермионы и, уверена, безумному восторгу Игроков постарше, Гарри быстренько меняет обложки учебников, замаскировав книгу Принца под новую и вознамерившись отдать Слизнорту чистый учебник в старой потрепанной обложке.

Возможно, Гермиона дала бы своему недовольству вполне вербальный выход, если бы к ней не прилетела сова с «Пророком» – из содержания маленькой заметки которого трио без радости узнает о так называемой продуктивной работе Министерства: «Стэнли Шанпайк, кондуктор популярного в волшебном сообществе автобуса «Ночной Рыцарь», был арестован по подозрению в деятельности, связанной с Пожирателями Смерти».

Как выясняется дальше, этот болтливый дурак, который на Чемпионате мира притворялся, что является Министром Магии, чтобы закадрить парочку вейл и французских болельщиц, попал под Очень Серьезные Подозрения, разглагольствуя о планах Пожирателей в пабе. Иными словами, как позже совершенно верно оценит произошедшее Гермиона, Министерство делает все, чтобы выглядело так, «будто они что-то делают».

Ну какой из Стэна Пожиратель? В Рождество Гарри узнает, что Директор лично просил за Стэна, однако Скримджер не пошевелил и пальцем. Вот именно подобная тупость «верхов» и дает Реддлу все карты в руки – сколько людей из таких же арестованных позже, когда окончательно падет Азкабан, самовольно или под Империусом перейдут на сторону Тома? Стен, которому всего лишь 21 год, в прошлом иногда помогавший Директору в его Игре, точно будет среди них. И в этом смысле Скримджер ничем не лучше, чем был Фадж. Гоняется за невиновными, пытается следить за Дамблдором, который к этому моменту не появляется на виду у команды Гарри уже неделю…

- Вы не заметили? – спрашивает Гермиона, покосившись на стол преподавателей. – Его место пустовало так же часто, как место Хагрида в эту неделю.

Гарри, способный конкурировать в наблюдательности с кирпичной стеной, припоминает, что не видел Директора со времен их прошлого урока.

- Я думаю, он покидает школу, чтобы делать что-то вместе с Орденом, – предполагает Гермиона. – Я имею ввиду… все серьезно, разве нет?

Еще несколько атак дементоров и мама Ханны Аббот, найденная мертвой… да уж. Серьезнее некуда.

Однако я до поры промолчу, в какой степени и мере права Гермиона в своем предположении, примем пока за факт: Директор часто исчезает из поля зрения, и это секретно. По крайней мере, для Министерства, которое пытается за ним следить.

Что же касается Хагрида, то трио радостно решает, что его игнорирование и Большого Зала, и их компании в те редкие случаи, когда они пересекаются с Хагридом в замке, вызвано его обидой. Позже сам Хагрид станет уверять ребят, что не появляется в Большом Зале, ибо слишком много времени проводит со старым другом-акромантулом в Запретном Лесу (и никаких вам больше проблем с кентаврами, вы поглядите; похоже, Директору и впрямь удалось с ними договориться, пообещав, что за Амбридж он их ругать не будет, а Грохха уберет в горы).

Может, оно и так, конечно, но не слишком ли много времени? Сдается мне, в отсутствие Дамблдора и каких-либо указаний по Игре Хагрид в принципе предпочитает питаться дома и дожидаться, пока трое храбрых гриффиндорцев, смущенно прижимаясь друг к другу, не пойдут с ним объясняться по поводу уроков по Уходу и извиняться за трусость – что, конечно, весьма… мм… интересно делать, подглядывая издалека.

И, разумеется, Хагрид посвящает массу времени Грохху – причем я сомневаюсь, что чисто из братских побуждений. Реддл летом задействовал своих великанов. Пусть Грохх по великаньим меркам и маленький, его все ж таки надо использовать для дела – а для этого вначале втолковать ему, что к чему.

Наконец, после неимоверного количества времени, которое понадобилось Гарри, чтобы выбрать из идиотов, записавшихся на отборочные, перспективных игроков команды Гриффиндора по квиддичу, Гарри, Рон и Гермиона отправляются к Хагриду. Правда, им приходится поугрожать, что они выломают ему дверь, если он не откроет, немного поскандалить, иссушить поток слез Хагрида по поводу того, что Арагог болеет и, кажется, умирает, полдня поубеждать его, что Граббли-Дерг отвратительный преподаватель и гораздо худший человек, чем он, но в итоге Хагрид, кажется, приободряется.

