Одна деталь (помимо того, что Людо окончательно берет на себя функции Крауча по изложению правил испытания) в том, что случилось сразу после первого тура, меня смущает: едва судьи выставили оценки, Гарри догоняет Чарли и, даже не поздоровавшись, говорит:

- Ты на первом месте, Гарри! Ты и Крам! Так, мне надо бежать, я должен пойти и послать маме сову, я поклялся рассказать ей, что произошло – но это было невероятно! – лучший ловец Хогвартса за многие годы, Чарли знает, о чем говорит. – А, да, и они сказали мне передать тебе, что ты должен подождать здесь еще несколько минут… Бэгмен хочет сказать пару слов в чемпионской палатке.

Чарли ведет себя так, будто почти три месяца назад они с Гарри виделись не в последний раз – мол, уж и здороваться не надо, практически спим вместе в одной комнате. Но это еще ладно, можно списать на волнение, примерно как то, что Гарри вовсе не удивляется его присутствию. А вот то, что, увидев брата, Рон не делает особенное лицо и не кидается допрашивать его, что он тут забыл, немного подозрительно.

Могло ли статься, что за два дня Чарли ни разу не попался на глаза троим братьям и сестре? Судя по всему, в Большом Зале он не питался, иначе бы Гарри его заметил, но почему же Рон брату вовсе не удивляется?

Вероятно, Чарли было дано указание не выходить за пределы загона, чтобы не попасться родственникам на глаза – Дамблдора бы совсем не устроило, если бы Чарли разболтал все Рону (или Рон бы сам шевельнул мозгом на пару с близнецами), а тот бы побежал спасать Гарри. Это – не тот способ примирения, которого добивается Директор.

Вряд ли Чарли, кроме того, смел покинуть четверых драконов, даже учитывая, что он отвечал за них не в одиночку – вот вышел бы казус, если бы, скажем, ночью 23-го четыре дракона отправились прогуляться по территории замка, мимоходом раздавив хижину Хагрида, карету мадам Максим и корабль Каркарова.

Я полагаю, Рон с близнецами и Джинни встретились с Чарли непосредственно перед началом испытания. И тут до мальчика медленно стала доходить вся опасность Турнира для Гарри.

Далее. Чарли говорит, что миссис Уизли заставила его поклясться рассказать, что случилось во время испытания – но, простите, неужели она не могла попросить того же от еще четверых своих детей? Однако Рон даже не думает ей писать. Создается ощущение, что они не переписываются все это время – но почему?

Я думаю, поскольку миссис Уизли – женщина далеко не глупая, она сразу догадалась, по какой причине Чарли едет в Хогвартс. Наверное, возьмись она общаться с другими своими детьми, то не удержалась бы и всяко ляпнула что-то в духе: «Возникнут проблемы – обращайтесь к Чарли. И передайте ему поцелуй от меня». Чего, разумеется, делать нельзя категорически.

Артур, понятно, по чьему указанию, настоятельно просит жену в ближайшее время воздержаться от общения с младшими детьми. Таким образом, единственный источник в Хогвартсе, которому она может приказать держать ее в курсе дел – это Чарли. Надежный источник, прошу заметить, который при Гарри лишнего не взболтнет. Ну, разумеется, если будет уверен, что мальчика рядом нет, то о чем-то таком и обмолвится – например, в ночь, когда Хагрид будет смотреть драконов…

Да, я все-таки считаю, что Чарли в Игре не состоит. Хотя бы просто потому, что, если бы он в ней состоял, их с Хагридом, получается, заранее продуманный диалог в ночь на 22 ноября был бы слишком лицемерным.

Вечером Гарри, слушая слова Рона о том, что он имеет все шансы выиграть Турнир (что доставляет Гарри немало удовольствия, а трезвой и резонной Гермионе – не меньше досады), пишет огромное письмо Сириусу, в котором подробно рассказывает, как справился со своим драконом.

Постепенно мнительный и крайне осторожный в озвучивании кому-либо своих истинных чувств мальчик учится быть максимально откровенным с крестным, что очень скоро сыграет решающую роль в Игре Года.

