Хотелось бы мне сказать, что, пока открывается занавес, Дамблдор, аки гну, отдыхает, ленивый и довольный собой, однако это немного не так.

По сути Игра-6 начинается в тот же миг, в который заканчивается Игра-5 – 24 июня, когда Гарри, попрощавшись с друзьями, покидает Кингс-Кросс и отправляется в дом Дурслей. Я абсолютно условно разграничиваю две Игры тем двухнедельным периодом, когда Гарри практически нет на доске, чтобы было проще ориентироваться. На самом же деле, пока Гарри купается в пучинах депрессии, работа по подготовке Игры-6 не просто идет, а идет двойным ходом – ибо, кроме этой Игры, Директор готовит и следующую.

Попробуем сообразить, какие же действия он предпринимает, чтобы Игра-7 сложилась удачно для его подопечных и крайне неудачно для Томми.

Перво-наперво Директору необходимо продумать Финальный квест Гарри, что в принципе не так уж сложно, учитывая, что у Дамблдора имеется его начало и конец. Начало, вестимо, будет положено в доме Дурслей, куда Гарри нужно будет вернуться еще один – последний – раз для продления действия защиты крови, которое, как известно, закончится с наступлением совершеннолетия парня.

Конец же квеста предполагается организовать в Хогвартсе. Ну, хотя бы потому, что дома и стены лечат. Однако для этого Директору необходимо обставить все так, чтобы в Хогвартс Гарри что-то привело. Пока не буду раскрывать все карты, а то так можно договориться и до конца Игры-6 на той же странице, где ее начало, скажу лишь, что в этом Дамблдору будет активно помогать Снейп. Ну, и пара десятков других людей – или даже вещей – в механизме (который надо привести в состояние, близкое к совершенству, разумеется). Но Снейп – на первом месте.

Для полноценной развязки в Хогвартсе нужен еще и Том. Тут, опять же, не обойтись без Снейпа. Из всех выходов, которые остаются Его Темнейшеству, более-менее продуктивным считается только один – попытаться обойти защиты Дамблдора, которые тот понаставил вокруг Гарри. То есть план на данный момент таков:

а) принять в себя кровь пацана (сделано);

б) закрыть свое сознание от пацана (сделано с субсветовой скоростью сразу после инцидента

в Министерстве);

в) убить Дамблдора и дождаться совершеннолетия пацана, чтобы обойти защиту рода (будет сделано).

Должна ли я отмечать, что все эти меры кажутся продуктивными и ведущими к успеху исключительно Его Темнейшеству? И, разумеется, все они приняты или будут приняты так или иначе с подачи Снейпа.

Кроме прочего, для успешной реализации квеста необходимо снабдить нужной информацией не только Снейпа, но и Гермиону, ибо она останется Игроком, наиболее приближенным к Гарри. Так что светит ей в этом году серия трудночитаемых и долгоиграющих намеков, сводящих с ума, можно не сомневаться.

Также для успешного прохождения Гарри квеста парню необходимо успеть передать тщательно выверенную и строго дозируемую информацию относительно прошлого и личности Томми. Этим Дамблдор намеревается заняться лично.

Однако одной информацией сыт не будешь, матчасть тоже подучить не мешало бы. Вопросам образования по части магических драчек и конспирации отводится куратор-Снейп.

Наконец, самое важное. Сколько бы заклинаний Гарри ни выучил и испытаний ни прошел, он все равно остается парнем с очень, между прочим, посредственными познаниями в магии. Дамблдор может сколько угодно пичкать его информацией по поводу многочисленных крестражей Тома и отправлять в квест, главной целью которого станет их уничтожение – на крестражах лежит настолько сильная защита, что Гарри бы попросту отбросил копыта при первом же столкновении с ней.

Свидетельств тому… ну хотя бы вот фраза Дамблдора, сказанная им почти в самом конце Игры-6: «И на нем, – кольце Марволо, одном из крестражей, – лежало ужасное проклятье. Если бы не – прости мне отсутствие подобающей скромности – мое собственное огромное мастерство и своевременные действия профессора Снейпа, когда я вернулся в Хогвартс, безнадежно раненый, я мог бы не дожить до рассказа этой истории». Хорошее такое слово «безнадежно», кстати, на которое никто никогда не обращает внимания. Практически прямое признание Дамблдора.

О как. То есть даже мастерство таких волшебников, как Дамблдор и Снейп, оказалось недостаточным – куда уж тут Гарри…

Нет. Нет, нет и нет. Крестражи-то в Игре-7 будет уничтожать Гарри. Однако их защиту – абсолютно смертельную причем – Дамблдор, где возможно, возьмет на себя в Игре-6. И будет умирать из-за этого весь год, от раза к разу выглядя все более уставшим, теряя силы и очень спеша передать Гарри необходимую информацию, прекрасно зная, что времени у него – всего одиннадцать месяцев.

