Примерно в тот момент, когда Гарри поит Дамблдора зельем, из Выручай-Комнаты в Хогвартсе наконец выходит Малфой. По словам Джинни, это происходит приблизительно спустя час после того, как она, Рон и Невилл занимают свой пост. Увидев ребят в коридоре, Драко, сжимая Руку Славы, бросает Перуанский порошок мгновенной тьмы (салют близнецам; бизнес, конечно, бизнесом, но надо все-таки смотреть, что и кому продаешь), и в коридоре воцаряется темнота. Ребята слышат, как мимо них проходят люди – Малфой ведет Пожирателей за собой, пользуясь Рукой Славы, которая дарует свет тому, кто ее держит.


Очевидно, прошедшие часа полтора с момента, как он починил Шкаф, Драко тратит на самособирание с духом, извещение Тома о своем успехе, дожидается подмоги, у которой имеется четкий приказ не мешать мальчику убивать Директора, и некоторое время все они просто ныкаются в Комнате.

Чуть позже Малфой признается, что Розмерта, видевшая, как Дамблдор уходит, сообщила Драко по зачарованной монете, что Директор отправился выпить и вскоре вернется. Полагаю, в какой-то момент Пожиратели устают ждать (и, как обычно бывает в рядах столь нервных, ссориться) и буквально заставляют Драко действовать – не забудем, что вместе с Пожирательским десантом в замок прибывает Сивый. Малфой, по его собственному признанию, этого не хотел и вообще оборотня не ждал – полагаю, наличие Сивого в команде поддержки сильно пугает мальчика.

Тем не менее Пожиратели решают поторопить Дамблдора с его выпивкой, наколдовав Черную Метку над замком – над тем самым местом, в которое, Малфой знал это, Директор обычно возвращается – над Астрономической башней.

Скрывшись от Рона, Джинни и Невилла, Малфой и компания несутся к Астрономической башне, явно не учитывая, что в дозорных в эту ночь стоят не только студенты. Выбравшись из темного коридора, ОД почти сразу влетает в Орден, а минуты спустя Орден обнаруживает и Пожирателей.

К тому моменту у Драко кончаются запасы Порошка. Завязывается схватка. Пожиратели продолжают прорываться к башне, и одному из них – Гиббону – удается наколдовать Метку. Скорее всего, необходимость ждать Дамблдора его не сильно вдохновляет, поэтому он быстро спускается вниз с башни – и тут же попадает под Смертоносное проклятье, которое едва не угодило в Люпина.

Примерно в это время Гарри и Дамблдор трансгрессируют в Хогсмид.

- Сэр, вы в порядке? – тревожно спрашивает Гарри у покачнувшегося Директора.
Вопрос Директора явно веселит, ибо, хоть и говорит он едва слышно, его усы немного подергиваются:
- Бывало и лучше. Это зелье… не здоровое питье…

И, к ужасу Гарри, он оседает на землю.

Парень чувствует себя полностью, тотально беспомощным. Он совершенно не знает, что делать, и может только придумать, что ему нужно побежать в больничное крыло и, может, попроситься к кому-нибудь в дом, чтобы оставить там Дамблдора на время.

Однако умирающий Директор в муках просит лишь одного:

- Нет. Мне… нужен профессор Снейп… но я не думаю, что теперь смогу далеко уйти.

Он боится не успеть. Хотя в эту ночь все складывается настолько удачно для его плана, что у меня возникает стойкое подозрение, что не только команда Гарри, но и сам Дамблдор воспользовался Зельем удачи.

- Северус, – очень четко просит Директор. – Мне нужен Северус.

Но не успевает Гарри сделать и шага, как к ним, причитая на ходу, из ближайшей двери выскакивает мадам Розмерта:

- Я видела, как вы трансгрессируете, когда задергивала шторы в спальне! Слава Богу, слава Богу, я не знала, что –

Спустя полминуты, когда Дамблдор спрашивает ее о том, что случилось, Розмерта указывает в небо над замком:

- Ч-черная Метка, Альбус.

Гарри в ужасе оборачивается. Над Астрономической башней висит огромный зеленоватый череп со змеей.

А вот теперь, собственно, переходим к ягодкам.

С огромным трудом, вцепившись в плечо Гарри, Дамблдор поднимается на ноги.

- Когда она появилась?
- Должно быть, пару минут назад, ее там не было, когда я выпускала кошку, но, когда я поднялась наверх –

Мне не совсем понятно в таком случае, зачем Розмерта задергивала шторы в спальне. Неужели увидела Метку и решила лечь спать, а шторы собралась задернуть, чтобы зеленым в глаза не отсвечивало? Мне почему-то кажется, что не шторы она задергивала, а по приказу Малфоя высматривала Дамблдора, чтобы предупредить Драко, что Директор возвращается в замок – уж слишком вовремя мальчик появится в башне. Но, поскольку ей, видимо, было приказано в свободное от приказов время вести себя, как обычно, Розмерта действительно понеслась к Директору и Гарри, чтобы помочь – и указать на Метку, которую они даже не заметили.

Для Дамблдора Метка и время ее появления означают лишь одно – пока еще он все успевает. Он мобилизует все силы и требует немедленного возвращения в замок. Гарри вызывает метлы, любезно предложенные Розмертой. Директор, превосходно понимая, что происходит (и, возможно, догадываясь, что пока ничего особо страшного не происходит), просит Розмерту послать сообщение в Министерство: «Может быть так, что никто в Хогвартсе еще не понял…»
Однако, позвольте, где же вся хваленая Министерская охрана, о которой так громко трубили еще до начала учебного года? Где мракоборцы, 1 сентября заступившие на посты в Хогсмиде вместе с Тонкс? И, если Дамблдор знает, что Розмерта под Империусом (а он не может не знать), зачем он просит ее позвать Министерских, если знает, что она никогда их не позовет?