Надо полагать, Сириус на пару с Люпиным и Дамблдором немало свянутся с письма и резко поднявшегося настроения Гарри. Дамблдор заодно имеет приятную возможность заглянуть в мысли Гарри и отметить про себя, что главный урок с ареной мальчик уже усвоил.

Рон произносит: «Нам лучше спуститься на твою вечеринку – сюрприз, Гарри, – хорош сюрприз. – Фред и Джордж уже должны были украсть достаточно еды с кухонь».

То есть в какой-то момент до того, как Рон пришел мириться, он обмолвился парой слов с близнецами – видимо, уже после того, как Гарри блестяще прошел испытание, ибо к чему иначе быть бы вечеринке? Скорее всего, на трибунах Рон сидел с братьями. Может ли быть, что именно близнецы намекнули ему, что пора наконец перестать устраивать детский сад? Может, почему нет.

Близнецы вечером 24-го вообще ведут себя подозрительно. Фред галантно предлагает Гермионе пирожное с вареньем, после чего та невинно интересуется, взял ли он его с кухни. Ухмыляясь, Фред говорит, что это так, и начинает передразнивать эльфов. Гермиона непринужденно-обыденным тоном спрашивает, как проникнуть на кухню.

- Легко, – отвечает Фред. – Секретная дверь за картиной с корзинкой фруктов. Просто пощекочи грушу, и она захохочет и -- А что?

Это Фред-то не догадался сразу, зачем Гермионе знать, как проникнуть на кухню? Тем более, что они тут же на пару с Джорджем начинают над ней подтрунивать, чтобы она, мол, не смущала эльфов, иначе те перестанут готовить. Какая интересная версия хагридова «я-не-должен-был-вам-это-говорить».

Между прочим, идею узнать у близнецов, как попасть на кухню, подает Гермионе Гарри еще днем 21-го в Хогсмиде – тем не менее, она почему-то тянет с вопросом до вечера 24-го. Более того, Гермиона, девушка неглупая и знавшая, что близнецы регулярно таскают еду с кухни, могла спросить их, как туда попасть, без всякой подсказки со стороны с самого 1 сентября. И почему она, узнав о груше 24-го, тянет с визитом к домовикам аж до 30-го?

Совершенно очевидно, что ей личное общение с эльфами интересно примерно так же, как Олливандеру – с Чемпионами. Дело в значках Гавнэ и палочках соответственно, а вовсе не в тех, в честь кого оно создавались. Однако рано или поздно Гермионе просто необходимо было узнать, как проникнуть в кухни – тем более, там скоро будут происходить крайне интересные события.

В сухом остатке имеем: 24-го вечером Фред умело раскручивает Гермиону на давно ожидавшийся вопрос посредством пирожного с вареньем и передразнивания эльфов, говорит девушке, как попасть на кухню, а затем вместе с Джорджем организует прикрытие своего «невзначай» отвлекающими внимание шутками. Очень интересно. Кто мог натолкнуть близнецов на мысль о том, что Гермионе надо рассказать про кухню? Вариантов слишком много, поэтому называть конкретное имя не буду. Отмечу лишь, что живоглотьи уши Директора отныне в курсе, что Гермионе известно о проходе. Остается ждать ее шага.

На сладкое: ребята в гостиной настаивают на открытии золотого яйца. Прослушав его трели, все теряются в предположениях, что бы они могли значить. Симус говорит о банши, Невилл – о Круциатусе. Каждый думает о том, чего боится больше всего. Однако Джордж тут же одергивает Невилла:

- Не будь придурком, Невилл, это нелегально. Они не будут использовать Круциатус на Чемпионах. Я подумал, это звучит немного похоже на то, как поет Перси… может, тебе нужно будет сразиться с ним, пока он в душе, Гарри?

Ах, каким замечательным двойным смыслом полнится сия шутка: Перси работает у Крауча, того, кто разрабатывал правила Турнира – а яйцо следует открыть именно под водой. Либо Джордж обладает феноменальными способностями ясновидения, либо Чарли после первого испытания встретил не только Рона, но и насевших на него близнецов, которые могли получить в письме от отца прямой намек, на то, что Чарли знает, что делать с яйцом.

