Впоследствии Атэна часто вспоминала то утро со сладкой тоской, которая весьма ожидаемо появляется всякий раз, когда рискуешь задержаться на зыбкой почве ностальгии по легким и понятным временам.

Она наконец-то выспалась, и даже тусклое пятно солнца, казалось, пробивалось сквозь небесный свинец специально, чтобы подглядеть в безукоризненно чистое окошко, как она собирает длинные волосы в тугой пучок на затылке, заваривает кофе, улыбается самым глубинным мыслям, с удовольствием подносит кружку ко рту –

- Атэна! – донесся до нее знакомый взволнованный бас одновременно с тем, как от безукоризненно чистого окошка отскочил щебень, брошенный кем-то с улицы.

Она в ярости поджала губы, поставила кружку на стол, расплескав кофе, и молнией направилась к окну.

- Если ты еще раз бросишь этот треклятый камень в мое окно, Дэй—

Даже два этажа, разделявших их, не помешали Атэне разглядеть выражение самой чистой паники, намертво вцепившееся в грубое лицо похожего на медведя мужчины. Она мысленно поблагодарила его за то, что ему все-таки удалось совладать с наверняка душившим его желанием бросить в ее окно сразу целый валун.

- Кто-то поджог паб! – прогудел Дэймон. – Атэна, кто-то его поджог!

Что-то в ударении Дэймона на этом последнем слове заставило сердце Атэны остановиться на пару мгновений – полузабытое, полуживотное древнее его свойство…

- Филикс? – одними губами спросила она.

Дэймон энергично закивал, давая понять, что с Филиксом все в порядке.

- Нам надо идти! Они ждут, оба ждут, Атэна, нам надо идти!

Атэна закрыла окно, не кивнув, не сказав ни слова, и принялась метаться по квартире, хватая первую попавшуюся одежду. Ее губы были по-прежнему плотно сжаты, а сердце проваливалось ниже с каждой секундой. Неужели сибиллы были правы, и Он действительно готов вернуться в войну? Если так… если так… Атэна отказывалась продолжать мысль, но мысль упорно отказывалась не продолжаться.

«Если так, – думала она себя сама, игнорируя отчаянное сопротивление хозяйки, – выходит, что Филикс не успел».