Но если 7 октября ребята еще не нарушили никаких правил, то вот два дня спустя они оказываются к этому близки, как никогда.

Судя по размерам Декрета №24, перекрывающего собой правила школы от Филча (это чтобы Гермионе было удобнее просматривать правила перед сходкой, я так понимаю), объявление близнецов о наборе испытуемых (воспитательные методы Гермионы с треском провалились – да ей уже и не до этого), даты выходных в Хогсмиде (чтобы младший Игрок на всякий случай знал обо всех выходных вне школы в этом году), Фадж и Амбридж очень злы.

Любопытно, что шапка объявления гласит: «Приказом Генерального Инспектора Хогвартса», – а ниже значится: «В соответствии с Декретом об образовании №24. Подписано: Долорес Джейн Амбридж, Генеральный Инспектор».

То есть, согласно данной большой злой бумажке, сначала Фадж издал свой Декрет, на основании которого Инспектор выпустила свой приказ. Система, конечно, напалмовая и очень неудобная – чтобы издать сей приказ, Амбридж приходится ждать минимум день, прежде чем Фадж выпишет свой Декрет. В дальнейшем, очевидно, поняв сей промах, они упростят процедуру принятия законов, однако сейчас Амбридж приходится ждать.

Итак, согласно постановлению, «все студенческие организации, общества, команды, группы и клубы отныне упраздняются». Таковыми признаются регулярно собирающиеся компании из трех и более студентов. Восстановить их можно только с разрешения Инспектора. Студенты, принадлежащие к подобной группе, если она не зарегистрирована у Амбридж, подлежат немедленному исключению.

Да… бедный Гарри, все воскресенье свунившийся с того, сколько людей пришло им повосхищаться – они, оказывается, не почитатели, а предатели! Тьфу ты, Гарри такой Гарри… Впрочем, в этом году и с предательством деткам придется столкнуться тоже – таковы правила взросления. Особенно взросления на войне.

Любопытно, что Гарри сразу попадает практически в точку: «Это не совпадение. Она знает. Там люди слушали, в том пабе. И, давай признаем, мы не знаем, многим ли пришедшим можем доверять». Жаль только, что этот мыслительный прорыв был им быстро забыт.

В фееричной попытке прорваться в спальню девочек, чтобы рассказать обо всем Гермионе, Рон активирует запретные чары – лестница воет и, сложившись в горку, не позволяет ему сделать и шести шагов. На шум прибегает парочка четверокурсниц, Гермиона следует за ними.

Увидев пергамент с приказом, девушка каменеет. Для нее ситуация кажется еще более странной – ведь никто из студентов донести не мог: «…потому что я наложила сглаз на список, который мы все подписали. Поверь мне, если кто-то побежит рассказывать Амбридж, мы точно узнаем, кто, и он об этом очень пожалеет <…>. Скажем так, прыщи Элоизы Миджен покажутся парой милых веснушек по сравнению с этим».

Ах, Гермиона в лучших традициях Дамблдора рассказывает правду – но не всю. Присмотримся: еще не видя никаких прыщей на лицах студентов, еще не видя ни единого студента из тех, которые пришли на сходку, кроме Гарри и Рона, которые не считаются, только-только спустившись из спальни, Гермиона с порога заявляет: детишки не могли донести Амбридж. Это что – у Гермионы открылись прорицательские способности?

Ставлю на то, что сглаз, который она наложила на список, действует в два этапа. Этап второй – прыщи (чтобы все видели крысу). Этап первый – едва кто-то донесет, от пергамента изойдет вой (на манер того, что исходит от ступеней в девичьи обители при попытке вторжения туда парней, только потише), он, скажем, вспыхнет опаловым и точно укажет на имя крысы. И только потом крыса покроется выразительной надписью.

Мне вот больше интересно, почему Гермиона не развивает тему о возможном доносчике? Может, грешным делом на Директора думает – мол, что он с какого-то перепуга решил усложнить ей задачу… Ведь, если отметать 27 детей, как возможных доносчиков, то остаются лишь трое взрослых в пабе (двое с йоркширским акцентом явно сюда никаким боком) – и Дамблдор. А уж когда вскроется, что из троих в пабе один был агентом Директора, девушку явно настигнет череда серьезных сомнений.

- Пойдемте вниз, посмотрим, что остальные думают, – предлагает Гермиона, меняя тему. Интересно, это повесили во всех гостиных факультетов? – («Или только для нас?..»)

Разумеется, это висит во всех гостиных факультетов – Уилли же передал, что на собрании было очень много студентов, не шибко знакомых меж собой.