Недоказуемо, но уж очень хорошо вписывается и объясняет количество подозрительных совпадений, извергшихся из уст близнецов этот вечер. Единственное – время для подсказки выбрано не очень разумно – Гарри пребывает в счастливом анабиозе и не слишком внимателен. Возможно, инициативу близнецов по досадной случайности перехватил Ли, предложив раскрыть яйцо именно сейчас, а Фреду и Джорджу пришлось действовать по обстоятельствам.

30 ноября Хагрид на своем уроке вдруг страшно заинтересовывается тем, впадают ли соплохвосты в спячку.

В результате эксперимента соплы разламывают ящики с подушечками, куда заботливый Хагрид поместил своих милых питомцев, и, пока полкласса баррикадируется в его хижине (во главе с Малфоем, у которого, бедняжки, пропали все оскорбления в адрес Гарри, а ныне он, сидя в хижине, вынужден ожидать, когда Гарри с остальными справится с еще одной опасностью – геройски и без него), Гарри, Рон, Гермиона, Дин, Лаванда и Симус помогают Хагриду поймать разъяренных соплов, достигших уже 6 футов в размерах.

При этом Хагрид еще умудряется ребят учить: «Просто попытайтесь набросить веревку на его жало, чтобы он не поранил остальных». Перевод: «Ребята, самое важное – обезвредить жало».

Зададимся вопросом: зачем вообще Хагриду понадобилось проверять, впадают ли соплы в спячку? Если бы они впадали в нее, то всяко сделали бы это и без его коробок с подушками. По сути, коробки-то их и разозлили больше всего. Вернее, то, что их там закрыли.

Посмотрим. Соплов осталось 10 штук (и Хагрид не слишком страдает по этому поводу). Неужели Хагрид, уже совершенно точно поняв, что они жрут друг друга, не мог держать любимых домашних зверюшек отдельно? Складывается впечатление, что большое количество этих милых маленьких созданий ему вовсе ни к чему. Ему нужно малое количество огромных неуправляемых созданий.

С другой стороны, раз Хагрид сам так и не разделил их по персональным ящикам, значит, знал, что ящики соплам не понравятся. Тогда для чего было пихать их туда на уроке?

В общем, как ни кинь, а выходит, что сражение студентов с соплами есть не более чем результат показательного выступления Хагрида и его зверюшек – мол, глядите, какими они бывают, как с ними можно справиться, а заодно нарабатывайте боевой опыт. Ну, на всякий случай.

В середине урока в орбите места сражения неожиданно появляется Рита: «Так-так-так… ну, это действительно выглядит весело». Хагрид, борясь с соплом, интересуется: «Кто вы?»

Как любопытно – неужели Хагрид не знает, как выглядит Рита Скитер? То, что он о ней по крайней мере наслышан, подтверждает сам Хагрид фразой позже: «Думал, Дамблдор сказал, что вам больше не разрешено посещать школу?» Уж тем более он не мог не читать ее статью о Гарри – вся школа читала. Так что о стиле Риты ему известно – тем не менее, продолжая разговор с ней, даже зная, что лично Директор вообще против ее присутствия в школе, Хагрид соглашается на интервью 4 декабря в пятницу в «Трех метлах». То есть где-то под носом у Розмерты.

А зачем Хагрид соглашается на интервью о соплах, если уже сейчас картинно краснеет и молчит, красноречиво отвечая на вопрос Риты, откуда вообще эти соплы взялись? Он что, не мог понять, что именно об этом Рита и станет прашивать? И не мог додуматься, что его красноречивое молчание о сущности соплов поставит под удар великого человека Дамблдора, если вскроется, что в стенах его школы происходит незаконное скрещивание видов? И почему Дамблдор вдруг запретил Рите появляться на территории? И откуда Хагриду это известно – ведь Директор не делал громкого заявления, судя по тому, что нигде не висят плакаты с изображением Риты и подписью: «Немедленно сообщить руководству о появлении этой коварной женщины на территории школы». И, наконец, почему вообще Рита вдруг приходит к Хагриду и начинает картинно удивляться тому, что Гарри тоже здесь?

