Почти бегом покинув зал судебного заседания, Гарри чуть не сталкивается с крайне бледным и перепуганным мистером Уизли, стоявшим прямо под дверью.
- Дамблдор не сказал –
Учитывая, в каком расположении духа вылетел Директор из зала, могу представить его выражение лица – и тогда как-то сразу совершенно не удивительной станет казаться сильная бледность мистера Уизли.
- Оправдан по всем пунктам! – выдыхает Гарри, плотно прикрыв за собой дверь.
- Гарри, это чудесно! – мистер Уизли, просияв, приобнимает мальчика за плечи. – Ну конечно, они не могли признать тебя виновным, не со свидетельницей, – «…с которой я провел много томительных минут ожидания, и благо еще, что мы успели-таки ее доставить вовремя», – но все равно, не буду притворяться, я не был --, – «…уверен, что судей это остановит, учитывая цели, методы и отношение Фаджа».
Мистер Уизли умолкает, поскольку дверь зала суда распахивается – судьи принялись расходиться.
- Мерлинова борода! – комментирует мистер Уизли. – Тебя судили полным составом?
- Наверное, – тихонько отвечает Гарри.
Где-то на этом моменте мистер Уизли, очевидно, ловит инсайт, мгновенно сообразив, по какой причине Директор был не то чтобы очень радостен и беззаботен, когда слушание закончилось. Мимоходом замечу также, что, судя по всему, миссис Фигг, ожидая возможного повторного вызова в зал, не слишком многословно поведала мистеру Уизли, что ж там, собственно, на этом слушании происходит. Если она вообще была в состоянии хоть что-либо сказать.
Пара судей кивает Гарри, проходя мимо, часть приветствует мистера Уизли (отмечу, к ее чести, в их числе оказывается и мадам Боунз – она произносит: «Доброе утро, Артур». Несмотря на все трудности, которые теперь могут у нее возникнуть, на глазах у полусотни свидетелей, после крайне двусмысленно толкуемого поведения на слушании – вежливо кивает «врагу народа», человеку, общающемуся с Дамблдором. Очень достойно. С другой стороны, чему удивляться? Во-первых, человек она такой, во-вторых, все же, ее брат Эдгар в годы первой войны был в Ордене с братьями жены мистера Уизли, да и не думаю, что сам мистер Уизли в тот период оставался сильно в стороне от дел – короче, респект ему и уважуха от таких, как мадам Боунз).
Остальные, впрочем, прячут глаза. Амбридж, Фадж и (спустя пару секунд после них) Перси выходят последними – и если мужчины Гарри и Артура игнорируют, то вот Амбридж, повторюсь, смотрит на мальчика почти оценивающе.
Чем обусловлен выход Министра Магии из зала в числе последних, думаю, объемно расписывать не надо – во-первых, необходимо сначала привести себя в нормальное состояние после перенесенной травмы, во-вторых, явно некоторые новые идеи горячо стремящихся угодить сотрудников обсуждаются прямо там, где оные идеи во вдохновленные словами Дамблдора горячие головы пришли.
Замечу: Перси при обсуждении тоже присутствовал. Не думаю, впрочем, что обсуждение успело стать бурным и обрасти подробностями, а изо рта Перси вырывалось что-то большее, чем: «Да, хозяин, все замечательно прошло, хозяин, вы были неотразимы, хозяин, да, все верно, совершенно прекрасная реплика, мадам», – но факт того, что Перси, в общем-то, стали известны Министерские планы мсти разной степени коварства на весь год вперед, немного… м… раздражает. Ибо Перси, очевидно, чем дальше, тем больше знает – и молчит. Весь год. Ну, кроме одного раза, но до него я еще доберусь – и не менее основательно назову вещи своими именами.
Пока же все судьи скрываются из вида, и Гарри с мистером Уизли начинают двигаться к выходу.
- Я отведу тебя обратно, чтобы ты поскорее рассказал остальным хорошие новости, – произносит мистер Уизли, – заброшу тебя по пути к тому унитазу в Бэтнал Грине. Пойдем…
- Так, и что же вы будете делать с тем унитазом? – спрашивает мальчик, с которого волнами принимается скатываться напряжение.