Амбридж, Дамблдор и вся Директорская команда тем временем имеют замечательную возможность наблюдать произведенный Декретом эффект – в Большом Зале слишком очевидны экстра-перемещения и обсуждения студентов. На трио накидываются Дин, Невилл, близнецы и Джинни, спрашивая, что теперь делать – и, хотя Гарри и произносит: «Мы все равно это сделаем, конечно», – понизив голос и оглянувшись, уверенный в своих конспираторских способностях, Дамблдор умеет читать по губам. И в душах. Да и не слишком обязательно слышать, что детки говорят – и без того достаточно хорошо известен характер Гарри и слишком выразительна реакция близнецов.

И, разумеется, совершенно не подозрительно Гермиона отгоняет от стола направившихся было в их сторону Эрни и Ханну, а Джинни бежит к Майклу Корнеру и его друзьям. «Идиоты идут сюда, это будет выглядеть слишком подозрительно – Сядьте! Позже! Мы – поговорим – с вами – позже!..» И такое выразительное закатывание глаз Макгонагалл и Снейпом на заднем плане… И трясущиеся усы Директора…

Директор, кстати, появившимся Декретом очень доволен, ибо Амбридж не могла лучше показать, что он, Дамблдор, на правильном пути, и не могла придумать лучшего способа заставить Гарри вести себя сдержанно на ее уроках, кроме как пригрозить запретить квиддич (команды тоже попадают под приказ – о чем Гарри и Рону напоминает находящаяся на грани истерики Амджелина). Ну, это, пожалуй, неплохо работает – но неужели Амбридж всерьез считала, что с организацией тайного кружка сопротивления Гарри, Рона и Гермиону заставит покончить какой-то Декрет? Ничего она о детках не понимает (ну, а Дамблдор, разумеется, это всячески поощряет)…

Тем временем Биннз продолжает лекции о войне великанов, и Амбридж его, вопреки предсказаниям Рона, не инспектирует – что естественно, ибо она играется с Буклей.

Букля, которая с самого начала сентября находится у Сириуса, должна была доставить почту утром вместе со всеми остальными совами – однако Амбридж ловит ее (или Филч долгое время пытается поймать – уж я не знаю), читает письмо Сири к Гарри, запечатывает обратно и отпускает птицу на волю – поэтому Букля прилетает к самому концу первого урока и стучится в окно кабинета Биннза (поразительно умная птица). Гарри юркает за ней между рядами и только сев обратно замечает, что сова ранена.

- Профессор Биннз! – громко говорит он, вскакивая с места. – Мне нехорошо.

- Нехорошо? – спрашивает вышедший из транса Биннз, который, конечно, совершенно не заметил всех телодвижений Гарри и большой полярной совы.

- Совсем нехорошо, – подтверждает Гарри. – Я думаю, мне надо в больничное крыло.

- Да, да… да, больничное крыло… что ж, идите Перкинс.

Гарри решает найти Граббли-Дерг и отправляется проверить учительскую.

- Ты должен быть в классе, сынок Джимми, – (какая тонкая игра слов!) произносит одна из горгулий у входа в святая святых профессоров, завидев Гарри.

- Это срочно, – говорит Гарри.

- О, срочно, да? – говорит вторая горгулья. – Ну, это поставит нас на место, разве нет? – еще одна прекрасная игра слов – как будто скульптуры и так не стоят на месте.

Гарри стучит в дверь (хорошо хоть стучит, а не врывается внутрь, как во все предыдущие разы) и сталкивается нос к носу с Макгонагалл. Ее глаза предупреждающе блестят:

- Вам не назначили еще одно наказание! – произносит она тоном, в котором явственно слышится угроза придушить парня, если все-таки назначили.

- Нет, профессор!

- Тогда почему вы не в классе?

- Это срочно, очевидно, – ехидно подсказывает горгулья.

- Я ищу профессора Граббли-Дерг, – говорит Гарри. – Это моя сова – она ранена.

Пока вышедшая к парню Граббли-Дерг с трубкой в зубах изучает Буклю («Не могу понять, кто бы мог это сделать. Фестралы, конечно, иногда нападают на птиц, но Хагрид хорошо натренировал фестралов Хогвартса не трогать сов»), Макгонагалл внимательно и строго глядит на Гарри.

- Вы знаете, как далеко летала эта сова, Поттер?

- Э… в Лондон, думаю.

По тому, как сходятся вместе брови Макгонагалл, становится ясно, что она знает – сова была у Сириуса.

Пообещав подлечить Буклю, Граббли-Дерг подается обратно в недра учительской, но –

- Минуту, Вильгельмина! – зовет Макгонагалл. – Письмо Поттера.

- Ой, точно! – восклицает Гарри, совершенно позабывший о записке, привязанной к лапке Букли.