На первый взгляд, ответ на последний вопрос легок и очевиден – жучком пролетала мимо, увидела нечто интересненькое, приземлилась, а тут – вот удача! – еще и Гарри оказался. Пазл, конечно, складывается идеально, если бы не случайности удачливого приземления в класс именно Гарри и не явная нацеленность Риты на Хагрида. И не ее фраза: «Так-так-так… ну, это действительно выглядит весело».

Создается впечатление, будто кто-то специально дал Скитер наводку со словами: «Приходите 30-го на урок по Уходу за магическими существами. Будет весело». Понять, кто именно, несложно – стоит лишь внимательно приглядеться ко всей сцене целиком: после фразы: «Мило. Очень мило. Давно преподаете?» (ох, как сильно она напоминает мне одну особу в розовой кофточке!) – Рита оглядывает сражающихся с соплами, а затем кидает взгляд на хижину, где сгрудились остальные студенты. Белобрысая шевелюра Малфоя выделяется в группке прижавшихся к окну.

Вероятность в девяносто девять процентов, что дело обстояло так: после реплики Дамблдора в адрес статьи Риты («Чарующе грязная») и твердого отфутболивания Гарри Риты после первого тура («До свидания») Скитер, как настоящая женщина, сильно и навсегда обижается на Дамблдора, Гарри и все, что с ними связано. И, естественно, решает придумать страшную мстю. А поскольку ее планы в очередной раз полностью совпадают с планами Люциуса по его мсте, Рита, совмещая приятное с полезным, идет советоваться с Драко – мол, милый мальчик, что у вас там в школе можно интересного узнать?

Милый мальчик Драко, недолго думая, соображает, что подвернулся прекрасный шанс реализовать свою мстю – Хагриду, который до сих пор колет его во все слабые брюшинные места за гиппогрифа, факт счастливого спасения которого, между прочим, тоже не отмщен.

Со словами: «Приходите в понедельник к нам на урок этого увальня, будет весело», –  Драко дает Рите, мигом посчитавшей, что курс у Драко такой же, как и у Гарри, прекрасную наводку. Сам Малфой, прячущийся в хижине Хагрида, остается как бы вообще ни при чем – соплы уже надежно связаны, а студенты из хижины до сих пор не выходят.

Понимает ли Драко, что Хагрид Рите до одного места, а жалить она собирается Директора и Гарри, не совсем ясно. Не думаю, впрочем, ибо Люциус мальчика в тонкости своих отношений с Ритой, ее золотыми зубами и сумочкой из драконьей кожи, скорее всего, не посвящал.

А теперь попытаемся понять, почему Хагрид так глупо ведет себя с Ритой – и почему Дамблдор запретил ей появляться на территории?

Начнем с последнего. Вероятно, Директор не был поставлен в известность, что Рита придет на Церемонию проверки волшебных палочек, и он, обнаружив ее в чулане для метел с Гарри, виду, что ему это не понравилось, не подал, но сделал все, чтобы пресечь ее дальнейшие попытки подползти к мальчику. То есть связался с Фаджем. Возможно, после выхода ее статьи и окончания первого тура Директор решил, что морального прессинга Гарри уже хватит. Не вполне ясно, когда именно Дамблдор изрек запрет – до или после первого испытания. Впрочем, судя по тому, что Рита пряталась в кустах перед тем, как попытаться взять у Гарри интервью сразу после окончания испытания, все-таки до.

Однако самая красивая версия иная. Как мы знаем, Люциус поддерживает контакт со Снейпом – и, судя по его характеру, он в определенный момент выбалтывает, для чего Рита штурмует Хогвартс. Зная Снейпа, можно с огромной долей уверенности утверждать, что он этого просто так не оставляет: как это так, какая-то Скитер будет лить грязь на моего Директора?!

