- Очень хорошо, – произносит Дамблдор. – Тогда я хочу, чтобы ты пошел за мантией, мы встретимся в холле через пять минут.

Директор вновь отворачивается к окну. Гарри быстро покидает кабинет. У него проясняется в голове. Он совершенно точно знает, что нужно предпринять.

Пронесясь мимо Рона и Гермионы, подросток бежит в спальню и спустя пару секунд возвращается к ребятам с Картой Мародеров и Феликсом в руках.

- У меня мало времени, – выдыхает он. – Дамблдор думает, что я забираю мантию-невидимку. Слушайте…

Ха-ха три раза. Конечно, старенький глупенький дедушка Дамблдор, страдающий острейшей формой склероза, очевидно, позабыл, что в самом начале Игры Года отдал Гарри приказ всегда и везде носить при себе мантию. Те, кто верят в это, могут дальше не читать.

Для чего на самом деле Директору понадобились эти пять (а то и все десять) минут? И для какой цели он подарил их Гарри?

Признаюсь, я долгое время думала, что Директор, попрощавшись с окрестностями, быстренько скакнул в камин к Снейпу с целью предупредить его о том, что Гарри теперь в курсе, кто подслушал пророчество Трелони, а заодно чтобы слиться с ним в прощальных супружеских объятьях.


Однако эта версия не работает, если вспомнить, что Снейпа, до сих пор настроенного резко против идеи стать убийцей (да еще Директора), Дамблдору приходится буквально загонять в угол внезапно открывшихся обстоятельств и делать это быстро и резко. И, желательно, без предварительных драм.


Снейп, конечно, весь вечер догадывается близко к тексту, что происходит, однако суть любого манипуляторства заключается как раз в том, что человек не должен быть ни в чем уверен, и ему нужно позволить заблуждаться. А потому Директор оставляет своего любимого сотрудника пребывать в счастливом неведении относительно того, когда именно Драко наконец одолел Шкаф, Дамблдор покинул окрестности школы и в каком состоянии намеревается вернуться.

Информация же о том, что Гарри известно о персоне, подслушавшей Трелони, Снейпу сейчас ни к чему и никакой погоды в Финале не сделает. В целях повышения общей образованности супруга как-нибудь после Финала ему может рассказать об этом Директорский портрет.

Который, кстати говоря, неплохо было бы повесить после того, как Гарри уйдет, но до того, как придут другие.

В основном же эти пять-десять минут даются именно Гарри – для того, чтобы он сделал то, что делает: возомнив себя мозговым центром всей войны («…Дамблдор говорит, он оставит школе дополнительную защиту, но, если Снейп в деле, он знает, что это за защита и как ее обойти – но он не будет ожидать вас всех на стреме, верно?»), Гарри отдает приказ ребятам («Нет, слушайте меня!») следить за Снейпом и Малфоем, всучив им Карту и Феликс.

При этом Гарри как-то не особенно интересует, готовы ли они к тому, что он им приказывает – отдав Рону Феликс, Гарри произносит: «Разделите это между собой и Джинни». Бедная Джинни! А ничего, что она даже тут не присутствует – да и неплохо было бы ее для начала спросить, готова ли она участвовать в ночном переполохе?

Впрочем, ядро детища Гарри – ОД, членов которого парень просит позвать на помощь – не особенно спорит. Партия сказала: «Надо!» Только Гермиона с округлившимися глазами восклицает:

- Нет! Мы не хотим, возьми сам, кто знает, с чем ты там встретишься? – когда Рон извлекает флакончик с Феликсом из старых носков дяди Вернона.


- Я буду в порядке, я буду с Дамблдором, – скороговоркой произносит Гарри. – Я хочу знать, что вы в порядке. И не смотри на меня так, Гермиона, увидимся позже, попрощайтесь с Джинни за меня… - Гарри стрелой несется в холл.

…«Как взмывают ангелы дружно в ряд! дружно в ряд! дружно в ряд! Поднимают головы – и летят! и летят! и летят!»…

«Уходили мальчики – на плечах шинели, уходили мальчики – храбро песни пели»…

Дамблдор ждет Гарри у парадных дверей и оборачивается, услышав его топот.

- Мне бы хотелось, чтобы ты надел свою мантию, пожалуйста, – говорит Дамблдор. – Очень хорошо. Пойдем?