Я полагаю, громко рекламируемая охрана снята либо Пожирателями, либо Дамблдором (Орденом), которому Министерство в Финале на самом деле не нужно – зачем ему осложнять Снейпу процесс побега из замка? Министерство так и не появится до конца сражения, что явно указывает на сохраняющийся Империус Розмерты – Дамблдор, прекрасно об этом зная, своей просьбой просто Играет перед Гарри, не боясь, что его просьба будет выполнена.
Гарри при этом становится свидетелем, что Розмерта находится под Империусом до самого конца. Это важно, ибо Директор не хочет, чтобы ее под горячую руку посадили в Азкабан за пособничество Пожирателям – как Стэна Шанпайка.


Они летят к смерти Дамблдора неотвратимо и скоро. Гарри искоса поглядывает на Директора – низко припав к метле, он не отводит глаз от Черной Метки и, пролетая над воротами, снимает собственные охранные чары, чтобы иметь возможность беспрепятственно проникнуть на территорию замка. Он очень боится опоздать.


Внизу, у самого основания башни, Орден сражается с Пожирателями. Невилла ранили, а на Билла нападает Сивый, раздирая ему все лицо. Орден терпит поражение. По всей видимости, у Пожирателей есть четкий приказ сражаться насмерть. Малфой бежит вперед, переступив через тело Билла.

Спешившись с метлы первым, Дамблдор хватается за грудь и едва не падает. У него – целая жизнь за плечами; и всего полчаса впереди.

- Иди разбуди Северуса, – приказывает Директор. – Расскажи ему, что случилось, и приведи ко мне. Больше ничего не делай, ни с кем не разговаривай, не попадайся никому на глаза. Я подожду здесь.
- Но –
- Ты поклялся подчиняться мне, Гарри – иди!

Нет у Дамблдора времени. Внизу Орден потерял двоих, Пожиратель Торфинн Роули разбрасывает заклинания во все стороны, какие только видит, не особо заботясь даже о своих – Гиббон погиб от его проклятья, и Пожиратели озлобились.


Дамблдор знает, что Малфой, пользуясь суматохой, рвется вперед – разумеется, ему мешает Фоукс («Я должен был ждать здесь, пока вы вернетесь, только ваш феникс мешал…» – «Да, они так делают»), по приказу хозяина стараясь максимально замедлить мальчика, но он не может делать это вечно.


Дамблдор знает, что Пожиратели не позовут Снейпа. Снейп по приказу Директора все время остается в подземельях – если никто не даст ему знать, что происходит, Пожиратели, выполняя приказ, сумеют заставить Малфоя убить Директора – Снейп просто не успеет его остановить. Этого категорически нельзя допустить. Гарри же находится вне опасности (приказ Реддла – не трогать парня; плюс мантия-невидимка).

Гарри мчится к двери, но не успевает ее открыть – слышит торопливые шаги на лестнице. Дамблдор успевает жестом дать Гарри понять, что нужно спрятаться – парень отступает к стене у двери, сокрытый мантией-невидимкой. Едва он успевает сделать это, дверь на площадку с грохотом распахивается, и влетевший Драко кричит:

- Экспеллиармус!

Палочка Дамблдора улетает вниз – последние силы он тратит, чтобы обездвижить Гарри невербальным заклинанием. Да он и не собирался сопротивляться. Он знает, как выкрутиться, он спокоен, никаких признаков страха нет на его лице; привалившись к каменному парапету, Дамблдор являет собой лишь исполненную достоинства покорность тому факту, что мир всегда был таким и ничего тут не поделаешь.

Теперь его основной задачей является тянуть время так долго, как только возможно – ни при каких обстоятельствах нельзя дать Драко стать убийцей; не за его, Дамблдора, счет; Директор собирается делать то, что делал всегда – болтать, мимоходом посвящая Гарри в тонкости причин и следствий малфоевской линии Игры, и ждать – либо пока прибежит Снейп, каким-то чудом узнавший о том, что происходит наверху, либо пока он, Директор, умрет сам и без всякой посторонней помощи.

Господи… а ведь все эти годы я все время думала, что, если бы Гарри был быстрее, если бы он не спорил, если бы он успел добежать до Снейпа, они бы действительно сумели его спасти… а так все, что Гарри успевает сделать – оставить его, безоружного, в одиночестве… Святой Мерлин! и ведь невозможно же было пораскинуть тем, что случайно напоминает мозги, и дотащиться до простого вывода, что, если бы Директору так уж хотелось защищаться, он бы бросил в Малфоя своим замечательным острым кинжалом в конце концов!

Но нет, он просто приветствует Драко с вежливой улыбкой на устах:

- Добрый вечер, Драко.


Взгляд Малфоя останавливается на второй метле.

- Кто еще здесь?
- Вопрос, который я мог бы задать вам. Или вы действуете в одиночестве?

Дамблдор, прекрасно знающий, что происходит, возможно, уточняет для себя некоторые детали (все ли его люди целы, например), однако, в основном, только и делает, что устами Драко вводит Гарри в курс происходящего. По большому счету, ему самому знать все это больше ни к чему – но он дарует Гарри столько понимания, сколько может, максимально облегчает подростку бремя неведения – Гарри должен знать, чтобы не отвлекаться на это, он должен понять, почему все так, а не иначе.


И Малфой охотно ведется, позабыв о второй метле, позабыв проверить местность на наличие кого-нибудь еще (видимо, из опасения найти), и выкладывает все – Пожиратели Смерти, которых ему удалось провести в замок, немного задержались внизу, столкнувшись с Орденом.

- Я пошел вперед. Я – у меня тут дело.
- Что ж, тогда вы должны его сделать, мой дорогой мальчик, – мягко подсказывает Директор («Если вы подумываете меня убить, я буду крайне признателен, если вы поторопитесь. Видите ли, мне тяжело стоять»).

Парализованный заклинанием, Гарри вслушивается в то, что происходит внизу, но ничего не слышит. В башне стоит тишина. Драко молча пялится на Дамблдора. Директор улыбается. Он понимает то, что понимает и сам Драко, отчаянно этому сопротивляясь – он не может убить Директора.