Либо прямо, либо (что вернее) посредством тонких язвительных намеков Макгонагалл, Снейп передает Дамблдору, что Рита куплена Малфоем и собирается рыть под Директора – а заодно и под Гарри, задевая его близких. Дамблдор, которому, как и Снейпу, не нравится, когда его близких тыкает кто-то, кроме него, запрещает Рите появляться на территории – только, вот незадача, каким-то образом она все равно умудряется проникать в школу.

Наверное, Малфой не сказал Снейпу, что Рита – незарегистрированный анимаг, а скорее всего, сама Рита не призналась в этом Малфою – просто намекнула, что у нее есть возможность проникать в замок. И вот тут уже Директору становится резко и чисто по-спортивному интересно, как она это делает (ну, и как это можно использовать). Поэтому наш специалист по «невзначай» отряжается лично Дамблдором попытаться прояснить некоторые нюансы – да и в целом последить за поведением журналистки.

То, что Рита обязательно рано или поздно придет к Хагриду – несомненно, ибо Снейп свои отношения с Директором не афиширует, Гарри полностью закрылся, а Макгонагалл и «Грюм» могут и в хорька превратить вообще-то. Кто у нас остается из приближенных к Директорской бороде? Правильно, глупенький Хагрид, который даже не знает, кто такая Скитер, ага.

При этом совершенно ясно, что на первый план выйдут соплы (надо же как-то начинать разговор о Гарри и копать под Директора, а иного о Хагриде Рита и не знает). Что ж, как мудро скажет Рон, «Хагрид был в проблемах и раньше, и Дамблдор его не увольнял». Дамблдор, таким образом, в состоянии прикрыть и Хагрида, и соплов, а Хагрид в состоянии прикрыть Дамблдора и Гарри.

После их с Хагридом встречи в пятницу 4 декабря Рита не выпускает статью – ибо интервью Хагрид вел (именно он, не Скитер) так, что ошалелая муза, получив ноль целых шиш десятых компромата, запутавшись в себе и впав в депрессию, Риту покинула.

Узнает ли при этом Директор о способе, с помощью которого Рита попадает в замок, пока не ясно, однако за красоту организации схватки господ у барьера ставлю один – ноль в пользу Дамблдора. Кто бы сомневался. Как-никак, Рита – всего лишь его бывшая ученица.

На Прорицаниях Трелони весь урок в красках рассказывает о разных способах, какими (ахтунг!) Плутон может нарушать мирное течение повседневной жизни. Не выдержав хихиканья за столиком Гарри и Рона, весьма раздраженная Трелони в конце концов сообщает парням, что, если бы они знали то, что знает она, то не были бы столь веселы – вчера вечером она, мол, ощутила сильный порыв глянуть в хрустальный шар: «Да… смерть приближается все больше, кружит вокруг как стервятник, все ниже… все ниже над замком…»

Может, конечно, профессор и видит что-то такое, но с прошлого года толковать так и не научилась. А ведь смерть действительно неумолимо приближается к замку – первая в череде самых страшных лично для Гарри, мальчика, рожденного под знаком Плутона… /тут автор драматично кутается в шаль, понижает голос и многозначительно выпучивает глаза, спрятанные за стеклами круглых очков/

Не найдя Гермиону вечером того дня ни в Большом Зале, ни в библиотеке, Гарри и Рон возвращаются в гостиную. Девушка нагоняет парней у портрета поднявшей в изумлении брови Полной Дамы и с ведома Дамблдора (и, чую одним местом, по его прямому пинку, ибо прошла уже почти неделя с тех пор, как Гермиона узнала о кухне – давно пора) тащит ребят к домовикам. Точнее, одному конкретному.

- О, не переживайте насчет меня! – кричит Полная Дама ребятам вслед. – Не извиняйтесь за то, что меня потревожили! Я просто подожду здесь, широко открытая, пока вы вернетесь, хорошо?

Представители факультета Гриффиндор с возрастом переходят почти на черный юмор.