Разумеется, помогать держаться на ногах Директору выпадает его верному Снейпу.

В связи с этим, поскольку непременным условием всех этапов Игр всегда была страховка Гарри в той или иной степени, я не верю, что Директор, вознамерившись отправиться в мир иной, не организовывает для Гарри условия, максимально обеспечивающие выживание. А что надо сделать Дамблдору, чтобы Том не просто не трогал Гарри, но и очень трепетно его берег? Элементарно. Первое: Том должен узнать, что Гарри – его крестраж. Второе: Том должен узнать, что все другие его крестражи уничтожаются. Вот этим, на мой взгляд, и занимаются Директор со Снейпом всю Игру-6 (вернее, весь промежуток времени, что остался Дамблдору с момента окончания Игры-5).

Наконец, умирающий Дамблдор – это один из важнейших компонентов Игры-6. Он, конечно, спешит вложить в голову Гарри как можно больше всякого, стратегически важного (раз уж Том так любезно вылез из головы Гарри и закрылся со своей стороны), однако собственную смерть Дамблдор с исключительным мастерством использует и в нескольких других целях сразу, но, поскольку я о военной стратегии, об остальном поговорю как-нибудь потом.

А военная стратегия состоит в том, что этот старый коварный манипулятор весь год методично и терпеливо добивается того, чтобы кое-кто воспользовался смертью любимого начальника для подкрепления пусть довольно стройной, но имеющей крупный недостаток легенды разведчика.

Я имею ввиду, конечно, Снейп каждому главнокомандующему довольно правдоподобно объясняет, почему предан именно ему (и немало этим наслаждается), но в какой-то момент Том, уже и так взбешенный Люциусом, потребует реальных действий, а не очередной порции овечьих глаз на уши.

Снейп, в свою очередь, всегда готов выглядеть сколько угодно плохим, но совершенно не хочет быть плохим на самом деле – а именно: становиться убийцей Дамблдора. Однако близкая смерть Директора означает, что выбора у него, в общем, и нет. Если он не докажет Тому, что предан именно ему, то неминуемо погибнет и провалит Игру (найти подходящий погреб и засесть туда, оберегая свою жизнь, Снейп, ввиду того, что он Снейп, вряд ли способен – как и его старый недруг Сириус). Либо все-таки, приняв жертву Директора и принеся себя в жертву (а как иначе назвать убийство любимого человека?), наш Штирлиц останется в живых и попробует закончить дело жизни Дамблдора. Но вот именно от этого задания Снейп будет отбрыкиваться всеми частями тела.

Будто это ему поможет. Ибо, вопреки распространенному в Пожирательских рядах мнению, Дамблдор отнюдь не идиот и прекрасно знает не только о том, что Реддл отдал Драко приказ его, Дамблдора, убить, но еще и о том, зачем Реддл это сделал. И даже о том, кому будет приказано закончить дело Драко после того, как мальчик провалится. Конечно, Снейпу. И сложившееся положение дел Дамблдор считает огромной удачей. И даже, рискну предположить, большим счастьем.

Но перейдем, наконец, к любви и фактам!

Из последних у нас имеется воспоминание Снейпа, в котором превосходно показан эпизод, когда Дамблдор, схлопотав удар после надевания колечка в хижине Мраксов, пока школьники отдыхают на летних каникулах, возвращается в Хогвартс под опеку Снейпа и приходит в себя, ибо жизни в нем остается еще на семерых. У меня нет стопроцентных оснований доверять всем воспоминаниям Снейпа, и об этом я еще порассуждаю подробнее, когда придет время, однако в той же мере у меня нет оснований не доверять данному конкретному воспоминанию.

Итак, интермедия: ночь, кабинет Директора, один клоун в бессознательном состоянии повис на ручке своего кресла, похожего на трон, второй клоун бормочет заклинания, тыкая палочкой в запястье правой руки первого клоуна, черной и обгоревшей, одновременно с этим вливая в рот больному целый кубок густого золотистого зелья.

Через пару мгновений глаза первого клоуна распахиваются, изящно дрогнув веками.

- Почему, – безо всякой преамбулы начинает второй клоун, – почему вы надели это кольцо? На нем проклятье, разумеется, вы это поняли. Зачем вообще к нему прикасаться?

На столе перед первым клоуном лежит кольцо Мраксов. Рядом – меч Гриффиндора.

Первый клоун морщится.

- Я… я был дураком. Крайне искушен…

- Искушен чем?

Первый клоун не отвечает. Еще бы. А чего тут ответишь? Да и зачем, если оба клоуна знают ответ?