- Драко, Драко, вы ведь не убийца.
- Откуда вы знаете? – вопрос звучит по-детски глупо. Малфой краснеет. – Вы не знаете, на что я способен, – поправляет себя он, – вы не знаете, что я сделал! – «Сдавайтесь и молите о пощаде, а не то я вас убью!»

Однако любому идиоту, который посмеет выставить Директору подобное требование в любой форме (прямо или подтекстом), следует, как говаривал Терри, перед этим захватить с собой складной стульчик, обед, книгу для чтения и подушку, чтобы скоротать время до окончания длинного монолога Директора, который иногда даже будет позволять ему превращаться в диалог с несчастным.

Вот и сейчас Дамблдор, мягко возразив, принимается последовательно рассказывать Малфою (и Гарри), что он, Драко, сделал – не забыв отметить, что его попытки сделать хоть что-нибудь всю дорогу казались Директору откровенно слабенькими.

Внизу раздается приглушенный вопль – вероятно, пострадал кто-то из Ордена. Я полагаю, примерно в это время Макгонагалл, командующая Орденом, понимает, что они не справляются, и отправляет Флитвика – за Снейпом.

Флитвик выбран не случайно – один из самых умелых чародеев, он, тем не менее, очень маленького роста и не может двигаться достаточно быстро, чтобы уворачиваться от летящих во все стороны проклятий Роули. Макгонагалл просто убирает его с поля боя – при этом не сильно беспокоясь за детей, о которых, уверена, была предупреждена Директором, что этой ночью они используют Феликс Фелицис.


Хвала небесам за Макгонагалл – пусть она и клянет себя позже за это решение, если бы Флитвик не отправился за Снейпом по ее приказу…

- Кто-то там хорошо сражается, – вежливо замечает Дамблдор, отвлекая одеревеневшего Малфоя от тревожного вглядывания в дверь, из-за которой только что донесся вопль. – Но вы говорили… да, вы говорили, что вам удалось привести Пожирателей Смерти в мою школу, что, признаю, казалось мне невозможным… – ну, Директор ведь не говорит, когда ему такое казалось и при каких условиях. – Как вы это сделали?

Ему необходимо, чтобы Гарри это услышал и рассказал остальным. Однако Малфой продолжает активно делать в штаны то, от чего его еще лет 17 тому назад с ангельским терпением отучала любимая матушка, а потому просто молча пялится на Директора, который понимает, что лучший способ разговорить Драко – продолжать говорить самостоятельно. Поэтому он лишний раз милостиво разрешает мальчику сделать его дело, не дожидаясь остальных, которые, вполне может быть, и не придут, ибо Орден подвинуть не так-то просто, а видя, что Малфой не может выйти из оцепенения, выталкивает его на поверхность провокационной (но мягкой) констатацией больного для мальчика факта:

- Понимаю. Вы боитесь действовать, пока они к вам не присоединятся.
- Я не боюсь! – ожидаемо очухивается Драко. – Это вам надо бояться!
- Почему? – любопытствует Директор. – Я не думаю, что вы убьете меня, Драко. Убивать и близко не так легко, как наивно в это верится…

Нет, Дамблдору действительно бояться нечего, глядя в глаза Драко в этот решающий момент он понимает это превосходно – Малфой не убьет его, даже если у него окончательно сдадут нервы. Обычный, нормальный потенциальный убийца, никогда не станет всячески оттягивать момент убийства.


А вот трусы будут говорить, бахвалиться, они будут злорадствовать, они захотят, чтобы их жертвы понимали, что скоро умрут, они захотят напитаться их страхом, чтобы уничтожить свой собственный. Драко пытается сделать это, но Дамблдор не боится, и мальчику совершенно неоткуда взять уверенность. Все, что может внушить Директору страх – жизни членов Ордена внизу и то, что до него вместо Драко доберется какой-нибудь Сивый.

- …так что расскажите мне, пока мы ожидаем ваших друзей… – «Северус, приходите, пожалуйста. Как угодно, но услышьте меня». – Как вы провели их сюда? Кажется, вам понадобилось долгое время, чтобы понять, как это сделать.

Поколебавшись, будто борясь с тошнотой, Драко рассказывает об Исчезательном Шкафе. Ни единого признака удивления Дамблдор не выражает. Сражаясь с болью и все-таки вырвавшимся в какой-то момент стоном, каким-то чудом заставляя себя жить дальше (хотелось бы дождаться Снейпа, а то дальнейшая Игра пойдет не по маслу, если Директор все-таки умрет сам собой), он продолжает лить воду, создавая у Драко полнейшее ощущение превосходства («…умный план, очень умный план… и, как вы сказали, прямо под моим носом…»), однако ни единым словом не подтвердив наверняка, действительно ли он не знал о целях мальчика и методах их достижения – Гарри не должен слышать ложь; но и знать всю правду ему ни к чему.

Вдохновившись такой похвалой, Малфой горделиво выплевывает:

- Да. Да, так и было!

Однако Дамблдор не обращает на это внимания. Его ноги скользят по полу, и он сползает вниз по парапету на несколько дюймов, но упрямо продолжает подсказывать мальчику, что ему следует рассказывать, вспомнив об ожерелье и отравленной медовухе, как о непродуманных способах убийства в моменты наивысшего отчаяния Драко. Он пытается вывести его на разговор о Розмерте, однако Малфой ухмыляется, самодовольно вставив:

- Ну и что, вы все равно не поняли, кто стоял за всем этим, разве нет?
- Вообще-то, понял, – признает Директор. Эту часть можно признавать безболезненно, тем более, что она несет в себе одно такое мощное бонусное преимущество. – Я был уверен, что это вы.
- Почему тогда вы меня не остановили? – «Мерлин, ведь я весь год как уж только не демонстрировал, в какой я, пардон, заднице, и хоть бы одна собака пришла и вмешалась, уведя в рассвет, распутав между делом весь клубок проблем, в котором я уже и сам благополучно запутался!»
- Я пытался, Драко, профессор Снейп присматривал за тобой по моему приказу --, – «Гарри, ты слушаешь?»
- Он не ваш приказ исполнял, он обещал моей матери –
- Конечно, он так сказал тебе, Драко, но --, – «Точно слушаешь?»
- Он двойной агент, вы, старый дурак, он не работает на вас, вам просто так кажется!
- Тут нам придется остаться каждому при своем мнении, Драко. Так случилось, что я доверяю профессору Снейпу --, – «Ты все еще слушаешь, Гарри? Верь мне, раз не веришь Северусу – горгулья тебя побери, Северус, беги быстрее, у меня ноги отказывают!»
- Ну, тогда вы теряете хватку, – ухмыляется Малфой, выдавая фразу, от которой уж слишком сильно пахнет упомянутым Снейпом. – Он предлагал мне много помощи <…>. Но я не сказал ему, что делаю в Выручай-Комнате, он проснется завтра, а все кончено, он больше не будет самым любимым у Темного Лорда, он будет ничем в сравнении со мной, ничем!