Видимо, не зря Розита Гриффиндор, сестра Годрика, которой он удостоил чести защищать своих студентов, всегда была разочарована недостатком у них благородства – называть ее Полной и не разу не спросить ее имени, заставлять висеть открытой настежь и нестись куда-то по своим делам, даже не извинившись…

На кухне Гарри, Рона и Гермиону встречают восторженные домовые эльфы и помешавшийся от радости Добби. Он вещает о своей чудесной встрече с Винки и сделке с Дамблдором – и становится понятно, что свидание с Гарри явно входило в его планы.

Добби – вольнонаемный эльф, который служит лично Директору из глубокой к нему симпатии (судя по всему, Дамблдор еще и подарил домовику какую-то деталь из своего гардероба – я склоняюсь к стеганному чехольчику, украшенному яркими значками).

Интересно посмотреть, а что же Винки.

Во-первых, очевидно, что она еще не смирилась с изгнанием из дома Краучей, она ненавидит все, что ей об этом изгнании напоминает, в первую очередь – свою одежду, к которой относится крайне небрежно. Сам вид Гарри, Рона и Гермионы, ставших нечаянными свидетелями ее позора, вызывает у Винки слезы. Утешения Гермионы – новые рыдания. Слова Добби об увольнении – вой громче прежнего. Утверждения по типу «Добби любит быть свободным» – рыдания. Слова о том, что и Винки тоже освободили – истерику с падением на пол. Слова о зарплате – усиление истерики… Только оскорбительный вопрос Гермионы, сколько платит Винки Дамблдор, приводит ее в ярость, заставляет прекратить рыдать и озвучить жизненное мотто всех домовиков: «Винки не пала так низко! Винки стыдно быть свободной!»

Итак, Винки до сих пор не избавилась от чувства вины перед любимым хозяином за свою ошибку. Пережив первую волну страха и отчаяния, страдая на свободе, она все равно не может винить Бартемиуса ни в чем: «Мистер Крауч хороший волшебник! Мистер Крауч прав, уволив плохую Винки!» Да, случай клинический, и Винки есть жертва классическая – более того, в отличие от Добби, за каждую отдельную свою ошибку она не понесла наказания, следовательно, как ей кажется, вина за ней сохраняется.

В-третьих, Винки потеряла смысл жизни: «Я смотрела за Краучами всю свою жизнь…» (проговорочка? обоими Краучами?) – традиция рода Винки прервалась именно на ней, это она утратила древнюю связь. Более того, она полагает, что ее «бедный мистер Крауч» без нее не справляется, ему тяжело – ну, тут она однозначно права.

Все это, конечно, очевидно, однако меня не покидают смутные подозрения, что Винки плачет не только по перечисленным причинам.

Ее уволили более трех месяцев назад – за это время можно было бы уже немного поубавить истерику. Тем более, рядом с ней постоянно находится Добби, который вечно кричит о своей свободе – пора бы перестать реагировать на это слово так остро.

Меня все время волновало два вопроса: почему вышло так, что Гермиона в жутком волнении поспешила показать Гарри Добби (которого и сама-то в глаза не видела прежде – как и он ее)? И что мешало Дамблдору, съевшему всю бороду от нетерпения, тут же расспросить Винки о ночи после Чемпионата – она в замке уже около недели, почему он так долго это откладывает?

Я думаю, ответы на эти вопросы связаны. Таща Гарри за собой в кухню, Гермиона произносит: «Я только сейчас спустилась сюда, чтобы поговорить с ними, и нашла…» (или «узнала», если она не договорила слово «out»). Но почему только сейчас и как нашла (или узнала) Добби?

Полагаю, было использовано нечто классическое: Дамблдор совершенно случайно беседует с неким эльфом неподалеку от кухонь, совершенно случайно на них налетает Гермиона и, слыша от Директора: «До свидания, Добби», – примерзает к месту. Я думаю, что-то в этом роде.

Ибо – ответ на вопрос номер два – Дамблдор совсем недавно таки заходил на кухню и пытался побеседовать с Винки. Потому что плач Винки усиливается всякий раз, когда Добби говорит о работе, зарплате и прочем – упоминая Директора.

Конечно, то, что Директор уже успел пообщаться с Винки, почти недоказуемо. Однако есть три «но».