Ну, да, бедняга Директор не выдержал и надел кольцо, потому что оно его хорошо поманило – причем с такой силой, что устоять перед этой тягой вряд ли кто-либо вообще мог. Тем более – Директор, который, ко всему прочему, после окончания Игры-5 был слишком морально вымотан. Какая, право слово, классика!

Думается мне, надевание кольца есть не столько оплошность со стороны Дамблдора, сколько ловушка Реддла. Других кольцо поманило бы другим. Дамблдор попался на свое. Конечно, он после реанимационных мероприятий Снейпа сетует на свою дурость. Но после драки махать кулаками все мы горазды. Если бы он, видите ли, не поддался самому большому своему искушению (камешек-то в кольце не простой – но об этом сейчас точно не время)… да я не верю, что он мог не поддаться. Кольцу по определению всегда все в конце концов проигрывают. Арда у нас соответствующим образом искажена сами-знаете-кем-и-когда, как мудро отмечала Анна.

И Снейп это понимает прекрасно – но надо же ему что-нибудь спросить, дабы из любви как-нибудь поболе попенять на нерадивость супруга. Однако, когда супруг недвусмысленным молчанием заявляет, что, мол, еще один вопрос об этом, и я начну врать, Снейп, ответив взглядом: «Я знаю», – вслух говорит, возвращаясь к испытанному и безопасному способу попеняния, следующее:

- Это чудо, что вам удалось вернуться сюда!

Звучит он так, будто он в ярости. А он и в ярости: «Почему вы не взяли меня с собой?»

- На этом кольце было проклятье невероятной мощи, сдержать которое – все, на что мы можем надеяться; я заключил проклятье в одну руку до поры --, – «Почему вы не взяли меня с собой?!»

Снейп осматривает Директора взглядом, в котором явственно блуждает: «Как вы? Сильно болит?»

Дамблдор поднимает руку и глядит на нее с таким выражением лица, будто ему только что показали интересную и очень редкую вещицу («Ерунда»).

Во взгляде Снейпа внимательный наблюдатель смог бы прочесть нечто вроде: «Чертовски сильно…».

Что-то человеческое и очень сложное происходит между этими двоими. Снейп осекается не потому, что Дамблдор поднял руку, а потому, что продолжением фразы могло стать одно единственное – то, которое он очень не хочет произносить.

Дамблдор ему помогает:

- Вы справились очень хорошо, Северус. Сколько времени, вы считаете, у меня осталось? – спрашивает он тоном, каким обычно интересуются насчет прогноза погоды.

Снейп колеблется («Ну вот чего так сразу-то?»).

- Я не могу сказать, – «И не хочу». – Может быть, год. Невозможно остановить это проклятье навсегда. Оно распространится со временем. Это тот вид проклятий, которые только усиливаются. – «Почему. Вы. Не. Взяли. Меня. С. Собой?!?»

Дамблдор улыбается. А когда Дамблдор так улыбается, это значит, что кто-то пытается блефовать, даже не догадываясь, что у него на руках все четыре туза.

- Как мне повезло, – говорит он, – как невероятно повезло, что у меня есть вы, Северус.

А вот это, уж простите, есть прямое признание в любви. И очень трогательное, между прочим.

Снейп его оценил и теперь реагирует… так, как может реагировать только он:

- Если бы вы только вызвали меня немного раньше, я мог бы сделать больше, выкупить вам больше времени! – в ярости выплевывает он («Какого черта, я спрашиваю, вы пошли туда без меня?! Я вас тоже люблю, но какого черта?!»). – Вы думали, что, сломав кольцо, разобьете проклятье? – «Я бы не позволил вам совершить подобную вопиющую глупость!»

- Что-то вроде этого… я был безумен, вне сомнений…

Итак, позвольте мне это человеческое, сложное и многопластовое разложить по полочкам и для начала внятно сформулировать следующее: Снейп откуда-то прекрасно знает, какое зелье использовать и какие зелья использовать можно было бы, если бы Дамблдор не промедлил; то же он знает и о необходимых контр-заклятьях для данного конкретного случая; более того, у него готовы нужные зелья или зелье (а зелья такого уровня вряд ли варятся за одну минуту или даже месяц); он знает, что на кольце проклятье (именно так; форму «было проклятье» Снейп использует позже, когда говорит о конкретном проклятье, заключенном теперь в руке Директора), знает, что это за проклятье; совершенно не удивляется ни самому кольцу, ни проклятью, ни тому, что кольцо сломано, ни даже тому, что это кольцо и Директор вообще делали где-то вместе («Без меня!!!»); он уверен, что проблема даже не в самом проклятьи, а в промедлении Директора с вызовом его, Снейпа, на помощь; наконец, Снейп совершенно точно в курсе сущности кольца и говорит не о каком-то абстрактном проклятьи, а о проклятьи, охраняющем крестраж.