Единственная вещь, которая все еще держит Драко на башне – желание стать лучше Снейпа, получить одобрение и Тома, и отца. Глупое, детское честолюбие, больное эго и надежда, что тогда семье вновь станет хорошо. Однако сейчас не время раскрывать ему глаза на обратное.
Заплетающимся языком, время от времени прикрывая глаза, Дамблдор, решив не дожидаться Малфоя, имитирует инсайт и начинает разговор о Розмерте. Главное, что Гарри должен уяснить: она ни в чем не виновата, ибо находилась под Империусом.


Не обращая внимания на донесшиеся с лестницы более громкие крики, Дамблдор, понимая, что сражающиеся приближаются, продолжает расспрашивать Драко о методах связи. Драко объясняет про монеты. Дамблдор сползает по парапету еще на несколько дюймов. Сам Малфой, войдя в раж, заодно выводит и Филча из-под удара, рассказав, что подслушал в библиотеке, как Гермиона объясняла Гарри про то, что смотритель не умеет распознавать яд. С Гарри в свидетелях, Филч теперь вне опасности – пособником Пожирателей он считаться не сможет даже Скримджером.

- Пожалуйста, не используйте это оскорбление в моем присутствии, – вежливо просит Директор, услышав от Малфоя слово «грязнокровка» в адрес Гермионы.

Малфой хохочет.

- Вы переживаете, что я говорю «грязнокровка», когда я собираюсь убить вас?
- Да, это так.

Каков джентльмен, оближи его соплохвост! Он не просто защищает честь девушки, он еще и умудряется заботиться о нравственности ученичка – вновь сползая по парапету, белый от усилий, которые он прилагает, чтобы стоять прямо.

Параллельно Малфою прилетает знатная оплеуха, тут же убравшая его ухмылочку с перекосившегося лица:

- А насчет того, что вы вот-вот убьете меня, Драко, у вас уже было несколько долгих минут. Мы вполне одни. Я более беззащитен, чем вы могли мечтать – и, тем не менее, вы не стали действовать… – «Вы меня очень обяжете, если перестанете размахивать этой палочкой у меня перед носом и примените ее по назначению, мальчик мой. Или хотя бы прекратите так глупо угрожать».

Не слишком акцентируя внимание на оплеухе, Директор переходит к событиям этой ночи, давая Гарри понять, как все происходило: Розмерта – Черная Метка – «И это сработало!» – восклицает Малфой.

- Ну… и да, и нет… – только и остается сказать Дамблдору, ибо ложь недопустима. Ему нужно лишь выяснить самый важный для него момент: – Но, в таком случае, следует ли мне понимать это так, что никто не был убит?
- Кто-то умер, – голос Драко вдруг становится на октаву выше. – Кто-то из ваших… я не знаю, кто, там было темно… я переступил через тело… я должен был ждать здесь, пока вы вернетесь, только ваш феникс мешал…
- Да, они так делают.

Снизу слышатся взрыв и громкие крики – будто сражающиеся уже совсем рядом на лестнице.
Примерно в это время, почти в полночь, следуя словам Гермионы, в подземельях появляется Флитвик, крича о том, что Пожиратели проникли в замок. Гермиона и Полумна, дежурившие у двери кабинета Снейпа и не знавшие, что происходит наверху (Карта Мародеров у Рона), пропускают его к кабинету – Флитвик, вероятно, даже не замечает детей – и он врывается внутрь.

Сердце Снейпа, до того сидевшего, стараясь не двигаться, чтобы не расплескаться, не издавать ни звука, чтобы не услышали караулившие снаружи дети, должно быть, пропускает пару ударов. Он слушает Флитвика ровно столько, сколько необходимо, чтобы понять, где именно все Пожиратели, а затем без слов оглушает учителя – ребята слышат громкий удар.
Спустя мгновение Снейп вылетает из кабинета, грациозно подскакивая, как ошпаренный, и натыкается на детей. Глупых, проклятых, но живых детей. Допускаю, что он знал об их присутствии рядом с его кабинетом с самого начала – потому-то несколько часов подряд, карауля его под дверью, девушки вообще ничего не слышали.

Он сообщает им, что профессор Флитвик упал в обморок, и они должны помочь ему, пока он, Снейп, пойдет помогать сражаться с Пожирателями. Девушки слушаются.

Несколько позже Гермиона, плача от горя и стыда, будет обвинять себя в том, что не догадалась сразу, что это была уловка, что поверила Игроку и была «такой глупой» – но что произошло на самом деле?

Снейп отделывается от самого слабого помощника Ордена и двух девушек, одна из которых – Игрок и должна оставаться в живых рядом с Гарри. Это действительно блестящая работа – так легко и безболезненно прикрыть от проклятий обезумевшего Роули хотя бы двоих детей. И, раз уж на то пошло, Гермиона ли оказалась «глупой» – или Феликс, который приняла команда Гарри, подсказал ей делать так, как велит Снейп? Да кто сейчас поймет… все выходи, как выходит, но выходит правильно, и Снейп с холодеющими руками и ногами, оставив детей в безопасности, бежит наверх.

Шаг – свинец, приковывающий к полу, и плевать, что он не готов – так надо. Что он чувствует в эти минуты? От чего разрывается сердце? От страха перед тем, что он должен будет сделать, или от смеха?