Во-первых, это же Дамблдор – он в вопросах повышенной важности чрезвычайно требователен. Во-вторых, что-то явно подтолкнуло Винки к возобновлению наверняка поутихшей за три месяца истерики. В-третьих, любопытен следующий кусочек диалога:

- У Винки проблемы с контролем, Гарри Поттер, – сообщает Добби. – Винки забывает, что больше не связана с мистером Краучем, ей разрешено высказывать свои мысли теперь, но она не будет этого делать.

Откуда Добби знает, что она будет делать, а чего не будет? У него что, открыта терапия, направленная на тренировку навыков высказывания мыслей о прошлых хозяевах? И откуда такой вывод, если Винки всего лишь сказала: «Вы не будете оскорблять мистера Крауча! Мистер Крауч хороший волшебник, мисс! Мистер Крауч прав, что уволил плохую Винки!» Добби что, настолько хорошо знаком с Краучем, что знает, что Винки ошибается, называя его правым и хорошим?

- Домашние эльфы не могут говорить, что думают о своих хозяевах? – спрашивает Гарри.

- О нет, сэр, нет, – Добби внезапно становится серьезным. – Это часть рабства домашнего эльфа, сэр. Мы держим их секреты и наше молчание, сэр, мы отстаиваем честь семьи и никогда не говорим о них плохо --, – а вот сейчас, когда Добби запинается, самое интересное: – Хотя профессор Дамблдор сказал Добби, что он на этом не настаивает. – О, как замечательно. Когда сказал? – Профессор Дамблдор сказал, мы свободны называть его – он сказал, мы свободны называть его – глупым старым чудаком, если нам хочется, сэр!

Совсем замечательно. Деталь, при переводе ускользающая: домовики говорят с сильным акцентом и неправильно согласуют времена и члены предложений. Вероятно, во фразах Добби «we is free», «if we likes» и кроются ошибки вроде этой – Добби подразумевает себя. Однако всякий раз, когда Добби говорит единолично о себе, он использует конструкции типа: «Dobby is not wanting to», «he told Dobby».

Таким образом, я делаю следующий вывод: Дамблдор пришел навестить Добби и поговорить с Винки, однако Винки отказалась «говорить то, что думает» о своем хозяине – то есть вообще о нем говорить, ибо она хранит тайны Крауча и не пробалтывается даже о его отношениях с Бэгменом – упоминает только, что Людо «плохой волшебник» и Бартемиус его не любит, но не говорит, что такого Крауч рассказывал ей о Бэгмене. Разумеется, о том, что творилось с Барти на Чемпионате, она не скажет и подавно.

Попробовав подступить к Винки и так и этак, Дамблдор кончил тем, что выслушал краткую лекцию Добби о том, что эльфы хранят «честь семьи» и все такое и отшутился, обратившись к Добби, но говоря еще и для Винки: «Можете называть меня глупым старым чудаком, если захочется, я не против». И ушел.

То есть первая разведвылазка на фронт кухню не увенчалась для Директора успехом. Лишившаяся безусловной связи с Краучем Винки на данный момент новой безусловной связи с Хогвартсом и лично Дамблдором не приобрела (и говорит о Крауче, используя сплошь обороты типа «мой хозяин» – в то время как Добби о Малфоях рассказывает, пользуясь словосочетанием «старые хозяева»). Она не признает Директора своим новым хозяином, поэтому Дамблдор не может просто приказать ей открыть тайну Бартемиуса – да и, видимо, даже не пробует, пока не желая грубо давить.

Таким образом, единственное, что может для себя вынести Дамблдор из разговора с Винки на данном этапе (точнее, обращаясь к ней и слушая в ответ истерические рыдания) – ее тайны можно узнать лишь двумя путями: а) подождать, пока она привыкнет и добровольно согласится побеседовать; б) силой заставить ее говорить.

Поскольку у Дамблдора пока ничто нигде не горит, он решает остановиться на первом варианте. Когда мы с Гарри, Роном и Гермионой увидим Винки в следующий раз, ей будет гораздо хуже – и именно в этот момент станет наиболее интересно.