- О, это обычное контр-заклятие, – поясняет мистер Уизли, когда они с Гарри начинают подниматься вверх по ступеням на девятый уровень. – Но дело не в том, чтобы исправить повреждения, дело в отношении, которое стоит за вандализмом, Гарри. Травля маглов может рассматриваться некоторыми волшебниками, как нечто веселое, – например, в очень определенных случаях, такими волшебниками, как Фред и Джордж, ага. Но «Гиперъязычки» все равно получились отменным розыгрышем. – Но это выражение чего-то более глубокого и скверного, и я –
Мистер Уизли прерывается на полуслове. Они с Гарри едва достигают девятого уровня – в нескольких футах от них стоит Фадж, который разговаривал с также прервавшимся на полуслове и оглянувшемся на звук шагов Люциусом Малфоем.
Очень интересно. «Скользкий друг» собственной персоной. На девятом уровне. С Фаджем. В трех миллиметрах от входа в Отдел Тайн. Положение фигур на доске и ходовые комбинации, прямо скажем, впечатляют.
Глаза Малфоя останавливаются на Гарри.
- Так-так-так… Патронус, Поттер, – холодно протягивает он. Гарри столбенеет. – Министр как раз рассказывал мне про твое счастливое избежание наказания, Поттер. Крайне изумительно, как ты продолжаешь выкручиваться из очень узких щелей… как змея, в сущности.
- Да, – выплевывает Гарри, чье плечо мистер Уизли благоразумно решил сжать ладонью во избежание резких подростковых телодвижений. – Да, я хорош в избегании.
Вполне ожидаемый обмен приветствиями после долгой разлуки, ведь Гарри и Люциус не виделись со времен, кажется… а, да, точно, возрождения Томми на кладбище. Весело было. Люциус, сколь помнится, так уж залихватски смеялся, когда Том решил поиграть с мальчиком в дуэль и устроил замечательный тренинг «Как долго можно выдерживать Круциатус».
Потом, правда, все дружно немного подрасстроились… наверное, потому, что Гарри, забрав Седрика, исчез с кладбища даже не попрощавшись (в самом деле, не расстроился же Люциус потому, что вдруг представил на месте Гарри собственного сына, такого же мальчика). Видимо, в тот момент для Пожирателей, которые, разумеется, оказались виноваты в случившемся (не Реддл же, в конце концов), наступил жизненный этап, который я про себя для краткости называю просто: «Упс».
Кто в миг встречи у Отдела Тайн хочет задушить кого больше – Гарри Малфоя или Люциус парня – я, пожалуй, судить не возьмусь.
- И Артур Уизли! – продолжает Люциус, обратив взгляд к мистеру Уизли. – Что ты здесь делаешь, Артур?
- Я здесь работаю, – коротко отвечает мистер Уизли.
Обычный обмен любезностями старых-добрых недругов, не иначе. Только вот Люциусу все как-то неймется:
- Не здесь, конечно же? – он поднимает брови и многозначительно косится на дверь в Отдел Тайн за плечом мистера Уизли. – Я думал, ты выше, на втором уровне… разве ты не занимаешься чем-то, что включает в себя воровство магловских вещей и магические манипуляции с ними?
- Нет, – выплевывает мистер Уизли, больно сжав плечо Гарри.
Фу, как неизящно – вспоминать перед Министром дела давно минувших дней. Нет бы сосредоточиться на настоящем, в котором мистер Уизли промахов больше не совершает (по крайней мере, не попадается) – и даже, к слову сказать, не напоминает молчащему в тряпочку Фаджу о том, что Гарри уже предупреждал его, Министра, о некоторых… м… Пожирательских особенностях Малфоя.
- А что вы здесь делаете? – громко спрашивает парень у Люциуса.
- Я не думаю, что личные дела между мной и Министром, – разумеется, сначала – «мной»; истинный англичанин-аристократ, ага, – как-то касаются тебя, Поттер, – Малфой разглаживает складки на мантии, которая отзывается бряцаньем золота в карманах. – В самом деле, лишь потому, что ты – любимый мальчик Дамблдора, тебе не следует ожидать схожую снисходительность со стороны остальных… – и почему я слышу в этих словах интонации Снейпа? – Не пойти ли нам наверх в ваш кабинет, в таком случае, Министр?
- Разумеется, – кивает Фадж, поворачиваясь спиной к Гарри и Артуру («Как скажете, мой господин»). – Сюда, Люциус.
И парочка гордо удаляется, тихо о чем-то беседуя.
Едва они скрываются из вида, с уст Гарри слетает вопрос, прямо-таки поражающий меня своей проницательностью:
- Почему он не ждал у кабинета Фаджа, если у них совместные дела? Что он здесь делал?