Да, смеха – потому что то, как один клоун со всех ног несется убивать другого, до ужаса боясь опоздать, вообще достойно отдельного Оскара. Это вам не Люпин в Игре-3, припустивший обниматься со старым другом, от радости позабыв выпить Ликантропное и стереть Карту Мародеров, это много, много хуже и страшнее. И смешнее, черт побери. До истерик.
Тем временем там, на башне, Дамблдор переходит к главному:

- У нас мало времени, так или иначе, – «Либо я сейчас сам уйду к Отправителю, либо вам, мальчик мой, сейчас помогут меня туда вернуть. Молитесь, чтобы первое». – Давайте обсудим ваши шансы, Драко.

- Мои шансы! – громко выплевывает Малфой. – Я стою здесь с палочкой – я готов вас убить –
- Мой дорогой мальчик, давайте оставим всякое притворство по этому поводу. Если бы вы собирались убить меня, вы бы сделали это сразу же, едва меня обезоружив, вы бы не прерывались на эту приятную беседу о путях и средствах.
- У меня нет никаких шансов! – Драко внезапно становится столь же белым, как и Дамблдор. – Я должен это сделать! Он убьет меня! Он убьет всю мою семью!

Очень хорошо, что Гарри это слышит. Бог мой, как хорошо…
Мягко отметив, что понимает сложность положения мальчика, Дамблдор объясняет, что весь год потому и не трогал его, ибо боялся, что Том убьет его, если поймет, что Директор обо всем догадался. Положим, это не совсем так, и в список причин Дамблдора еще входили Обет Снейпа, его собственные планы, а также желание раскатать Драко тонким слоем по этой самой башне, но это Гарри и Драко знать совсем не обязательно – поймут позже. Сейчас, отмечая, что мальчик не виноват и пока не сделал никакого зла, Директор говорит, что может ему помочь.

Драко начинает трясти.

- Нет, не можете. Никто не может. – «Я весь такой несчастный и непонятый». – Он сказал мне сделать это, иначе он убьет меня. У меня нет выбора. – «Я правда не хочу, но мне приходится, вы ведь стоите на дороге к светлому будущему!»
- Переходите на правую сторону, Драко. – «Я могу отойти в сторонку», – и мы спрячем вас лучше, чем вы можете себе представить. Более того, я могу послать членов Ордена к вашей матери этой ночью, – «Только если вы доведете меня до них… а лучше – приведете их сюда…» – чтобы спрятать и ее. Ваш отец пока в безопасности в Азкабане, – «Куда ему и дорога», – когда придет время, мы сможем защитить и его… – «Северус порадуется, он очень переживает», – переходите на правую сторону, Драко… вы не убийца…

Малфой не отводит глаз от Директора. Бедный мальчик.

Ведь его идеально загнали в угол, как верно отмечал один автор с «Астрономической башни» – и Том, отдавший приказ, и Люциус, воспитавший то, что воспитавший, и Дамблдор, весь год дожидавшийся максимального срыва. Драко не может отказаться от возможности восстановить доброе имя семьи в глазах Реддла – не теперь, когда она так близко. Он не может согласиться принять чью-то помощь и тем более о ней попросить. Дамблдора он тоже убить не может. Умирать не хочет. Решить, хотел бы он остаться с Пожирателями или же уйти к Ордену – тоже не в состоянии, ибо это уже область ценностной этики, чего мы принципиально не умеем. Мальчик просто хочет, чтобы спустившаяся с небес тень Мерлина положила конец всему, и от него отстали.

Однако Дамблдор, прекрасно всю дорогу понимавший и проблемы Драко, и его метания, и тайные желания, разыгрывает все как по нотам. Во-первых, он вежливо и мягко в две секунды предоставляет ему выбор – то есть перечень взглядов другой стороны с подробным обоснованием. А то мальчик всю дорогу совершенно не врубается, почему Орден и ОД ратуют за то, за что они ратуют. Во-вторых, Директор устанавливает с ним проникновенный душевный контакт, входит с ним в резонанс душевных переживаний, все время, что они находятся в башне, уж как только не наглаживая чувственность и эмоциональность подростка, его потребность в тепле и защите. В-третьих, полное непротиворечие взглядам семьи – мол, всех спасем, всем будет хорошо, и сыто, и довольно.

И, наконец, Директор виртуозно объясняет мальчику, что тот не виноват, что все, что он делал, можно понять, и вообще это не его война, иди-ка ты, мальчик, в тенек посиди, мы все решим, все будет хорошо, я вижу лучшее в тебе, я помогу тебе, и ты будешь жить счастливо, никому не останешься должен, а с Томом мы и сами разберемся. Идеальный и очень простой выход, буквально свет в конце тоннеля из паутины, в которую Драко сам для себя запутал – и мальчик просто шокирован, как все, оказывается, легко.

- Но я зашел так далеко, разве нет? – медленно спрашивает он, не веря и пока не понимая. – Они думали, я умру, пытаясь, но я здесь… и вы в моей власти… только у меня есть палочка… вы можете надеяться только на мое милосердие…

Какие глупые, безжалостные к себе дети… Ну почему они все время спешат узнать, как это – когда больно?.. Они совсем не умеют хранить себя и свою душу – а потом, когда они, возможно, осознают свою ошибку, будет поздно. Так чертовски поздно о чем-то сожалеть… И почему они ни черта не ценят? Умирающий Дамблдор, мобилизовавший все силы, борясь с болью, в муках до последнего любит и спасает от последствий ее ошибок даже такую мразь, как Драко Малфой – вознамерившийся убить (!) собственного педагога.

- Нет, Драко, – очень тихо произносит Дамблдор. – Сейчас идет в счет мое милосердие. Не ваше.

Долгие секунды томительной тишины – и дрожащая рука Драко с зажатой в ней палочкой начинает опускаться вниз…

Однако, не успевает Гарри выдохнуть чуть свободнее, на лестнице слышаться тяжелые шаги, и на башню врываются четыре Пожирателя Смерти. Позже выяснится, что им всего лишь удалось пробежать вперед, минуя Орден и заблокировав выход на верхнюю площадку, но в этот миг Гарри умирает от ужаса – неужели весь Орден погиб?

