Утром в воскресенье 22 ноября Гарри долго не может прийти в себя от полученной от Хагрида и Сириуса информации. Приоритеты помогает расставить Гермиона во время очередной долгой прогулки у Озера: «Давай просто постараемся продержать тебя в живых до вечера вторника, а затем сможем подумать насчет Каркарова».

И ребята идут, как водится, в библиотеку, где проводят весь день и уходят в гостиную, набрав книг, избегая Крама и его поклонниц. День, проведенный за книгами, ровным счетом ничего не решает, и об этом, естественно, известно наверху: Гарри видели в Большом Зале, когда он выволакивал Гермиону из-за стола, ничего не съев, прогулка у Озера также проходила под присмотром, мадам Пинс наблюдала за Гарри и Гермионой в библиотеке, ну а уж в гостиной-то и следить нечего – самое просматриваемое и прослушиваемое место.

Итак, остается полтора дня, и Дамблдор знает, что Гарри не знает, как справиться с драконом. Известно об этом и Барти.

23 ноября Гарри впервые всерьез задумывается, не сбежать ли ему из Хогвартса. Однако замок уже стал его домом, единственным местом на земле, где мальчик был счастлив. Гарри некуда идти. Дамблдор давно и прочно загнал его в эту ловушку и, подозреваю, всегда был уверен в том, что эту задачу его подопечный решит правильно: лучше смерть от драконов в любимом доме, чем жизнь в нелюбимом.

Гарри четырнадцать. Он уже знает, что есть вещи хуже смерти. Реддл этого так никогда и не поймет. Но Гарри знает это с самого начала. Он уже никуда не уйдет. Здесь, пусть оно звучит высокопарно, сама земля питает и придавает сил, мужества, отваги – крайняя точка самого края земли, отступать некуда. Дамблдор будет прекрасно знать, что он делает, приводя Гарри в Хогвартс в мае 1998… потому что – а куда бежать-то? Некуда. И не было никогда. Если уж вы ввязались в такую любовь, ввязывайтесь по-настоящему. Только так – и никак иначе.

В общем, Дамблдор может гордиться тем, как Гарри решает возникшую нравственную дилемму. А по окончании завтрака его ждет еще одна педагогическая награда – со стороны преподавательского стола отлично видно, как Гарри замирает на месте при виде Седрика, затем резко покидает Гермиону, крикнув, что догонит ее позже, и несется за шестикурсником и его свитой.

Седрик реагирует на информацию о драконах с крайне смешанными чувствами. С одной стороны, естественная паника. Совершенно точно становится видно, что отец о драконах ему все-таки не рассказал. И, хотя в его сумке и лежит учебник по продвинутой трансфигурации, я не связываю сие с Игрой, мухлежом или чем-то в этом роде. Это стандартный учебник шестого курса. Скорее уж, по счастливой случайности именно он в последнюю минуту натолкнул Седрика на мысль о том, чтобы трансфигурировать камень в собаку на испытании и так отвлечь дракона.

С другой стороны, для Седрика, как и многих, Гарри – человек, не брезгующий нечестной игрой. Поэтому услышать от него предупреждение о первом туре Седрику странновато. Вероятно, он и не верит-то вовсе – однако решает подстраховаться на всякий случай. При любом раскладе в сухом остатке получается, что лед между мальчиками тает.

А вот Барти эта ситуация совсем не радует – Гарри только что лишился преимущества, добровольно выболтав сопернику суть первого тура. Ничего удивительного, ибо для Барти это всего лишь соревнование. Для Гарри же – в прямом смысле игра на выживание. С такой точки зрения умолчать о драконах равносильно тому, чтобы собственноручно толкнуть Седрика на смерть.

Используя единственную возможность, чтобы, не особо привлекая внимание, дать Гарри толстую жирную подсказку, Барти уводит Гарри к себе в кабинет в тот момент, когда все на уроках и никто его не видит (ибо лично светиться рядом с Гарри Барти всю дорогу упорно не хочет).