Я уж молчу о том, что Снейп, судя по всему, не просто вломился в кабинет Директора спасать Директора сразу же после первого слабенького сигнала (который, похоже, стал и последним, ибо Дамблдор, потратив последние силы на возвращение в замок и вызов Снейпа, потерял сознание) – он вломился к нему в кабинет с доверху набитым экстренным чемоданчиком со всеми необходимыми зельями. То есть знал, для чего его зовут. И прежде этого – знал, что его могут позвать.

Иными словами, Снейп нервно расхаживал по своему кабинету с экстренным чемоданчиком в зубах, ожидая, пока Дамблдор вернется со своей секретной миссии, и проклиная его за то, что он отправился туда один.

В свою очередь, Дамблдор, конечно, не мог не подстраховать себя медицинской помощью Снейпа, для чего ему пришлось что-то ему рассказать и на многие неудобные вопросы ответить, однако он категорически отказался брать супруга с собой.

Во-первых, потому, что Том бы явно не обрадовался, увидь он однажды случайно в голове Снейпа, что тот бродил вместе с Дамблдором по старой хижине его, Тома, родственничков да еще и уничтожал крестраж. Это неминуемо окончилось бы смертью Снейпа.

Во-вторых, потому, что, окажись Снейп поблизости от очень опасно охраняемого куска души Тома, не Дамблдор бы кольцо примеривал, пытаясь уничтожить, а Снейп. С него бы сталось броситься вперед героически гибнуть. Что тоже означает неминуемую смерть. Да и неизвестно, как рядом с этим куском души Метка себя поведет.

Оба варианта не кажутся Директору удовлетворительными. Полагаю, он и затянул-то время лишь потому, что хотел избежать развития варианта первого: разбив кольцо, он не смог справиться с его силой, надел его, получил смертельное ранение, а далее – ахтунг! – вернулся в замок, чтобы не призывать Снейпа в хижину Мраксов, снял кольцо, чтобы Снейп к нему не прикасался (ибо тогда в кабинете Директора валялось бы два умирающих тела, и пел бы свою песню печальный Фоукс…), и только тогда, уже теряя сознание, вызвал Снейпа, разумеется, упустив всяческое время, необходимое для возможности полного исцеления или не такой скорой смерти.

Вау. Просто вау. Я настолько восхищаюсь этим невозможным человеком, что других слов у меня нет.

Хотелось бы посмотреть на лицо Снейпа, когда он, обдумав произошедшее наедине с собой, уверена, придет к тем же выводам.

Я даже не знаю, кому с кем более невероятно повезло. Эти двое друг друга однозначно стоят.

Тем временем Директор с некоторым усилием выпрямляется в кресле, открывая вторую часть интермедии:

- Что ж, в самом деле, это очень сильно упрощает дело.

Снейп недоуменно пялится на Директора («Нет!»).

Дамблдор улыбается («Да, Северус, да. Четыре туза и джокер»).

- Я говорю о плане, который Лорд Волан-де-Морт воздвигает вокруг меня. Его план заставить бедного младшего Малфоя убить меня.

Оп! Не-не, старенький, глупенький и слепенький дедушка не знает совершенно ничего…

Снейп садится в кресло напротив Директора, которое так часто занимает Гарри.

Когда Гарри будет смотреть это воспоминание, ему покажется, что Снейп хотел сказать что-то еще по поводу проклятья в руке Директора, однако Дамблдор поднимает израненную руку, вежливо отказывая Снейпу в ее дальнейшем обсуждении.

Я бы не была столь однозначна в суждении, ведь вся вторая часть интермедии посвящена жесткому загону Снейпа в угол и его змеиным попыткам вывернуться, отрицая очевидное и совсем-совсем-совсем не понимая, куда клонит Дамблдор. Не логичнее было бы предположить, что Снейп, у которого после джокера от Дамблдора натурально подкашиваются ноги (почему он и опускается в кресло), уже собрался было сморозить некую глупость типа: «Да ладно, все не так плохо, мы выберемся», – но Дамблдор вежливо пресекает его попытку, наглядно продемонстрировав, насколько все плохо? На мой взгляд, гораздо логичнее.

В честь чего Снейп и хмурится.

- Темный Лорд не ожидает, что Драко преуспеет. Это просто наказание за недавние ошибки Люциуса. Медленная пытка для родителей Драко, которые будут смотреть, как он потерпит неудачу и заплатит за это. – «Да не волнуйтесь вы так, Дамблдор, мальчик вас не убьет, даже Реддл в это не верит».