- Дамблдора загнали в угол! – в восторге кричит женщина.
- Дамблдор без палочки! Дамблдор один! – вторит ей весьма похожий на нее мужчина. – Очень хорошо, Драко, молодец!

И эти придурочные (по-другому не назовешь) Кэрроу действительно не обращают внимания на вторую метлу. Равно как и Сивый, и Яксли, у которого, между прочим, в голове, кроме кости, даже присутствует что-то вроде мозга.

Для Дамблдора и его гениального плана ситуация оборачивается не самым лучшим образом, однако изменить он ее не может. Может лишь продолжить тянуть время, заговаривая зубы всем пятерым. Что, между прочим, есть вариант не из худших – ему ведь все равно хотелось поразвлекаться напоследок. Такой уж он человек – таким был, таким же и останется – даже если неотвратимая смерть стоит на расстоянии протянутой руки, а у него самого есть все шансы через минуту протянуть ноги.

В этот миг – впрочем, всегда – он вообще лучше всех. Он выглядит так, будто начался его любимый сериал.

- Добрый вечер, Амикус, – спокойно приветствует он. – Вы и Алекто привели… очаровательно…
- Думаете, ваши шуточки помогут вам на смертном одре, а? – недобро осклабившись, выплевывает задетая Алекто.
- Шутки? Нет-нет, это манеры, – любезно поясняет Директор («Если вам знакомо это слово»).
- Делай это, – приказывает Сивый перепуганному Драко, расколов всю компанию сразу: они не имеют права трогать Дамблдора, это приказ Тома; но и Драко не станет этого делать; на него будут давить – Дамблдору остается лишь перетягивать внимание на себя, сколько возможно.
- Это вы, Фенрир?
- Правильно, – рычит Сивый. – Рады меня видеть, Дамблдор?
- Нет, я не могу так сказать…
- Но вы же знаете, как сильно я люблю детей, Дамблдор, – Сивый ухмыляется, медленно, непристойно слизывая кровь, которая стекает по его подбородку.
- Должен ли я понимать, что теперь вы атакуете и не при полной луне? – «Гарри, успокаиваемся, это не волк, а пока еще просто очень плохой человек, ты слышишь?» – Это очень необычно… вы развили вкус к человеческой плоти, который невозможно удовлетворять раз в месяц?

Затрещина знатная, однако, увы, Сивый непрошибаем:

- Правильно. Вас это шокирует, не так ли, Дамблдор? Пугает?
- Что ж, не могу притворяться, что это не вызывает во мне доли отвращения, – вежливо соглашается Директор. – И, да, я немного шокирован, что из всех людей Драко пригласил сюда вас, в школу, где живут его друзья…

Раз уж подворачивается столь удобная возможность лишний раз ткнуть мальчика мордой в то, что он натворил, почему бы ею не воспользоваться?

- Я не приглашал, – тихо говорит Малфой, не желая даже взглянуть на Сивого. – Я не знал, что он собирается –
- Мне бы не хотелось пропустить визит в Хогвартс, Дамблдор, – хрипит Сивый. – Не в то время, когда здесь столько глоток, чтобы их порвать… очень вкусно… – он ухмыляется, ковыряя в зубах. – Я могу приступить и к вам в качестве второго блюда, Дамблдор…
- Нет, – резко обрывает Яксли. – У нас приказы. Драко должен это сделать. Сейчас, Драко, и быстро.

Драко, в ужасе глядя в лицо Директора, не может пошевелиться. Невидимый Гарри борется со сковывающим его заклинанием. Лицо Директора становится еще бледнее. Его ноги скользят еще дальше по полу, но он, здраво рассудив, что лучше – пока – стоять как вкопанный, чем лежать как вкопанный, продолжает прикладывать все усилия, чтобы оставаться в вертикальном положении.

О чем он думает в эти мгновения? О том, как ему больно? О том, как долго и мучительно он умирает в этот страшный вечер? О том, чтобы все побыстрее закончилось? Сомневаюсь.
Мне кажется, он молит всех богов сразу, чтобы Пожиратели не нашли Гарри, потому что в противном случае он будет не в силах его защитить, и это станет самым худшим… Молит о том, чтобы Снейп успел, чтобы он сумел вытерпеть достаточно, чтобы Снейп успел, потому что иначе Драко, Игру, Гарри будет уже не спасти…

- Он не долго задержится в этом мире, если спросите меня! – комментирует Амикус под смешки Алекто. – Посмотрите на него – что с вами случилось, а, Дамби?
- О, пониженная сопротивляемость организма, замедление реакций, Амикус, – отвечает Дамблдор. – Короче, старость… однажды, возможно, это случится и с вами… если вам повезет…

Ах, какая знатная плюха, которую вежливейше раздает умирающий Директор зарвавшемуся ученичку! Браво.

- Что это значит, а, что такое? – визжит обозлившийся Амикус. – Вечно одно и то же, а, Дамби, болтаете и ничего не делаете, ничего, я даже не понимаю, зачем Темный Лорд запаривается вас убивать!

Классная развлекуха жестокосердному Директору на прощание. Драма ему удается, право же, я так смеялась! Браво. И виват.

Ах, эта потрясающая гордость, которую он не утратил даже в этом последнем поединке – будто бы он и его палачи раскуривают сигаретки перед расстрелом, а он раз за разом зажигает спички и каждому дает прикурить.

- Давай, Драко, сделай это!

Однако в этот момент с лестницы вновь доносится шум – видимо, вырвавшись от Роули, Орден и члены ОД спешат к лестнице – и Невилл, напоровшись на барьер Пожирателей, отлетает в коридор. Орден мечется в панике. Судя по всему, они догадываются, зачем Пожиратели стремились наверх.

- Они заблокировали лестницу – Редукто! Редукто! – кричит Люпин, голоса которого Гарри не узнает.