Макгонагалл, конечно, о ней не забывает – и ей совершенно не нужно, чтобы другие люди читали, что парню пишет маньяк-убийца (что бы он ни написал). Вообще говоря, это безумно мило: Макгонагалл покрывает бывшего студента, работает с ним в Ордене, заботится о его крестнике и стоит в данную минуту в середине этой интимной связи, прекрасно понимая, кто в Лондоне тот единственный, кто может писать сироте. А, глядя на сию маленькую бумажечку, громко именуемую письмом, вполне может быть, профессор догадывается и что этот кто-то может написать.

- Поттер! – зовет она Гарри, когда подросток уже разворачивается уходить.

- Да, профессор? – Макгонагалл смотрит по сторонам – только что прозвенел звонок, так что студенты появляются с обоих концов коридора.

- Имейте ввиду, – тихо и быстро произносит она, разглядывая пергамент в руке Гарри, – что каналы входящей и исходящей коммуникации в Хогвартсе могут находиться под наблюдением, ясно?

- Я –

Студенты оказываются уже совсем близко, и Макгонагалл, коротко кивнув, скрывается в учительской.

Очень личный момент, конечно: Макгонагалл одним скупым жестом дает понять, что они с Гарри, связанные общей тайной, на одной стороне и борются вместе (Снейпу бы поучиться).

Между тем, прекрасно представляю, как она волнуется, четко понимая, что сейчас будет – да и в принципе по горло сыта выкрутасами бывших и нынешних ученичков. И некоторых коллег.

Пока Гарри все воскресенье свунится сам с себя, взрослые дяди и тети разворачивают новый виток противостояния. Министерство не просто издает очередной Декрет и связанный с ним приказ – по всей видимости, Амбридж попыталась как-то поговорить с Дамблдором, приперев его к стенке.

Разговор с Дамблдором, выпившим перед этим медовухи с братом, не слишком удался, потому что к стенке он упорно не хотел быть припертым («Какой паб? Какое собрание? Ничего не понимаю, нет, совершенно ничего!»), и Амбридж, разозлившись, делает два последовательных удара.

Удар первый – перекрывает связь в школе с помощью работающей в Отделе магического транспорта миссис Эджкомб (как позже сама признается), ибо Министерство не верит (и правильно делает), что детки сами придумали сформировать отряд сопротивления – им кто-то и как-то должен был помогать. Про удар второй расскажу чуть позже. Сейчас важно то, что Макгонагалл, как члену команды Директора, о первом ударе известно (значит, известно и о причинах) – и она решается предупредить Гарри.

«Сегодня, в то же время, в том же месте», – значится в записке Сириуса, и я совершенно точно знаю, что данное планируемое Звездой посещение камина инициировано только – и только – Звездой. И Макгонагалл тоже об этом знает. Будь каминная встреча частью Игры, стала бы она предупреждать Гарри о возможных ее опасностях? Нет.

Нет, на сей раз инициатива целиком и полностью исходит от Сири, но, если кто-то думает, что Дамблдору об этом ничего не известно, я советую подумать еще раз. Ясно как божий день, что Макгонагалл передаст Дамблдору, что Гарри получил от Сири некую маленькую бумажечку. Что может быть написано в такой маленькой бумажечке, догадаться не сложно, зная Сири и сопутствующие обстоятельства. Но почему вообще Сири решает выйти на связь именно в этот день?

С самой ночи на 9 сентября Сири ничего не дает о себе знать, и Гарри это безумно беспокоит. Ведь Королева Драмы выдала парню каприз по поводу того, что он не хочет ее видеть в Хогсмиде – и накануне похода в деревню 7 октября подросток всерьез волнуется, что может встретить там огромного черного пса, который подбежит к нему прямо на глазах у Малфоя. Не то чтобы Дамблдор это допустит, разумеется, но Гарри-то о столь плотном присутствии Директора в своей жизни не ведает… Гермиона читает другу целую лекцию о том, почему Сири приходится прятаться (глупое Министерство гоняется не за тем), которую Рон завершает словами:

- Я не думаю, что он достаточно глуп, чтобы появиться в деревне. Дамблдор сойдет с ума от злости, если он так сделает, а Сириус прислушивается к Дамблдору, даже если ему не нравится, что тот говорит.

Прекрасное замечание, дополненное твердым гермиониным: «Не беспокойся, Гарри. У тебя достаточно проблем и без Сириуса». Да, мысли Гермионы совершенно определенно (и очень продуктивно) блуждают в том числе и вокруг Звезды – она понимает как его мотивы, так и реакции Дамблдора, и беспокойство Гарри. А еще она понимает, что ее задача в Игре в том числе – отворачивать мысли Гарри о Сири в другую плоскость. Ибо если еще и Гарри начнет громко ныть, что ему нужен друг-собачка, то Сириуса точно никакие запреты Дамблдора не удержат.