Даже начинает подсказывать детишкам, как себя перед ним оправдывать: «А, я всегда знал, что вам будет тяжело вместить меня в ваши расписания. Даже если бы вы применили Маховик времени…» – «Мы не могли бы, – тут же подсказывает ему Игрок помоложе, Гермиона, – мы разбили весь запас Маховиков Министерства…» И даже намекает, как ребятам себя перед ним не оправдывать – ясно и недвусмысленно дав понять, что желать идти в Лес помогать ему ухаживать за болеющим Арагогом не надо.

В общем, получив порцию любви, заботы, ласки и внимания, аки мистер Уизли от жены летом, Хагрид отпускает ребят в замок на ужин, а детишки выучивают очередной важный урок: Нельзя Бегать От Объяснений С Товарищами, Чего Бы Они Ни Стоили.

Задержав Гермиону по пути в Большой Зал, Гарри делится с ней подозрением, что Кое-Кто на отборочных испытаниях вратарей помог Рону занять место в команде, поразив его главного соперника Маклаггена заклинанием Конфундус, и Гермиона, вспыхнув, признается в содеянном.

Вполне этим удовлетворившись, но выразив небольшое недоумение по поводу того, что староста может себе позволить подобные действия, Гарри следует за Роном, который вернулся было за шепчущимися друзьями из Зала, однако путь ребятам преграждает Слизнорт, которому как раз в эту субботу захотелось устроить небольшую вечеринку Клуба.

Полностью проигнорировав Рона (надо же поддерживать Игровое амплуа), Слизнорт приглашает Гарри и Гермиону к себе в кабинет и жутко расстраивается, узнав, что Гарри назначена отработка у Снейпа. Пообещав с ним поговорить, Слизнорт откланивается, оставив Гарри в полной уверенности, что у него не получится переубедить Снейпа, Гермиону – в страхе перед перспективой встретиться с Маклаггеном лицом к лицу, а Рона – в злости, ибо Слизнорт на него даже не взглянул. Ах, жестокий взрослый мир, в котором даже то, чтобы на тебя посмотрели, надо попытаться заслужить…

Вечером в гостиной из «Пророка» ребята узнают, что мистер Уизли-таки совершил второй обыск в доме Малфоев, однако ничего не нашел. Признавшись ребятам, что это он его попросил, Гарри принимается строить догадки по поводу того, что Драко, вероятнее всего, пронес нужную ему вещь в замок, однако Гермиона обрубает поползновения друга ко всем теориям подобного рода, рассказав Гарри, что Филч обыскал всех на входе 1 сентября и сообщил, что почта взята под наблюдение. Гарри окончательно сдувается.

Да, все логично, стройно и строго, как всегда – и я вполне понимаю нежелание Гермионы даже допустить, что интуиция Гарри права. Ее строгий, рациональный мозг просто не может допрыгнуть до предположения, что Малфою не надо ничего проносить в Хогвартс – все и так здесь.

Под занавес новый охотник команды Гарри, Демельза Робинс, передает своему капитану сообщение от Снейпа:

- Он говорит, ты должен прийти в его кабинет в половине девятого сегодня, чтобы отработать наказание – э – и не важно, сколько приглашений на вечеринки ты получил.

Эх, вот надо же было Слизнорту нарваться с его Игрой на Воспитательный Акт Снейпа – и вообще покуситься на его крошку. Дамблдору Снейп еще простить может. Ибо, как имеет обыкновение мудро замечать Хагрид, «то ж Дамблдор». Но вот Слизнорту – который, ко всему прочему, есть у меня подозрение, прекрасно знал об отработке и прежде, но просто решил, что его маневры важнее и вообще – как Снейп может оказать своему бывшему декану? – нет, Слизнорту Снейп подобный финт с рук не спустит.

Подозреваю, отповедь Снейпа на просьбу Слизнорта была такой, что Слизнорту навсегда перехотелось переходить бывшему ученичку дорогу и мешать его Воспитательным Актам, а также стало до смешного понятно, чьим местом Снейп считает этот замок и чьим ребенком одного конкретного очкастого гаденыша (пока нет Дамблдора, можно ведь и ядом поплеваться, там более, если Повод дан, и покусились на святое – то есть его; у Снейпа ведь тоже имеется приборчик «Мое! Пусть и подпорчено школой! Не дам!»).

Разборки двоих слизеринцев за тщедушную тушку гриффиндорца прямо в Большом Зале (пришел поесть, называется) заканчиваются тем, что Снейп хватает первую подвернувшуюся студентку факультета Гарри и большими буквами передает очкастому гаденышу: А Ну, Поттер, Пошел Выбирать Голыми Руками Из Гнилых Флоббер-Червей Тех, Что Еще Подходят Для Зелий!!

И я уже молчу о том, что Снейп продолжает чувствовать себя Главным Зельеваром Хогвартса, невзирая ни на какого Слизнорта. Ибо так всегда было – и так всегда будет.