Пожиратели на башне начинают нервничать.

- Давай, Драко, быстро! – в злости выплевывает Яксли.

Но рука мальчика трясется так сильно, что он даже не может прицелиться. С лестницы доносятся неясные звуки – это отбрасывает Люпина, попытавшегося последовать через барьер Пожирателей за Снейпом, который проносится наверх мимо Ордена без малейших помех…
Пожиратели на башне ждут.

Судя по тому, как он будет выглядеть на башне, там, на лестнице, пока он летел вверх мимо Ордена, лицо Снейпа представляло из себя восковую маску мертвого. Гефсиманский сад – картина маслом. Самое значительное крушение и самая огромная потеря. Каждый шаг – приближение к смерти. И… как он преодолевает свой человеческий страх!.. Разве ему не хочется развернуться и бежать-бежать-бежать отсюда, с этой башни, предоставив все решать Дамблдору, Гарри, тени Мерлина, случайной молнии – разве нет? Но разве дело в том, что не хочется? или все же в том, что хочется, но не делается?

Он ведь… обещал.

Ни в его судьбе, ни в судьбе Дамблдора, ни в судьбе Гарри побег невозможен. Ни от себя, ни от Игры, ни от этой груды камней замка. Насколько бы ни было огромным желание плюнуть на все и малодушно отсидеться в стороне, Снейп все равно будет сражаться, жертвуя любой своей частью. Даже душой. Почему?

Потому что не делать этого он уже не в состоянии. Потому что, если он не поставит на кон свою душу, не рискнет хотя бы кусочком жизни и краешком конечности, он уже не будет самим собой. И это – пример всем и каждому, кому выпадает столь страшный жребий духовного подвига.

К моменту, как Снейп распахивает дверь на верхнюю площадку, Яксли уже успел приложить Сивого, решившего заняться Дамблдором вместо испуганного Драко, о каменный парапет и в ярости принялся давить на мальчика.

Взгляд Снейпа, метнувшись от Дамблдора, осматривает четверых Пожирателей, скользит по второй метле и останавливается на Драко. Тут бы самое время захлебнуться давней горечью – что же вы, проклятые дети, с собой и со всеми нами делаете? что же вы не понимаете, какие завтра придут счета за все это? Два мальчика – Гарри и Драко – матерям которых он поклялся их защищать… вон они, здесь. В Финале. Ну и где теперь «увы» и кому теперь надо это «как жаль»?

- У нас тут проблема, Снейп, – палочка Амикуса нацелена на Дамблдора. – Мальчик, кажется, не способен –

Но на этой башне есть еще один человек, который зовет его – очень мягким, едва слышным, тихим, слабым голосом – и Снейп, в секунду оценивший обстановку, теперь смотрит только на него одного:

- Северус… – «Как считаете, можно ли мне уже умереть?»

Это страшнее всего за весь вечер. Страшнее волн, которые с грохотом разбивались о камни. Страшнее непроглядной тьмы пещеры. Страшнее рыдающего Дамблдора, продолжавшего пить то зелье. Страшнее сотен тянущих свои руки инферналов. Страшнее оседающего на землю Директора и холодной воды моря в гроте. Страшнее мимолетного видения инферналов на обратной стороне век за секунду до того, как Гарри открыл глаза в Хогсмиде. Страшнее Черной Метки над замком. Страшнее слов Драко о том, что он переступил через тело на пути в башню. Страшнее троих ворвавшихся Пожирателей и шагнувшего к Дамблдору Сивого. В первый раз за все время в голосе Директора звучит мольба. И этот голос что-то бесконечно ломает в груди.

Директор не изменяет своей натуре до последнего вздоха. Он загоняет Снейпа в такую ситуацию, когда тому тотально ничего не остается, кроме как убить его. Абсолютный тупик с единственным выходом. Мастерски устроенный. Снейп может сколько угодно скользить взглядом по пространству и лицам присутствующих – иного пути для него просто не существует.

Но разве ж Директор давит? Да никогда. Он показывает ему себя умирающего – я это выбрал, говорит он, я за выбор и выбранное отвечаю – и умоляет его. Иначе Снейп в принципе не способен поднять на Директора руку – только если тот ему разрешит, а также накричит, а также потребует, а также пригрозит и заставит, загнав в угол и его обещания, и всей ситуации в целом. А также взмолится напоследок.

А о чем он умоляет? О пощаде? Нет, на это Дамблдор в принципе не способен. Он вежливейше просит его добить, вероятно, невзначай демонстрируя ему последствия возвращения зла, которому он, Снейп, когда-то искренне служил – кто, я спрашиваю, варил то зелье? Единственное, что может выжать из Директора мольбу – это просьба о том, что почти невозможно сделать, что спасет и самого Снейпа, и всю Большую Игру.

Причем никто на башне, кроме Снейпа, этого не понимает.

Снейп молчит. Он знает, что идет на грех. Один взмах палочки – и он останется в полном одиночестве, обвенчанный с этой ночью до гробовой доски. Он делает пару шагов вперед, грубо оттолкнув Малфоя с дороги, потому что, если бы не этот щенок…
Он останавливается прямо перед Дамблдором. Трое Пожирателей без единого слова отступают назад. Даже Сивый кажется напуганным… молитесь, чтобы палочку на вас направлял ненормальный, трусливый человек… иначе вам не выжить.

Снейп не отрываясь смотрит на Дамблдора, и в этой бесконечно долгой секунде молчания только тело его говорит правду – на его лице застывает такое выражение, будто он видывал в жизни вещи и похуже, но не часто и только на подошвах своих ботинок. Выражение лютой ненависти и отвращения. К кому?

К себе. Вполне может быть, и к Дамблдору. К самому факту того, что придется убивать единственного любимого человека.