Ну, это он так думает, что его никто не видит. Пусть у Директора и нет волшебного глаза Грюма, зато есть портреты и призраки. К тому же, неподалеку ведет урок Флитвик, наш маленький как-бы-вовсе-не-при-делах профессор.

Разбирать акт выдачи подсказки не буду – уж слишком он толст, хоть и прикрыт фразами типа «Ну, я не собираюсь тебе говорить» и «Я не показываю фаворитизма, ясно?» Следует обратить внимание лишь на три вещи.

Вещь первая: вот Барти в образе Грюма судит о поступке Гарри в отношении Седрика: «Это была очень порядочная вещь, то, что ты сейчас сделал, Поттер».

А вот Барти судит об этом же двумя минутами позже, выходя из образа: «Мошенничество – традиционная часть Турнира Трех Волшебников и всегда была таковой». Разница ясна?

Вещь вторая: «Я говорил Дамблдору с самого начала – он может быть таким благородным, каким захочет, но можно быть уверенным, что Каркаров и Максим не будут». Если то, что говорит Барти, правда, то тут он вновь прокололся. Чтобы Грюм (ахтунг!) подбивал Дамблдора (ахтунг-ахтунг!) поступиться нравственными принципами честной игры вслед за другими? Да столько белены в природе не существует, чтобы Грюм вдруг начал так себя вести!

Кроме того, не знаю, насколько настоящий Грюм знаком с мадам Максим, но, если знаком достаточно, должен знать, что она – не Каркаров. Да, она будет помогать своему Чемпиону и надеяться на его победу. Но скорее как тревожащаяся мамочка, чем как злобная бабёнка, решившая любой ценой опустить Дамблдора. Не надо путать ее с Ритой. Ошибка Барти номер я-сбилась-со-счета.

Далее он продолжает: «Они рассказали своим Чемпионам все, что могли. Они хотят выиграть. Они хотят победить Дамблдора. Они хотят доказать, что он всего лишь человек». Это Барти сейчас о Каркарове и мадам Максим – или уже о себе? Крауч грубо смеется – очень многозначительно. Но приятно знать, что враги Директора считают Директора существом неизмеримо выше человеческого – видимо, страх Реддла перед Дамблдором передается всем Пожирателям.

Вещь третья: есть в кабинете Барти три такие любопытные штуки – Вредноскоп, Детектор лжи и Проявитель врагов. Первые две не работают: «Нет смысла, здесь, конечно, слишком много препятствий – студенты на каждом шагу врут, почему не сделали домашнюю работу. Детектор лжи стал гудеть с первого дня, как я добрался сюда. Мне пришлось отключить Вредноскоп, иначе он бы не перестал свистеть. Он экстрачувствителен, покрывает все на милю вокруг…»

Хороший такой «лучший мракоборец Министерства» (Сириус), который «считает утро пропащим, не раскрой он десяток заговоров» (Каркаров) – отключает, видите ли, Вредноскопы…

Думается мне, что такой Вредноскоп, как у Грюма, на мелочь вроде студенческой лжи упорно не реагирует. А вот то, на что они на пару с Детектором лжи с первого дня реагируют, сидит перед Гарри и собирается давать подсказку к первому испытанию. Кстати, если Директор когда-нибудь навещал кабинет старого друга, выключенные приборчики должны были его немножечко смутить.

Наконец, весьма интересная штука Проявитель врагов: «Видишь тех, кто прячутся внутри? Я в безопасности до тех пор, пока не увижу белки их глаз. Тогда я и открываю свой чемодан», – говорит «Грюм» и снова смеется.

Вот что-что, а Проявитель врагов отключать нет необходимости. Мрачные тени, которые видны внутри, я полагаю, полностью соответствуют своей смутностью подозрениям Дамблдора.

Кстати, а что Дамблдор? Барти подает идею использовать заклинание, входящее в программу обучения Гарри, и советует «играть на сильных сторонах». Ну-ка догадайтесь, кто подал ему идею насчет «Молнии»?