Недопустимо в столь желаемых мною количествах употреблять здесь слово «очень», чтобы описать, насколько это хороший вопрос.
Ну-ка, версия мистера Уизли? Слова:
- Пытался пробраться в зал суда, мне кажется. Пытался узнать, исключили тебя или нет. Я оставлю записку Дамблдору, он должен знать, что Малфой снова говорил с Фаджем… Золото, я подозреваю, – отвечает Артур на вопрос Гарри о том, что за личные дела могут быть у одного с другим. – Малфой щедро раздавал на всякие нужды годами… сводит его с правильными людьми… потом он может просить об услугах… откладывать законы, прохождения которых он не хочет… о, он очень хорошо обеспечен связями, Люциус Малфой.
Действия: крайне взволнованно глядит поверх плеча, на дверь в Отдел; думает о Дамблдоре и необходимости проинформировать его; отвечает со злостью; использует многоточия в речи; раздраженно отмахивается от докладных записок, порхающих в лифте.
Итак, по-моему, все вполне очевидно: во-первых, мистер Уизли раздражен отнюдь не едким уколом Люциуса в его адрес, во-вторых, он явно думает не о том, что говорит, и говорит не то, что думает, в-третьих, наконец, его объяснение пребыванию Малфоя на девятом уровне (мол, Люциусу шибко интересно было узнать, исключили ли Гарри из школы) еще слабее, чем объяснения самого Люциуса, что, мол, у них с Фаджем дела в кабинете Министра, поэтому он ждет его на девятом уровне.
И уж слишком явно бросается в глаза, что оба они (и Люциус, и мистер Уизли) прекрасно знают, что именно здесь Артур тоже работает (правда, на другого работодателя). И как же сильно Люциуса заботит, что это Артур тут делает… Я уверена: так же, как мистер Уизли немедленно сообщит Ордену, что видел Малфоя возле Отдела Тайн (и дело вовсе не в том, что Люциус «снова говорил с Фаджем»), Малфой передаст Реддлу, что видел Артура у Отдела. Да не одного – а с Гарри.
Таким образом, Реддлу за этот день бонусом прилетит информация, из которой он, как у него водится, сделает поспешные и неверные выводы: раз Гарри знает отныне дорогу не только к Министерству, но и к Отделу Тайн, это определенно указывает на то, что мальчику известно и о содержимом оного Отдела. Ну, очевидно, так!
Хорошо, но что изначально Люциус собирался тут делать, если мы уже определились с тем, что вовсе не Министра он ждал? Кстати, за что Фаджу такое вознаграждение, звенящее в карманах его «скользкого друга»?
Подозреваю, что золото счастливому Фаджу достается сейчас действительно просто так, ибо сие есть часть веселой акции «Подкупи Министра сейчас – проще будет жить потом».
С первым вопросом чуть посложнее, однако картинка вырисовывается приблизительно такая: пока вся королевская конница и вся королевская рать носились с верхних уровней на самый нижний, Люциус, прекрасно знающий о том, что этот день – день слушания Гарри, понял, что вечеринка началась не по сценарию.
Вначале обидевшись, что его не позвали, Малфой, впрочем, тут же сообразил, как удачно все оборачивается – Дамблдор занят в зале суда, его можно не опасаться, поскольку в ближайшее время он вряд ли бросит увлекательное спасение своего любимчика от «правосудия», а дело это, учитывая нежную любовь к Директору, которую испытывает Фадж, может затянуться надолго; Министр и вся остальная верхушка сейчас заняты судом, следовательно, опасных свидетелей минимум; в случае, если кто высокопоставленный застукает его, Люциуса, он может смело соврать, что ожидает Фаджа; не высокопоставленного можно послать – для верности проговорив что-нибудь, схожее по смыслу с «я не думаю, что личные дела между мной и Министром как-то касаются тебя».
Наконец, главное: пока все смотрят куда угодно, но только не на него, Люциусу предоставляется просто шикарная возможность наконец подобраться к Отделу Тайн (ибо было бы странно, если бы он на виду у всех спускался на девятый уровень в любой другой день без какой-либо, пусть даже самой дурацкой, причины; да еще и делал так регулярно) и что-нибудь там попытаться утараканить.
Ну, это в идеале (еще неплохо было бы, например, план-схему Отдела накидать, расположение дверей и переходов изучить, в общем, провести основательную разведку). На деле же получается так, что пробраться в Отдел мешает стража Директора.