От этого еще не так перекосит. Представьте себе хотя бы, следуя совету Анны, что вам нужно отрубить голову курице – причем совершенно посторонней. Думается мне, много у кого в этот момент морду-то перекосит – а находящийся рядом полусмышленыш возьмет и интерпретирует это как отвращение и ненависть, объект коих – бедная убиваемая птица.
Самое жуткое в том, что Дамблдор – не курица. Попробуйте взорвать солнце. Своими руками уничтожить едва ли не самое лучшее и драгоценное, что есть у этого мира. Кем вы будете себя ощущать за секунду до того, как нажмете на кнопку? На лице Снейпа – не только ненависть и отвращение, но борьба.

Если бы Снейп действительно хотел его убить, мстя за отравляемую много лет и много раз жизнь, он бы перекашиванием лица не ограничился, а подвел бы кратенький, емкий и чрезвычайно ядовитый итог их взаимоотношений. Он в таких случаях бывает невероятно красноречив и убедителен, даже когда сильно ограничен во времени.

Но он лишь смотрит на Дамблдора полными боли и злости глазами – и ничего не может сказать. Что-то внутри него противится любому действию – должно быть, приговоренная душа. Если бы он дал ей волю хотя бы самым безобидным, обычным словом, это было бы чертовски ломко и несвоевременно. Поэтому он молча буравит Дамблдора тяжелейшим взглядом. Многое из того, что должно было быть ими сказано, остается невысказанным – но теперь уже поздно что бы то ни было говорить, ведь самое важное уже было произнесено – давно и даже не ими самими.

Там, на вершине Астрономической башни, Гарри, лишенный до этого мига отчаянно бившейся надежды, что все будет хорошо, все как-то само чудесным образом благополучно разрешится, видит только то, к чему подготовил себя годами острейшей неприязни, которой достаточно было лишь последней капли, чтобы превратиться в слепую ненависть.

Этой каплей становится выражение лица Снейпа в этот самый последний момент. Гарри считает его доказательством его вины. Но ведь несколькими часами ранее Гарри сам убивал Директора, поднося к его рту яд, и лгал, что это ему поможет – ненавидя себя, ненавидя зелье и его, Дамблдора, за то, что заставил Гарри держать свое слово. Что подумал бы о Гарри любой, кто увидел бы его лицо в тот миг?

Эта секунда длится целую вечность. Все вокруг замирает и перестает существовать. Никакой магии, никаких Игр. Молчание сыпется, как песок в старинных часах. С чуть слышным шелестом время испаряется в бесконечности. Двое мужчин смотрят в глаза друг другу. Один ненавидит другого всем сердцем и вполне искренне желает ему смерти – только не так и не от своей руки. Другой понимает его лучше всех на свете и с неизменной жесткостью (нежностью) заставляет его идти дальше. А их любовь смотрит в лицо каждому и плачет чистейшими хрустальными слезами.

- Северус… пожалуйста…
(«Ты должен быть сильным… мальчик мой…»)

И Снейп верит ему до конца. Он так сильно верит Дамблдору, что соглашается пойти на это. На убийство, которое, теперь он знает наверняка, откроет прямой путь к смерти Гарри, к гибели многих и многих, но, возможно, спасет Большую Игру. Он так сильно любит его, что верит даже в это – что все каким-то образом все-таки будет хорошо. А душа… ну, что душа? «Как вы можете убедить Волан-де-Морта в своей преданности, – три года назад, должно быть, разочарованно спрашивал его Директор (по крайней мере, в версии автора «Быть…»), – если не способны сделать это даже по отношению ко мне в присутствии других людей?»

Что ж, все узлы будут развязаны в этот последний миг. Борьба закончилась. Все определено: то, что случится сейчас, станет не триумфом, а двойной смертью. Я думаю, Снейп тянет эти последние секунды, пытаясь пережить то, что на него надвигается, пытаясь унести с собой всю сумму образных ощущений – он больше никогда не увидит этот мир прежним. Он пытается уловить последнее дыхание жизни. Через секунду между ним и могильной ямой, вырытой для него, больше никого не останется. Так теряют родителей. Теперь Снейпу придется раз и навсегда стать взрослым.

И ему можно больше не ревновать. Что бы там ни было и как бы ни был занят в жизни любимый и непревзойденный Директор, последний его взгляд, последние слова, последняя просьба и вечная его вера – все для Северуса.

Самый любимый ребенок.

Снейп поднимает палочку и направляет ее прямо на Директора.

- Авада Кедавра!

Зеленый луч ударяет Дамблдора точно в грудь. Слава Богу.

Он так мучился весь этот год и особенно эти последние часы, что этот удар, короткий и безболезненный, становится ему наградой и избавлением.

Дамблдора подбрасывает в воздух. Какую-то секунду он находится там – затем медленно валится за парапет и скрывается из виду.

Считанные секунды, что он летит вниз, навстречу асфальтовой дорожке, огибающей башню, планируя удачно совместить смерть с погребением, могли бы показаться ему целой вечностью. Он мог бы размахивать руками, пытаясь найти хоть какую-нибудь пору в безжалостном, пустом воздухе и умирая от страха – а потом, так и не успев в последний раз объясниться, дать совет или попросить прощения – лишенный всех драгоценных возможностей, что дает любая отсрочка перед смертью – в полнейшем одиночестве бы просто разбился насмерть, ослепленный вспышкой запредельной боли во всем своем существе.

Как хорошо, как умопомрачительно хорошо, что Снейп подарил ему смерть несколькими мгновениями ранее.

И я понимаю, наконец, что заставляет меня сжиматься от боли даже спустя столько лет и раз – не смерть Дамблдора и даже не гибель части души Снейпа. Я просто не могу вынести их любовь. Ее слишком.

Что там Люпин, который бьется в панике внизу, что несокрушимая Макгонагалл, что одеревеневший от шока Гарри, душащий в себе крики, что эта маленькая перепуганная дрянь Драко… вот они – вдвоем – глаза в глаза. Дамблдор и Снейп. Никто иной не имеет значения. Золотые грифоны Гриффиндора… чертовы клоуны. Оба.

Звука упавшего на землю тела не слышно, но это не имеет значения. Оба они – и Гарри, и Снейп – прочувствовали этот длинный последний полет по секундам. Оба знают, когда поставлена точка. Конец.

«Поднимают руки – и летят, и летят, и летят»…