Но Королева Драмы – существо отходчивое. Это Гарри может долго мучиться совестью по поводу того, что бросил крестного в одиночестве в его мрачном особняке, а вообще-то, если бы не Сириус, он бы никогда в жизни в Хогсмид легально не попал, а теперь он думает, что Гарри не хочет его там видеть…

Сириус, покапризничав перед Гарри, весь месяц ни о чем таком не думает (ну, самую малость – скажем, один вечер), вовсю развлекаясь с Наземникусом и Люпином, когда тот свободен. И придерживает Буклю у себя, ибо совершенно точно знает, что Гарри будет делать в Хогсмиде, и с трудом удерживается, чтобы не начать выражать свои буйные восторги по этому поводу слишком сильно загодя.

Наконец наступает 7 октября, и Назем, немного протрезвев, отправляется в паб к Абу шпионить за детишками. Возвращается он на Гриммо где-нибудь под вечер, доложившись Дамблдору, и немедленно в красках расписывает Сири, как крут его крестник. Рассказ слышит Молли, видимо, периодически все же заглядывающая на Гриммо (у меня вообще сильное подозрение, что она вместе с Люпином и Наземом – экстравагантная троица стражей Сири, каждый из которых сменяет друг друга в зависимости от наличия свободного времени), и устраивает скандал. Сириус, подогретый детишкиной крутостью и волнениями Молли насчет того, как бы связаться с сыном и все ему лично запретить, решает свое «хочу» и праведный гнев миссис Уизли одним махом, собравшись опять лезть в камин.

Люпина нет в доме в ночь понедельника и, полагаю, воскресенья тоже – у него мохнатые дни. Жаль, ибо он, как человек, знающий поболе об Игре и штуке под названием «мыслительный», и Молли бы успокоил, и Сири бы от камина оттащил. Сириус шлет большую белую незаметную полярную сову в Хогвартс в ночь на понедельник с шифрованной запиской в лапке («…а коды взламываются», – ага). Пока сова летит прямо в руки Амбридж, Звезда репетирует две речи.

Одну в стиле «Вау, как круто! Как ты похож на своего отца! Горжусь тобой, Гарри, здорово!», другую – в стиле Молли, которую та заставила его выучить: «…прежде всего – я поклялся твоей матери передать сообщение, – скажет Сири ночью в камине, повернувшись к Рону. – Она говорит, чтобы ты ни в коем случае не принимал участия в нелегальной группе по Защите от Темных Искусств. Она говорит, что тебя обязательно исключат, и твое будущее развалится. Она говорит, будет достаточно времени, чтобы научиться себя защищать, позже, а вы слишком молоды, чтобы беспокоиться об этом прямо сейчас. Она также советует Гарри и Гермионе не продолжать с группой, хотя признает, что не может им приказывать, и просто умоляет их помнить, что носит их интересы в сердце. Она бы все это вам написала, но, если сову перехватят, вы попадете в беду, и она не может сказать это сама, потому что на дежурстве этой ночью. <…> Так что мне выпало быть посланником, и я должен удостовериться, что вы скажете ей, что я все передал, потому что я не думаю, что она мне доверяет», – и правильно делает.

Причем – прошу заметить – миссис Уизли передает послание, уже зная, что группа нелегальна, и детишек могут исключить. То есть либо в воскресенье Ордену было известно о готовящемся к принятию Декрету, либо Молли передавала послание уже в понедельник. Ну, или в ночь на понедельник, когда приказ Инспектора уже развешивали по гостиным услужливые эльфы, стало известно о перекрытии входящих и исходящих сообщений в школе, и миссис Уизли, слишком разнервничавшись, побежала пытать Сири, решив, что ей срочно нужно как-то связаться с сыном (и как-то совершенно упустив из внимания дочку). И Сири нашел удобный предлог несанкционированно залезть в камин… Эх, ну вот он вечно сделает что-нибудь – как в лужу пукнет, честное слово!

Гарри находит Рона и Гермиону во внутреннем дворе и рассказывает, что произошло.

- «В то же время, в том же месте»? В смысле, в камине в гостиной? – браво, Рон. Мерлин, за детьми даже шпионить не надо – они орут обо всем так, что всем все прекрасно слышно и без лишних усилий.

- Очевидно, – говорит Гермиона, которая выглядит очень обеспокоенной. – Я только надеюсь, никто больше этого не прочитал... это не так сложно запечатать пергамент с помощью магии… и если кто-то смотрит за каминной сетью… но я не вижу, как мы можем его предупредить, чтобы он не приходил, чтобы и это не перехватили!