«Ты чертовски хорош на метле, насколько я слышал». Один из двух – либо Люпин в своем письме Грюму еще летом, либо Дамблдор. И та, и та версия вполне тянут на самостоятельные, ибо совершенно ясно, что сам Директор очень даже готов был вмешаться (разумеется, не лично), ибо видел, что, поглазев на драконов, Гарри так ничего и не придумал.

Таким образом, раз даже Барти, собирая информацию по крупицам, догадывается, что Гарри лучше всего подойдет вариант с метлой, то уж Директор, три года периодически лично присутствовавший на матчах Гарри и избегающий тривиального Конъюнктивитуса, придумал, как помочь мальчику, и подавно.

Кроме того, как человек творческий и развлекающийся, а также любящий поиздеваться, Дамблдор никогда ничего не повторяет буквально – но всегда исключительно креативно и вариабельно. Вспомним, что турнирные задания этого года есть ужесточенная вариация полосы препятствий на пути к Философскому камню – и было там одно такое испытание, включавшее в себя заколдованные ключи с крылышками и метлу. Вот, пожалуйста. И там, и там – косвенно, между прочим, замешан наш добродушный Флитвик.

Напомню: после того, как Барти просит Хагрида об услуге с драконами, Дамблдор, очевидно, об этом узнаёт. Поощрив рискованную, но крайне успешную самодеятельность лесничего-виртуоза, Дамблдор выпроваживает его из кабинета, уверив, что понимает «Аластора», и в его поступке нет ничего страшного, а сам, откусив лимонную дольку, крепко задумывается.

Либо он, Дамблдор, так за всю жизнь и не узнал Грюма по-настоящему, либо старого друга что-то серьезно изменило за последние три месяца. Как бы то ни было, а факт наличия собственных интересов у «Грюма» становится очевидным. В мастерски выстроенную комбинацию вклинивается нечто непредвиденное, и, как бывает, теперь все зависит от ювелирных действий только и только Директора.

Мог Дамблдор в качестве последней проверки на вшивость, перед тем, как окончательно положить глаз на старого друга и начать внимательно за ним следить, случайно, как это у него обычно получается, и мечтательно сказать Барти что-то вроде: «И все же я скучаю по матчам, знаешь. Турнир – это прекрасно, однако матчи по квиддичу – нечто совершенно особенное… Да и ты был бы рад, я полагаю, увидеть, как превосходно держится на метле Гарри. Совсем как Джеймс – это у него явно наследственный талант…»? Да мог, безусловно.

Эта версия кажется даже более логичной, чем версия о том, что «Грюм» узнал о летательных способностях Гарри из письма Люпина – ведь, если Люпин знал, что в школе будет проводиться Турнир (а он знал), то знал и о том, что матчи отменят, следовательно, Гарри вряд ли будет летать, следовательно, зачем вообще озвучивать эту информацию о мальчике?

Тогда то, что Гарри уходит из Большого Зала 23-го, абсолютно не зная, как быть, затем встречает «Грюма» и, как ошпаренный вылетев на Травологию пять минут спустя, сразу же после урока пропустив и ланч, и урок Хагрида, принимается заниматься Манящими чарами, может быть однозначно расценено Дамблдором как то, что «Грюм» проверку не прошел.

Вот теперь уже Директор практически во всеоружии – и мало никому не покажется.

Сомнений не остается: «Грюм» – это не Грюм.

Посему не стоит делать резких движений. Дамблдор по своей привычке играет в глухонемого слепого слабоумного, прекрасно понимая, что в сражении, подобном этому, победит не тот, кто изворотливее, а тот, у кого крепче нервы.

Никаких резких движений – Дамблдор слишком опытный Игрок. Барти же, напротив, хладнокровием не обладает – в решающий миг все его действия приобретают налет суетливости, как, к примеру, в этот раз, когда Барти опережает Директора с подсказкой. Что ж, на том он и будет колоться дальше. Дамблдор же заведет тетрадку, куда все проколы оппонента станет методично записывать – что, впрочем, скорее, потешит его самолюбие, чем что-то новое прояснит, ибо степень этического несоответствия Барти Грюму и так уже перевалила за критическую отметку.