- Иными словами, мальчик приговорен к смерти так же несомненно, как и я, – озвучивает Дамблдор то, что Снейп озвучивать отказывается. – Так, я должен думать, что естественным преемником задания, когда Драко провалится, станете вы?

(Дамблдор, задумчиво: «И существуют же великие дела, за которые стоит отдать жизнь…»)

Пауза.

(Снейп, в ярости: «Нет! Нет таких дел! Потому что жизнь у вас одна, Дамблдор, а великих дел – как собак нерезаных! Чему вас там в вашем Гриффиндоре только учат?!»)

- Это, я думаю, план Темного Лорда, – произносит Снейп («Врешь – не возьмешь! Ничего не слышу, ничего не понимаю, ничего никогда не пойму! Очевидно, так – очевидно, так – очевидно, так!..»).

- Лорд Волан-де-Морт предвидит время в ближайшем будущем, когда ему не нужен будет шпион в Хогвартсе?

Рокировка. Снейп уходит в глубинный отказ, Дамблдор вынужден немножечко сместить акценты в теме, впрочем, не слезая с самой темы («О, изволите фехтовать? Я так и думал… Ну и как, скажите Мерлину на милость, можно жить с подобной философией?..»).

- Он считает, что школа скоро окажется в его руках, да. – («Долго, Альбус, очень долго! И не надо тут вихлять, я по-прежнему настороже!»)

- А, если она и в самом деле попадет в его руки, – между прочим интересуется Дамблдор («А мы оба знаем, что так оно и будет»), – вы даете мне слово, что сделаете все, что в ваших силах, чтобы защитить студентов Хогвартса?

Снейп твердо кивает («Разумеется. Но это вовсе не значит, что так оно и будет! Как оно так будет, если вы будете живы-здоровы, себе тут Директорствовать?! Ничего такого не будет!!»).

- Хорошо, – говорит Дамблдор, начиная дожимать Снейпа в углу, куда он его уже загнал («Будет-будет. Я организую»). – Теперь. Вашей приоритетной задачей будет выяснить, что собирается делать Драко. Перепуганный подросток так же опасен для других, как и для себя самого. Предложите ему помощь и покровительство, он должен принять, вы ему нравитесь –

- Гораздо меньше с тех пор как его отец потерял расположение. Драко винит меня, он думает, что я присвоил себе позицию Люциуса. – «Нет-нет-нет и нет! У меня ничего не получится, я ничего не умею, меня никто не любит и не слушается (не, ну каков мелкий гаденыш, а, Дамблдор? я ему пять лет сопли подтирал – и я же оказался во всем виноват! вы представляете?!). И вообще – вы не понимаете, Альбус? Вас надо лечить, надо бороться – а вы куда-то все время клоните! Будьте вы прокляты, извиняюсь, конечно!»).

- Все равно, попытайтесь. Я беспокоюсь за себя меньше, чем за случайные жертвы любых схем, которые могут прийти мальчику в голову. В конечном счете, разумеется, существует только одно, что нужно сделать, если мы намереваемся спасти его от гнева Лорда Волан-де-Морта. – «Мы можем что-нибудь изменить?»

Снейп, окончательно придавленный в углу, решает кусаться и плеваться ядом до последнего вздоха. Поэтому он приподнимает брови («Ничего не слышу и не понимаю, нет, совершенно ничего!») и саркастически интересуется:

- Вы намереваетесь позволить ему убить вас? – «Мы совершенно ничего не в силах изменить, треклятье, мать-перемать!»

Тут уж Дамблдор разворачивается и производит контрольный в голову:

- Конечно, нет. Вы должны убить меня. – «Тогда я не вижу смысла паниковать».

Наступает очень долгая пауза.

А потом открывается третий (мой самый любимый) акт интермедии.

Ибо Снейп, вдавленный в угол по самое не могу, удивительное дело, продолжает шипеть и брыкаться! Вследствие чего выдает шедевральный финт:

- Вы хотели бы, чтобы я сделал это сейчас? Или дать вам пару минут составить эпитафию?

От подобного шедевра со смеху катится даже другой клоун, в общем-то к таким вывертам любимого супруга привычный:

- О, не прямо сейчас, – улыбается Дамблдор. – Я полагаю, момент представится со временем. – «Будет сюрприз. Я обеспечу». – Учитывая то, что произошло этой ночью, мы можем быть уверены, что это случится в течение года. – «А вообще, если так подумать, порой у меня создается впечатление, что культура цинизма развита в Слизерине несколько… м…»

- Если вы не против умереть, – «Недостаточно?» – почему не позволить Драко убить вас?