Направление мысли интересное: ладно Гермиона не знает, что у членов Ордена Феникса есть свои способы связи – но почему ни Макгонагалл, ни абсолютно точно знающий о самоволке бывшего ученичка Дамблдор не предупредили его, что, мол, друг, вас засекли, отбой? Вопрос прекрасный, и отвечу я на него, лишь указав на последствия Звездной вольности. То есть позже.

Пока же трио плетется в подземелья на Зелья, где их тут же встречает Малфой, который громко хвастается своим дружкам, что Амбридж незамедлительно дала ему разрешение на сбор команды по квиддичу: «…она очень хорошо знает моего отца, он всегда вертится в Министерстве…». Оно и видно, что эти двое друг друга хорошо знают. «Свинья со свиньей не встречается, – как говаривал в таких случаях Беня из «Одесских рассказов», – а человек с человеком встречается. Мугинштейн, ты меня понял?»

Конечно, сам Драко пока никак лично с Амбридж не связан – но ведь пофорсить отцовскими связями хочется. Особенно на контрасте с отсутствием связей гриффиндорцев: «…из того, что говорит мой отец, они годами искали причину уволить Артура Уизли, – что здорово, ибо показывает, что им хотя бы нужна причина, которую мистер Уизли, собака такая, все никак не подает. – А что до Поттера… мой отец говорит, что это лишь вопрос времени, прежде чем Министерство запихнет его в Мунго… – спасибо за подсказанную цель Фаджа. – У них, разумеется, есть специальная палата для людей, чьи мозги были испорчены магией».

Малфой корчит рожу дауна (надо признать, для этого ему не приходится прилагать практически никаких усилий), но прежде, чем Гарри добирается до него лично, на Драко внезапно летит Невилл.

Гарри и Рон хватают однокашника за талию и горло и оттаскивают подальше от принявших боевую стойку Крэбба и Гойла. Невилла по-настоящему клинит на триггере (уж не знаю, в курсе ли Малфой, что случилось с родителями парня, но, если быть честной, Драко явно не в родителей Невилла метил):

- Не… смешно… не смей… Мунго… покажу… ему… – вырывается изо рта Невилла, которому Гарри делает удушающий, пока тот молотит воздух кулаками.

Челюсть Малфоя на мгновение падает вниз, шокированная происходящим. В этот самый момент дверь кабинета распахивается, и к детям выплывает Снейп. Как всегда – вовремя. Я вообще являюсь твердой приверженкой своей теории о том, что всякий раз, когда в Игре свершается очередной ход, появляется Снейп. Хочешь понять Игру – внимательно смотри на его реакцию, ибо ею он всегда дает косвенное объяснение всему происходящему. В этот день с ребятами он ведет себя – без шуток – просто потрясающе. По всем пунктам.

- Поттер, Уизли, Долгопупс – драка? – произносит он холодным, насмешливым голосом. – Десять очков с Гриффиндора. Освободите, Поттер, Долгопупса, или получите наказание. Все внутрь.

- Я должен был тебя остановить, – поясняет Гарри Невиллу, когда все заторопились в класс. – Крэбб и Гойл бы тебя порвали.

Невилл молча хватает свою сумку и вваливается в класс.

- Что, во имя Мерлина, это вообще было? – медленно спрашивает Рон, следуя за Невиллом.

Гарри молчит, потому что обещал Дамблдору никому не говорить о болезни родителей Невилла.

Череда данных телодвижений происходит на глазах у Снейпа, который держит дверь распахнутой, ожидая, пока все детки зайдут в класс. По всей видимости, в этот момент его вдруг поражают тотальная слепота и глухота (где это видано, чтобы после прямого приказа Снейпа студенты – Гарри – продолжали решать свои дела и переговариваться?!).

Снейп с громким стуком закрывает за собой дверь, и все, наконец, замолкают.

- Вы заметите, – произносит Снейп своим обычным негромким, насмешливым голосом, – что сегодня с нами гость.

Гостем оказывается Амбридж, выбравшая себе и своему блокноту место в темном углу. Легка на поминках.

И ведь сразу все как-то начинает играть другими красками.

Во-первых, очевидная насмешливость в тоне Снейпа – он этого «гостя» с сентября дождаться не мог, он, будь его воля, бывшую ученицу бы так отсарказмил, что она бы ушла, шатаясь… но, конечно, нельзя, нельзя…

Ситуация у Снейпа двойственная, как вся его жизнь: с одной стороны, перед младшим Малфоем и тем более перед Амбридж ни в коем случае нельзя показывать, что он хоть в чем-то на стороне Гарри; с другой стороны, чем дальше, тем меньше он в состоянии показывать, что парня ненавидит и ни капли не на его стороне – ибо после истории с кладбищем появляются еще и пытки у Амбридж, и история с начинающимся восстанием под руководством непотопляемого паренька.