Замечу: свою подсказку Дамблдор бы подал гораздо тоньше. Например, некстати залетевший Пивз мог бы начать швыряться метлой в Гарри – что-то в этом духе.

Понятно, что пустой класс, в котором Гарри под руководством Гермионы постигает азы науки, на это время взят под наблюдение, а профессуре дано указание тщательнейшим образом обходить его третьей дорогой, чтобы случайно не застать нарушителей. Вечером ребят, между прочим, буквально выпихивает оттуда Пивз, начавший швыряться в них стульями.

Гарри и Гермиона перемещаются в самый удобный для Директора и наиболее недоступный для Филча и Снейпа уголок замка – гриффиндорскую гостиную, и около двух часов ночи Директору рапортуют, что Гарри таки чары освоил. Все, можно расслабиться. То, что три месяца пытался вдолбить в Гарри Флитвик, получается у мальчика под руководством Директора за неполный день (с перерывами на предсказания смерти от Трелони; из чего Гарри для себя решает, что главное – чтобы она не была мучительной; хороший вывод, запомним его).

Никто пока и предвидеть не может, чем обернутся подсказки Барти и Директора о Манящих чарах. Как символично, что получает их Гарри в кабинете преподавателя Защиты от Темных Сил…

Многозначительны и слова Гермионы: «Если ты сконцентрируешься очень-очень сильно на том, чего хочешь, это придет». Кстати, своим «сконцентрируйся» Гермиона до нервного смеха напоминает мне кое-кого.

Наконец, наступает 24 ноября, вторник. Испытание назначено на полдень – то есть после первого урока Истории магии и ланча. Да, Директор в этом году определенно не считает, что Гарри особенно необходимо Зельеварение… С другой стороны, конечно, это мудрый поступок – накануне испытания оградить Гарри от нападок Снейпа, которые неизменно последуют – у него же болезненно-обостренное восприятие всего на свете. Ирония (и наиболее тяжелые ее формы как то: сарказм, жесткая критика, желание загнобить до смерти) помогает ему выжить, сохранить себя. Он бы, может, и хотел сдержаться, да точно бы не сумел. А у Гарри боевой дух и без того на отметке минус десять – лучше не рисковать, а то все может закончиться больничным крылом, наказанием, по странному стечению обстоятельств назначенным именно на 12 часов дня 24 ноября…

Макгонагалл волнуется не меньше – ее голос дрожит так же сильно, как и рука, когда она кладет ее Гарри на плечо: «Так, не паникуй, просто держи голову холодной… у нас есть волшебники, которые контролируют ситуацию на всякий случай… главное – сделай все, что сможешь, и никто плохого о тебе не подумает…»

Вот он – главный принцип, которому учит мальчика Директор в этом году: сделай все, что сможешь. Не победа важна в конечном итоге. Важно сделать для победы все.

Дальше – жеребьевка, попытка жульничества Людо, вызвавшегося оказать Гарри помощь, от которой парень отказывается, томительное ожидание, выход против дракона, триумфальное завершение первого тура, восстановление мира с Роном, выставление честных (мадам Максим, Дамблдор, Крауч-старший) и не очень (Бэгмен и Каркаров) оценок, Гарри делит с Крамом первое место, 40 баллов, отфутболивание Риты, получение инструкций на следующий тур – 9:30 утра 24 февраля.

Все детали виртуозно представлены самой Роулинг, так что смысла их описывать нет никакого. Однако во всей этой мишуре букв и эмоций есть пара важных нюансов.