Тон Снейпа меняется с ироничного на очень грубый. Так человек на смертном одре, поняв, что Смерть не попадается ни на уловки, ни на шутки, ни даже на лесть и обещания, махнув рукой на этикет, резко и досадливо восклицает: «Ну какого хрена?!»

- Душа мальчика еще не настолько повреждена, – отвечает Дамблдор. – Я не хочу допустить, чтобы она оказалась разорвана за мой счет. – «О нет… мне нужна ваша рука с зажатой в ней палочкой, которая будет направлять действие проклятья. К сожалению, это означает, что мне нужно и все остальное, включая вашу душу из чистого золота, живущую под этой циничной шкурой».

- А моя душа, Дамблдор? Моя? – резонно вопрошает Снейп, сочась оскорбленной преданностью из каждой поры.

Но Дамблдор готов к такому вопросу, ибо в достаточной степени близок со Снейпом, чтобы выдать единственно верный для Снейпа ответ (не изменяя своей прекрасной вежливости):

- Только вы знаете, навредит ли вашей душе помощь старому человеку избежать боли и унижения. Я прошу этой великой любезности от вас, Северус, потому что смерть придет за мной так же несомненно, как то, что «Пушки Педдл» закончат на дне Лиги этого года. – «Ну и, честно говоря, я бы не пережил, если бы меня убили по каким-то там личным мотивам да еще и не вы, мой дорогой».

Блестяще. Все дело в том, что такова жизнь, неизменным наполнением которой является череда выборов и оценок их нравственности. Передернуть ко злу можно абсолютно все. Это политика двойных стандартов, но даже она может сыграть на пользу, если управлять этим неизменным атрибутом хорошего манипулятора с любовью и умом. Результат любого действия в конечном счете определяется именно этим – умом, нравственностью, силой характера и выдержкой отдельной личности.

И Снейп все сделает правильно, Директор в этом ни капли не сомневается, ставя вопрос так прямо, жестко, категорично – но и с такой безумной нежностью и любовью. Замечательная, прекрасная пара.

- Признаю, – продолжает Дамблдор, – я бы предпочел быстрый, безболезненный уход затянувшемуся и грязному занятию, каким он станет, если, к примеру, вовлекут Сивого – я слышал, Волан-де-Морт завербовал его? Или дорогую Беллатрису, которая любит поиграть с едой, прежде чем съесть ее. – «А я не хочу, чтобы меня сожрали заживо. Вы же мне сами, Северус, потом такой скандал устроите!»

Тон Дамблдора легок, однако он обозревает Снейпа своим фирменным Директорским взглядом, под которым каждый попавший в его поле зрения как-то мгновенно уменьшается в размерах и начинает просвечивать.

Еще одна долгая пауза.

Видимо, в красках представив картины, обрисованные Дамблдором, в конце концов Снейп коротко кивает. Ибо как тут что-то скажешь, когда в горле стоит такой ком?

Нет, Снейп, конечно, согласился – но он не соглашался исполнять. И Дамблдор это прекрасно понимает. Его любимого сотрудника еще нужно прокачать от состояния «В смысле вы так и так умрете?! Нет, если вам суждено пасть от чьей-либо руки, то эта рука будет моей, потому что, как только я вас вылечу, я дам вам в морду за такие предложения, честное слово!!» до молчаливого и решительного состояния полнейшего смирения с фактом – чем Дамблдор и планирует заниматься весь год, изрядно развлекаясь. И издеваясь.

Но пока и так сойдет – за один раз для Снейпа и без того много. Поэтому Директор удовлетворенно кивает в ответ:

- Спасибо вам, Северус…

Готова поставить на то, что после этого Снейп, скрестив руки на груди, язвительно интересуется: «Ну, и что вы собираетесь делать теперь? Вы же однозначно собираетесь что-то делать». На что Дамблдор со свойственным ему изяществом отвечает что-то вроде: «Что ж, вижу, бесполезно пытаться утаить что-либо от человека, столь поднаторевшего в карнавале этой Игры. Вы абсолютно правы, Северус, у меня действительно есть план. А именно: я ничего не буду делать. Разбудите меня, если произойдет что-нибудь интересное», – после чего не без помощи Снейпа поднимается на ноги, переодевается в пижамку со змейками, укладывается в кроватку, укрывается одеялком со львятами и засыпает – однако этого мы никогда не узнаем, поскольку воспоминание обрывается.

Не обрываются, впрочем, мои размышления на тему.