Что делает Снейп, прекрасно слыша, что происходило за дверью, сидя в классе наедине с Амбридж? Выйдя, он обращает внимание старой жабы на то, что дерутся только гриффиндорцы – автоматически исключая из участия в потасовке Драко, не смазывая репутацию Малфоев перед Амбридж, а также не дав ей лишний раз понять, что между Драко и Гарри имеется некий постоянно тлеющий и часто вспыхивающий конфликт.

Снейп быстро сворачивает потасовку и, не произнеся и не допустив больше ни единого громкого слова, запускает всех в класс. За то, что дерутся трое гриффиндорцев, кстати, он вполне мог снять гораздо больше баллов, чем десять. Однако Снейп делает как бы то, что от него требуется (с точки зрения Амбридж и Малфоя), но, одновременно, и то, что не противоречит его совести – баллы снять, конечно, всегда приятно, однако Снейп ведь прекрасно слышал, что Малфой Невилла грубо спровоцировал.

Невилла, если бы Снейп того захотел, он бы изничтожил прямо на месте – повод-то дан. Чем-то вроде: «Ба, Долгопупс, я смотрю, хоть в драку влезть вы теперь готовы, даже несмотря на то, что мозгов для того, чтобы правильно сварить элементарнейшее зелье, по-прежнему не хватает. Впрочем, одно другому не противоречит». Но он не делает так.

Снейп в принципе удивительно мягче к Невиллу в этом году; совершенно не задевает вечно его раздражающую Гермиону (все ж коллега по Игре теперь); и даже почти всегда сохраняет при себе свои самые вдохновенные языковые конструкции, обращенные к Гарри. «Освободите, Поттер, Долгопупса, или получите наказание», – видите ли… с каких это пор Снейпу нужно искать повод к поводу назначить наказание? Рационал хренов…

Но дело в том, что Гарри, кроме похвалы, действительно ничего не заслуживает – чего Снейп не может сделать по определению. И есть еще Амбридж, которой надо быстро-быстро показать (на случай, если жаба что-то таки ж расслышала из перепалки за дверью), что он, Снейп, ни в коем случае не на стороне Гарри.

И – добивающий: «О, не обращайте на меня внимания, продолжайте решать свои проблемы между собой, пока я тут жду, пока вы зайдете в класс, я все равно вообще ничего не вижу, что вы там делаете, и тем более ничего не слышу, потому что… ммм! эта дверь такая интересная, я прямо должен приложить ее к своему лицу, так что я не обращаю внимания ни на что, кроме этой своей двери…». Я просто не могу читать эту сцену и не умирать со смеху – это что же, выходит, Снейп просто стоит в проходе, рассматривая дверь, пока детишки, продолжая общаться, медленно подтягиваются в класс? Конечно, зачем еще раз называть детишек по фамилиям и поторапливать – чтобы Амбридж лишний раз услышала, какие именно детишки плохо себя ведут?

Наконец:

- Вы заметите, что сегодня с нами гость. – «Так что, Поттер, заткнись и хоть раз в жизни веди себя нормально!»

Гарри переглядывается с друзьями, будучи не в силах решить, на кого бы поставить в грядущей битве.

- Сегодня мы продолжаем с нашим Укрепляющим бальзамом. Вы найдете свои смеси в том состоянии, в котором вы оставили их на последнем уроке; сделанные правильно, они должны были хорошо настояться за выходные – инструкции, – Снейп взмахивает палочкой, – на доске. Продолжайте.

Амбридж проводит первую половину урока в углу, делая пометки в блокноте. Снейп ходит между рядами.

Гарри, наблюдающий за происходящим с чрезмерным любопытством, едва не добавляет в зелье гранатовый сок вместо крови саламандры.

Амбридж встает и приближается к Снейпу, склонившемуся над котлом Дина Томаса.

- Что ж, класс, кажется, достаточно подготовлен для своего уровня, – оживленно сообщает Амбридж спине Снейпа. – Хотя я узнаю, желательно ли обучать их зельям вроде Укрепляющего бальзама. – Спина Снейпа молчит. – Думаю, Министерство предпочло бы удалить это зелье из учебного плана.

Спина Снейпа медленно выпрямляется («Держись. Держись. Терпи. Ты любишь Дамблдора. Ты очень сильно его любишь… тебя бы кто предпочел удалить из моего кабинета, жаба ты манерная!»), и Снейп поворачивается лицом к Амбридж («Что это такое тут ква – О, это вы, профессор Амбридж. Но, если вы здесь, кто же тогда охраняет Азкабан?»).