Во-первых, после испытания Гарри тут же перехватывают Макгонагалл, Хагрид и «Грюм». Ну, Макгонагалл – это понятно, ее отрядили следить за мальчиком в этом туре, вероятно, именно потому, что она женщина – трогательна ее забота на пути в загон и невероятно (по-хорошему) смешна ее фраза: «Так, Поттер, в палатку первой помощи, пожалуйста…» – произнесенная после: «Это было превосходно, Поттер!» – когда она касалась мальчика дрожащей рукой в первую минуту после встречи на земле. Вот это я понимаю – вернулась прежняя Макгонагалл: «Шагом марш в палатку, если ты скончаешься от этой незначительной царапины, я сниму все баллы с Гриффиндора! Да, с собственного факультета!! А потом не поздоровится Альбусу!!!»

То, что рядом с Гарри оказывается Хагрид, тоже вполне естественно. А вот естественно ли для Грюма так буйно демонстрировать радость, размахивая руками, чтобы Гарри подошел к профессорской компании, улыбаясь и спеша к мальчику вместе с коллегами? По какой-то причине я сомневаюсь.

Впрочем, реакцию Барти понять нетрудно – у него тоже только что свалилась гора с плеч, и он радуется, как мальчишка, потому что мальчишка и есть. Пребывающие в состоянии аффекта Макгонагалл и Хагрид, может, этого не замечают. Зато, я уверена, все замечает Дамблдор.

Хагрид произносит: «Ты сделал это, Гарри! Ты сделал это! И против хвостороги и все такое, а ты знаешь, что Чарли сказал, что она худшая –», – и Гарри громко его останавливает. Макгонагалл не реагирует. Значит, определенно в курсе.

Однако зачем Хагрид вообще это произносит? То, что он прекрасно умеет себя контролировать даже в минуту сильного душевного волнения, как доказал его недавний разговор с «Грюмом», очевидно, следовательно, имеется очередной «невзначай». Зачем?

Я полагаю, поскольку Хагрид не знает всех тонкостей отношений Дамблдора и того, кто выдает себя за Грюма, он чувствует свою вину за то, что рассказал Директору о своем разговоре с «Грюмом», и, волнуясь на сей счет, старается обезопасить себя на случай чего – вот, мол, ляпнул при Макгонагалл, она, видно, что-то заподозрила, сказала Директору, а тот сам сделал выводы. Не исключено, что Дамблдор попросил Хагрида найти удобный предлог, чтобы свалить все единолично на него, Директора, дабы роль лесничего не была вскрыта.

Однако Барти не слишком обращает внимание на эти мелочи – он справился с первым туром и находится в не меньшей эйфории, чем Гарри. И самоуверенности тоже – ибо привычки подчищать хвосты, обдумывая свои ходы хотя бы опосля, я за ним не заметила.

Профессора уходят, затолкав Гарри к мадам Помфри, которая борется с Кондратием: «В прошлом году дементоры, в этом – драконы, что они собираются привезти в эту школу дальше?» Амбридж. Что, вообще-то, пострашнее дементоров и драконов вместе взятых – этакая помесь дементора, василиска, соплохвоста, гридилоу и флобберчервя, но не об этом речь.

Либо я становлюсь слишком мнительной, либо загадочное «они» в словах мадам Помфри (разумеется, имеется ввиду Директор) – намек на то, что она знает чуть больше, чем показывает? Типа: формально-то привезло Министерство, но Директор-то разрешил! И драконов, и дементоров – разрешил!!

В общем, первый тур завершился, и Гарри наконец может расслабиться. Расслабиться могут вообще все – и Чемпионы, по итогу сплотившиеся, ибо общая опасность (вроде драконов или тролля), как и общая радость – лучший повод начать относиться друг к другу гораздо теплее, и их директора, и судьи, и профессора Хогвартса, и близкие Чемпионов. И даже Снейп, который расслабляться не умеет (внимательно ли он следил за оценками? заметил ли, что Дамблдор проявляет максимальную объективность к своему «любимчику»?).