Итак, к моменту этого разговора Директора со Снейпом Драко уже стал Пожирателем Смерти и получил свое задание, о чем Дамблдору прекрасно известно от того же Снейпа. Данный вывод (относительно начала Пожирательского стажа Драко) я делаю хотя бы потому, что Снейп громко плачется Директору, что мальчик его не любит. Спрашивается, откуда Снейпу сие известно, если сейчас лето, в период учебного года Игры-5 у Снейпа и Драко конфликт не наблюдался, а живут они явно не вместе? Остается заключить, что видятся они именно на собраниях Пожирателей, где Драко всячески демонстрирует, как теперь относится к своему декану и преподавателю. Впрочем, Снейп мог кое-что узнать и от Нарциссы – но это уже совершенно отдельный предмет разговора.

В общем, Дамблдор дает Драко год.

Замечу: не Том, который выдал задание, а Дамблдор. Тому-то как раз не терпится поскорее объявить Драко неудачником, наказать мальчика совершенно определенным образом так, чтобы отдача прилетела к родителям Драко, а затем поручить задание Снейпу. И я сильно подозреваю, что за то, что Реддл не прибьет Драко за провал задания при первой же удобной возможности (то есть когда мальчик вернется домой из школы на Рождество) надо благодарить Снейпа, который активно и весь год будет уговаривать Тома подождать и дать мелкому гаденышу еще время и еще парочку шансов.

Ибо и Снейп, и Дамблдор слишком хорошо знают, что случается с шестнадцатилетними мальчиками, попавшими в когти Реддла, если им вовремя не помочь. Они не допустят повторения этой ошибки. Драко может сколько угодно не любить своего декана, отказываться от его помощи и презирать его, пусть Люциус в свое время делал все, чтобы посильнее нагадить Директору, пусть его сын всю дорогу пытается делать то же самое, пусть они оба никогда не поймут, никогда не раскаются и никогда не поблагодарят, Дамблдор и Снейп спасут этого треклятого ребенка и его душу. Драко может думать и делать что угодно – от роковой ошибки его уберегут.

Однако это вовсе не значит, что ему не позволят совершить все остальные – напротив, я бы сказала, его будут аккуратно (ибо нужно учитывать, что Том в любой момент может залезть мальчику в голову и посмотреть там, что захочет) вести всю дорогу, чтобы он ошибался и калечил себя и окружающих. Только в строго очерченных рамках.

Лучше, конечно, чтобы Снейпу удалось-таки стать конфидентом мальчика, и ненужного насилия не произошло – но, если у Снейпа не выйдет, Дамблдор плакать не станет, а станет изобретательно использовать сложившиеся обстоятельства для дела. Ибо ненужной жесткости он, конечно, не одобряет – но зато выступает обеими руками (особенно – поврежденной правой) за жесткость необходимую. И вообще, похоже, во многом вторит Гессе, который считал, что можно наблюдать людскую глупость, смеяться над ней или чувствовать сострадание, но не надо мешать людям идти своей дорогой. Проще говоря: дай им веревку и не мешай повеситься на ней самим (ну, а ножницы у Директора к Финалу припасены на всякий случай).

Так что Драко, конечно, душу себе не разорвет, однако страдания и всяческие неудобства Дамблдор ему гарантирует. Как Гермионе тремя годами ранее – хочешь все знать? пожалуйста, бери Маховик времени, ходи на сто уроков в день и не говори, что я тебя не предупреждал, когда голова начнет болеть и седеть.

Дамблдор вообще не любит рубить инициативу, особенно – детскую. Ибо не имеет смысла запрещать и останавливать, пока человек сам не поймет, что можно, что нельзя, что он из себя представляет и где предел его возможностей. Директор готов дать шанс любому – но только при условии, что человек до этого шанса дозрел и его заслужил.

Полностью задушить действия Драко означает лишить его свободы выбора. А без свободы выбора предоставление шанса не имеет смысла. Так что Директор, извлекая массу пользы из положения, будет терпеливо ждать, пока Драко пройдет весь путь от ослепления ненавистью вместе с дикими понтами через срывы и страхи до финальной точки. Пока парень сам не поймет, во что вляпался, пока ему не выпадет сделать финальный шаг. И только тогда Директор предложит ему выход, ибо Драко поймет, что ему предлагают. Ну, не в тот самый момент, конечно, но позже – уверена.

Тут, разумеется, есть риск не успеть вытащить ребенка – но риск всегда и во всем есть, и, если Директор на такое решается, значит, знает, что вытащит. Не он – так Снейп, которому в этот год, помимо прочего, выпадает уникальный шанс научиться ладить с людьми в целом и детьми в частности. Тоже, между прочим, нехилый бонус.

Дамблдор – очень страшный человек. Я и раньше к нему относилась с благоговейным трепетом, а теперь так вообще. И то, что он добрый, не делает его менее страшным. Я бы сказала – напротив.