- Так… – продолжает Амбридж. – Как долго вы преподаете в Хогвартсе?

Снейп слегка расслабляется. Хотя скрипичная струна в сравнении с ним напоминает миску студня. Разумеется, ему же нужно себя контролировать, чтобы ненароком не выдать лишнего словесного леща. Гарри не отрывает глаз от Снейпа – его зелье, получив от хозяина пару капель чего-то неизвестного, шипит и принимает оранжевый окрас.

Очевидно, чувствуя на себе взгляд наглой очкастой физиономии, Снейп натягивает абсолютно нечитаемое выражение лица, клянется отомстить Гарри за слишком большие уши, лишний раз вспоминает, как сильно он любит Дамблдора, и произносит:

- Четырнадцать лет.

- Вы подавали сначала на должность преподавателя Защиты от Темных Сил, я полагаю?

- Да, – тихо отвечает Снейп («Но всей правде обо мне прошу не верить»).

- Но безуспешно? – «Мерлин, вы, должно быть, очень страдаете по этому поводу?»

Губы Снейпа искривляются в усмешке.

- Очевидно. – «Да, так страдаю… Очевидно, так!»

- И вы регулярно подавали на должность преподавателя Защиты от Темных Сил со времени, как присоединились к школе, я полагаю?

- Да, – тихо отвечает Снейп, едва шевеля губами.

Он выглядит очень сердитым. Еще бы – Гарри слушает сию весьма напряженную беседу на очень скользкую тему («Поттер, если ты заржешь, утоплю в котле!»).

Но как же все-таки это мило и очевидно – с этим его картинным ежегодным церемониалом подачи документов на должность преподавателя Защиты… Человек, у которого есть глаза, чтобы видеть, и уши, чтобы слышать, может убедиться, что никто не в состоянии сохранить тайну – даже Снейп. Если молчат его губы, он выбалтывает тайну кончиками пальцев – он выдает себя каждой своей порой.

- У вас есть какие-либо предположения, почему Дамблдор последовательно отказывает вам в назначении? – спрашивает Амбридж.

- Я предлагаю вам спросить у него, – отрывисто отвечает Снейп («Профессор Дамблдор, хромая ты лапша!»).

Прекрасно понимая, с чьего на самом деле дозволения в школе появилась Амбридж, которая теперь стоит и допрашивает его на глазах у этого несносного Поттера, Снейп радостно этому кое-кому эту самую Амбридж и отправляет. Что нечестно, между прочим, бедный Дамблдор.

- О, я спрошу, – сладко улыбается Амбридж.

- Я полагаю, это имеет отношение к делу? – глаза Снейпа сужаются. Видимо, поняв, что с ним – любя – сделает Директор, сообразив, что это Снейп отфутболил ему Амбридж, и с охотой включившись в такую игру, Снейп пытается отмотать назад и сгладить разговор.

А было бы смешно наблюдать, как старая супружеская пара швыряет друг другу Амбридж. Разумеется, делая все, чтобы не встретиться глазами и не расхохотаться, а продолжать находиться в одном пространстве с видом полнейшего безразличия друг к другу. Ах, дистанция с присутствием любви и тепла зачастую гораздо душевнее привычной фальшивой, типично амбриджевской улыбочки друг другу.

- О да, – произносит Амбридж, – да, Министерство нуждается в глубоком понимании преподавательской – эм – подноготной.

Лояльности, ага.

Амбридж разворачивается и идет спрашивать Паркинсон об уроках. Бедный Снейп – мало того, что Амбридж допрашивает его в присутствии Гарри, мало того, что он не может ей выразить все свое почтение после Декрета №24 («Глупый Поттер со своими великими конспираторскими способностями точно когда-нибудь попадется тебе, старая жаба! Что ты вообще забыла в моей школе, рядом с моим Дамблдором, и почему ты портишь жизнь моему мелкому гаденышу? Я уже сбился со счета, сколько раз травил тебя во сне!»), он даже за себя самого ее ударить издевательством в нос не в состоянии – ему необходимо сохранить с ней нормальные отношения как можно дольше, ибо уверения Люциуса о благонадежности Снейпа усыпляют внимание Амбридж, и Снейп остается единственным Игроком, к которому Амбридж не цепляется до самого конца года, что крайне полезно. Хорошо еще, что Драко, пребывая в шоке от поступка Невилла, не высовывается весь урок. Но на ком бы выпустить пар?

Ах, да, Поттер.

Снейп оборачивается, глядя прямо на Гарри. Парень опускает глаза. Его зелье начинает предательски вонять и застывает.