А что Дамблдор? В целом, начало положено, что уже неплохо. Однако Гарри пока не сделал ровным счетом ничего сверх меры – Манящие чары, простите, входят в программу занятий, а летать мальчик с пеленок умеет. Ко всему прочему, радость после окончания первого тура затмевают заботы по поводу «Грюма» – Директору предстоит быть максимально внимательным и аккуратным в дальнейшем, учитывая активную самодеятельность этого Игрока – и организовать ход Игры так, чтобы две партии не порушили одна другую. А, ну, еще узнать, Грюм ли «Грюм», и если не Грюм, то кто. Право, какие мелочи…

Чему учит Гарри – и нас вместе с ним – первый тур?

Ну, прежде всего, тому, что наиболее страшное во всем этом – ожидание. Мне кажется, это была самая трудная часть Турнира. Осознавать то, насколько ты, во-первых, далек ото всех безмятежных зрителей, а во-вторых, как далек ты от себя.

Сидеть в палатке и ждать своей очереди – я думаю, Гарри в тот момент испытывал чувство, схожее с тем, что станет владеть им, когда он узнает, что Реддл должен его убить, чтобы Орден и ОД победили. Странно и тяжело ощущать свое живое тело, быть запертым в его клетке и находиться в окружении одних лишь упрямых мыслей – которые, как и сердце, упорно отказываются останавливаться.

Но, как это часто бывает со страхом, когда ты поворачиваешься к нему лицом и идешь на него (отступать же некуда), наступает момент, когда вы встречаетесь – и ничего не происходит. Вы просто расходитесь.

Это был очень хороший урок Директора для Гарри и заслуга лично Флер Делакур (ныне Уизли) – мне на долгое время впился в память именно этот эпизод: Флер, которая вела себя наравне с парнями, не выдавая своего страха, но задрожавшая с головы до ног, когда Людо выкрикнул ее имя – покинула палатку и направилась к дракону, сжав палочку и держа голову высоко поднятой.

Это все о том же, об арене – есть чертова большая разница между тем, что тебя выталкивают туда, где, ты заешь, будет смерть, и тем, что ты сам выходишь на арену – с высоко поднятой головой.

Один шанс из тысячи, что ты победишь – и ты должен сделать все, что можешь, сконцентрироваться полностью и всецело на этом единственном шансе – потому что пришло время сделать то, что должен – и, черт возьми, будь что будет. Слушать, видеть, участвовать в другой, окружающей жизни в этот момент не обязательно – ничто не важно, кроме твоих собственных действий.

И у Гарри уже сейчас наблюдается очень правильное отношение к подобным вещам. Он берет пример со старших. И есть что-то, что у него в крови. Твердое убеждение: в этом нет ничего страшного; просто еще один матч по квиддичу, еще одна команда соперника, еще одна Игра. Нет абсолютно ничего страшного, когда ты уже стоишь на арене. Сделать первый шаг к ней – самое страшное. Но если ты должен – какое значение имеет твой страх?

У Дамблдора действительно очень жесткие, почти жестокие уроки. Скорее всего, с Гарри по-другому было нельзя. Взрослый Гарри благодарен Директору за эти уроки. Он все понимает.

Хотя, разумеется, раз уж на то пошло, реальной опасности не было. Дамблдор, должно быть, мягко намекнул Чарли, что он и его друзья головой отвечают за Гарри. К тому же, на трибунах был сам Директор – а с реакциями у него, если вспомним прошлогодний матч по квиддичу, который пришли посмотреть дементоры с попкорном и одна большая собачка, все в порядке.

Директор выступает личным гарантом безопасности Гарри и других участников Турнира, раз он решился на создание таких испытаний. Да и не только он один – та же Макгонагалл могла в ярости превратить дракона в жука или гусеницу, Хагрид мог броситься на него всем своим телом и заобнимать до смерти, а Снейп лично, плюнув на все, выбежал бы в загон и откусил бы дракону голову, даже и не подумав использовать палочку. Преподаватели Гарри, знаете ли, немного умеют колдовать и справляться с нестандартными ситуациями.

Просто по мере того, как ужас на их лицах одновременно сменялся сначала изумлением, а затем и восхищением, все они приходили к мысли, что четырнадцатилетний мальчик… держит ситуацию под контролем.