Ибо я, так долго и активно брызжа слюной, доказывала, что Директор – вовсе не Бог, что выверт сперва анниного, а затем и собственного мышления озадачил: если подойти к характеру Директора, вспомнив то, что люди, не отягощенные ничем лишним, говорят о Боге, обнаружится нечто очень, очень схожее.

Если Бог добрый, говорят такие, то он не может допустить плохого.

Ну гениально же! Очевидно, так!

Он-то добрый – иначе давно устроил бы еще пару десятков потопов. Что-что, а Поводы мы Ему давали и даем исправно. И как нас, дураков, Ему учить, спрашивается? Эти неотягощенные могут мне объяснить?

Если Дамблдор добрый, говорят другие (а иногда, возможно, те же), по-прежнему из числа неотягощенных, он не может поступать жестко. Диапазон неправильных поступков, которые вменяются Директору в вину, крайне велик: от гнусной шуточки с яйцами над бедными Дурслями и вручения шляпы бедному Снейпу до еще более гнусного приказа Снейпу его, Директора, убить. Или вот – издевательства над Драко. Ах, это же жестоко по отношению к обоим, онижедети! Либо Директор Очень Плохой, либо он не мог этого сделать, потому что Очень Хороший и это вне его характера.

Честно говоря, у меня от такой логики глаз сам собой дергаться начинает. Хочется бросаться бокалами, яйцами, фениксами и хрупкими серебряными приборчиками. Но я не знаю, как еще объяснить, что доброта не исключает жесткости, а жесткость – любви, кроме как прямыми словами. Понимание этого либо есть, либо нет. И я сильно сомневаюсь, что те, кто являются на битву разумов безоружными, способны когда-нибудь таки сообразить, в чем именно тупик теодицеи.

Добрый – с их точки зрения, обычно дурачок именно потому, что добрый. Когда он оказывается жестким, хитрым, насмешливым, они пугаются, теряются и вообще демонстрируют все признаки синдрома «Бежим, Кошка Заговорила». Ну, или длинно рассуждают о том, что это не в характере Дамблдора.

А ведь настоящая доброта без жесткости не станет настоящей. Добрые люди вообще-то очень далеки от мягких и удобных. Так и высокая нравственность, вообще-то и между прочим, заключается не в том, чтобы оберегать от боли, а в том, чтобы продвигать к свету. И Дамблдор этому критерию очень и очень соответствует.

Итак, если в парной к этой Игре-3 воспитание чувств шло на примере взрослых дядей и, в общем-то, не слишком касалось Гарри, то здесь, как видим, все будет происходить непосредственно в среде Гарри. Причем в ход пойдут и мозги, и ребра, и носы, и души, и жизни.

Если целью Игры-3 было примирить «поколение отцов», то в Игре-6 следует ожидать того же по отношению к поколению Гарри. Грядут глобальные разборки Гриффиндора со Слизерином с целью объединения факультетов – война все-таки началась, как-никак… Результаты, однако же, как и в Игре-3, будут очень и очень неоднозначными.

Игра-3 не то что регулярно шла наперекосяк – она вообще представляет собой комплекс мер быстрого реагирования на поступающие извне раздражители. Как видим, с включением линии Драко в Игру-6, которая, вообще-то, придумана исключительно как преамбула квеста в Игре-7, происходит то же самое. И это пока только начало.

Два принципиальнейших момента в грядущем воспитании чувств: Дамблдор умирает с самого лета; весь год его отношения со Снейпом, а также с Гарри, а также отношения Гарри и Снейпа идут к Астрономической башне – так же неотвратимо, как Том идет к своему разложению.

Чисто технически Снейп в этой Игре занимает экологическую нишу Люпина в Игре-3. Это – его время. Даже Гарри при некотором углублении значительно отступает на второй план.

Игра-3 – период Люпина. Это его проблемы (в том числе и волчьи), его способ любить учеников, его драма, его расследование Игр Директора, нравственные заморочки с упомянутыми Играми – и, разумеется, уход из Хогвартса в конце. Почему, собственно, та Игра и получилась сильно про него. Временами даже с его точки зрения. Дальше он не исчезает, но нерв истории на нем больше не сосредоточен. Снейп же в той Игре выступает во всей своей комической красе.

Однако главным комиком Игры-6 неожиданно становится сам Люпин. В то время как Снейпу отводится первая роль, на нем сосредотачивается весь нерв Игры. Тут его проблемы (в том числе и Пожирательские), его способ любить учеников, его чувства, его драма (переходящая к концу в трагедию), его нравственные заморочки с Играми Директора и отчаянная борьба против упомянутых Игр – и, разумеется, уход из Хогвартса в Финале. Анализ Игры-6 невозможен без того, чтобы много и еще больше писать про Снейпа. Временами даже с его точки зрения.