- Вновь никакой оценки, в таком случае, Поттер, – злобно произносит Снейп, опустошая котел Гарри. – Вы напишете эссе для меня о правильном составлении данного зелья с указанием, как и почему вы ошиблись. Сдать на следующем уроке, вам понятно?

- Да, – в ярости выдавливает из себя Гарри.

И ведь Снейп весьма забавно издевается, иначе это не назовешь. Я имею ввиду, он что ожидает, что Гарри честно укажет в эссе, почему он ошибся? Это крайне справедливый урок, но и очень смешной – нечего было подслушивать, лучше бы работой занялся – «в таком случае». И даже баллы не снял за вновь испорченное зелье, только подумать…

- Может, я уйду с Прорицаний, – хмуро предлагает Гарри после ланча, стоя с друзьями во внутреннем дворе. – Притворюсь больным, сделаю эссе для Снейпа вместо этого, тогда мне не нужно будет корпеть над ним половину ночи.

- Ты не можешь уйти с Прорицаний, – сурово произносит Гермиона, совесть команды, указав, что Гарри уже пропустил Историю магии.

Справедливо. Как справедливо и то, что отработку Гарри получил заслуженно – и Гермиона это понимает. Нет, ну а чего Гарри злится? Снейп его даже не оскорбил (правильно, еще, не дай Мерлин, мальчишка вспылит прямо при Амбридж).

Урок Трелони проходит пополам с преподавательскими слезами: «Ну, продолжайте! – выкрикивает она, распихав студентам книги по гаданию на снах. – Вы знаете, что делать! Или я такой слабый преподаватель, что вы так и не научились, как открывать книгу? Не так! – исторгает из себя Трелони в ответ на вопрос обеспокоенной Парвати, что-то ли не так. – Конечно, нет! Меня оскорбили, конечно… инсинуации в мой адрес… но нет, ничего плохого, конечно, нет! Я ничего не говорю о шестнадцати годах преданной службы… это, очевидно, прошло незамеченным… но я не буду обижаться, нет, не буду! Руководство! – драматично возвещает Трелони, когда Парвати интересуется, кто же ее обидел. – Да, те, чьи глаза заслонены мирским, чтобы видеть так, как я Вижу, знать, как я Знаю… конечно, нас, провидцев, всегда боялись, мы всегда были гонимы… это, увы, наша судьба. Не говорите мне об этой женщине, – вопит Трелони, когда Парвати предполагает, что виновата Амбридж. – Пожалуйста, продолжайте работу! – и она до конца урока роняет слезы, бормоча: – Могу заодно выбрать и уйти… унижение… на испытательный срок… как она смеет…»

Итак, судя по всему, Амбридж оставляет Трелони на испытательный срок. Однако Трелони адресует свои претензии не только Амбридж. Ее она, без сомнения ненавидит. Но, ко всему прочему, еще и очень обижена на Дамблдора: «…я ничего не говорю о шестнадцати годах преданной службы… это, очевидно, прошло незамеченным…»

Так что же произошло? Амбридж инспектировала Трелони 9 сентября, сообщив, что результаты инспекции Трелони получит «в течение десяти дней». То есть, по идее, 19 сентября – крайний срок. Однако день, когда Трелони льет слезы – 9 октября. Откуда такая дыра?

Что ж, очевидно, что нужно смотреть в отношения Дамблдора и Министерства, ибо сей ход Амбридж – явно ответка на какие-то действия Директора. Действие я вижу одно – сходка детишек в «Кабаньей Голове» 7 октября.

Да, удар по Трелони – это тот самый второй ответный удар Амбридж.

С момента ее назначения Инспектором проходит ровно месяц, четыре недели – она что, за все это время не могла прислать Трелони результаты? Или – вопрос еще круче – не могла раньше проинспектировать Снейпа?

Что ж, вполне очевидно, что Снейпа она оставляет на сладкое и использует его инспекцию в классе Гарри, как бонус ко второму удару. С Трелони сложнее.

Насколько я понимаю, результаты инспекции, может, и были готовы где-то около 19 сентября, однако были неудовлетворительными – и все эти три недели «руководство» (то есть Амбридж, Фадж и Дамблдор) решало, что с Трелони делать. Это была бомба замедленного действия, удобный способ продержать Дамблдора, который очевидно не хочет увольнять Трелони, на крючке, чтоб не рыпался. Однако Директор рыпнулся в сторону «Кабаньей Головы» – и Министерские бомбу выпустили, превратив ее в атомную. Трелони на испытательном сроке. Сколько ее там будут держать, как оценивать, когда принимать решение и будет ли оно окончательным – все зависит от настроения Амбридж, которое зависит от действий Директора.