Директор шагает по лужайке к воротам замка. Поторапливаясь за ним, Гарри вдруг начинает проявлять чудеса прозорливости:

- Но что подумают люди, когда увидят, что вы уходите, профессор?

- Что я ушел пропустить стаканчик в Хогсмиде, – безмятежно отвечает Директор («Хороший мальчик»). – Я иногда навещаю Розмерту или «Кабанью Голову»… или так может показаться. Это лучший способ скрыть истинную цель.

Должно быть, именно по этой причине – скрыть истинную цель своего ухода из замка – Дамблдор надевает исключительно примечательную длинную черную дорожную мантию и принимается бодро вышагивать в ней через всю территорию замка, совсем позабыв о том, что ему «не нужна мантия-невидимка, чтобы стать невидимым». Помнится, примерно столь же малопримечательные Хагрид и мадам Максим дефилировали в сторону Леса на виду у всех обитателей корабля Дурмстранга пару лет назад – в какой-то другой, чужой жизни…

Но, с иной стороны, Дамблдор же не говорит о сокрытии себя от остальных – он говорит именно о сокрытии цели своего ухода. Сам факт ухода, таким образом, скрывать вовсе ни к чему – пусть видят все – и Драко, и Игроки – и пусть готовятся.

Разве он не может воспользоваться порталом, Фоуксом или даже трансгрессировать (у Директора ведь должны быть свои привилегии, разве нет?)? Конечно, может. Однако Дамблдор выбирает пройти весь свой последний путь пешком.

Во-первых, я уже обозначила главную причину.

Во-вторых, есть вещи, которые лучше делать без помощи магии. Потому что.

В-третьих… он прощается с местом, которое любит больше всего на свете, он прощается со своим домом, которому отдал всего себя. Он прощается с жизнью – дальше времени на это у него просто не будет.

Воздух полон запахов лета, травы, воды Озера, дыма из хижины Хагрида (навещать Грохха этой ночью – не лучшая идея, верно? как и различные кабаки. Хагрид на посту и тоже – видит). Сумерки собираются в душном пряном воздухе, и нет даже ветра. Над территорией замка, мирно тающей в тепле и расцвете, не проносится ни звука. Пожалуй, лучший вечер, чтобы умереть… Дождь в этот час стал бы оскорблением.

Разумеется, поравнявшись с «Тремя Метлами», Гарри и Дамблдор тут же впечатываются в Розмерту – уверена, Малфой передал ей приказ любым способом выведать у Дамблдора, куда он и надолго ли. Или делать это всякий раз, когда она его видит. В любом случае, не окажись у Розмерты под рукой бродяги, которого она выкидывает на улицу с грозным криком: «–и держись подальше!» – она бы нашла другой способ завести с Директором беседу – именно здесь и сейчас:

- О, здравствуйте, Альбус… вы поздно…

Впрочем, Дамблдору все это только на руку, а потому он охотно колется, особо никого не задерживая:

- Добрый вечер, Розмерта, добрый вечер… простите мне, я в «Кабанью Голову»… без обид, но мне бы сегодня пришлась по душе атмосфера потише… – ага, пещерная например, шутник блин.

Минуту спустя Гарри и Дамблдор уже стоят у абсолютно пустой «Кабаньей Головы».

- Заходить нам не обязательно, – бормочет Дамблдор, оглядываясь по сторонам. – При условии, что никто не увидит, как мы уходим…

Аба вмешивать в этот Финал Дамблдор не собирается. Его брат, безусловно, знает – и, возможно, даже видит – что происходит, но встреча лицом к лицу в этот вечер была бы не слишком гуманной. Поэтому Дамблдор воздерживается от долгого прощального взгляда в сторону окон «Кабаньей Головы». Пусть брат запомнит его таким – стоящим прямо, самоотверженно отправляющимся на дело по спасению, конечно, целого мира – не меньше.

- Так, возьми меня за руку, Гарри. Нет нужды сжимать так сильно, я просто тебя направляю, – туда, сам не знаю, куда, ага. – На счет три – раз… два… три…

И они покидают Хогвартс около 10 часов вечера. Спустя долю секунды Директор и Гарри уже вдыхают полной грудью холодный морской воздух в безнадежно далеких милях от замка.