Поэтому задача-минимум – прощупать оную стражу.
Отмечу: кем конкретно она представлена в данный момент, Люциус знать не может – Стерджис Подмор находится под мантией-невидимкой. Однако у Малфоя есть масса времени и возможностей заставить Подмора раскрыться – или даже просто, на удачу, послать в какой-нибудь подозрительно дышащий угол Империус.
А дуракам, как известно, везет – Подмор, то ли не ожидавший удара, то ли проигравший в маленькой битве, оказывается околдован. Обидно, учитывая, что оба противника наверняка были предупреждены начальством о возможной атаке. Ибо я ни в жизнь не поверю, что Реддл, знающий через того же Люциуса, что в этот день Министерство и Дамблдор будут заняты слушанием Гарри, не приказал Малфою попытаться проникнуть в Отдел; и я не верю, что Дамблдор не предупредил своих дежурных о возможной опасности. Однако, увы, Люциус оказывается проворнее.
И все бы ничего, но дальше становится еще интереснее.
Я долго задавалась вопросом, как так вышло, что Директор, проносившийся к выходу с девятого уровня, волоча за собой миссис Фигг, не спугнул Малфоя, и тот остался на прежнем месте, у Отдела, аж пока на него не налетел сначала Фадж, а потом и Гарри с Артуром. Наконец, поняла.
По всей видимости, Директор Люциуса на своем пути и вовсе не увидел – тот либо гулял по Отделу в тот момент, когда Дамблдор широким шагом шел на выход, либо прятался – под мантией-невидимкой Подмора. Заслышав голоса и шаги судей, Малфой быстренько явился миру и поспешил завести разговор с Фаджем (возможно, даже не имея предварительной договоренности о встречи с ним) – разумеется, с вопроса о том, как прошло слушание. Потом выдал едко-сочувствующий комментарии в ответ на сетования Фаджа – и был прерван Артуром и Гарри на полуслове.
Любопытно, что примерную картину масштабов возможнослучившегося мозг Артура рисует в долю секунды, он крайне сильно напрягается по поводу состояния Подмора – на месте ли тот, был ли обнаружен, в порядке ли? И первое, что вырывается из уст мистера Уизли: Директору необходимо знать о том, что Люциус (возможно, снова) был замечен у Отдела Тайн, один на один с Подмором. Потому что состояние коллеги мистер Уизли на глазах Гарри проверить не может – может лишь взволнованно коситься в его сторону.
Еще более любопытно то, что мозги Гарри думают почти в ту же самую сторону (о Люциусе и Империусе, правда, перепутывают объект воздействия):
- Мистер Уизли, – медленно произносит парень, – если Фадж встречается с Пожирателями Смерти вроде Малфоя, если видится с ними один на один, откуда мы знаем, что они не наложили на него Империус?
- Не думай, что нам не приходило это в голову, Гарри, – тихо отвечает Артур. – Но Дамблдор думает, что Фадж сейчас действует по собственной воле, – «Хороший, добрый мальчик. Нет, глупостям Министра оправданий, к сожалению, нет». – Что, как Дамблдор говорит, все равно не слишком комфортно. Лучше больше не говорить об этом прямо здесь, Гарри.
Уши, уши, уши… а ведь мистера Уизли потому до сих пор и не уволили, что он в последние годы ведет себя очень, очень аккуратно – и лучше сложившуюся традицию не нарушать.
Реплика мистера Уизли позволяет понять крайне важную вещь: Дамблдор умеет распознавать Империус (еще бы, у него личный тренажер Бартемиус Крауч месяца четыре под боком находился – возможно, тогда Директор засомневался, зато сейчас в симптоматике сечет сразу). И, поскольку можно не сомневаться, что Директору станет известно и о Люциусе, и о Подморе (рано или поздно), понятно, почему Малфой так скрипит зубами и плюется желчью, завидев Артура. Золото он, понимаете ли, побежал Фаджу вручать… да он уполз с места преступления и отвел себя от опасности в злости ляпнуть что-нибудь Артуру при Министре.
Вот кто уж, кстати, больше всех рад встрече, так это Фадж – подсластил Малфой ему пилюлю после слушания. Эх, вот есть же вещи бесценные – и ни Фадж, ни Люциус (пока) этого не понимают. Жаль. Что ж, первого прижмет через год. Второй же… а второму еще три года со всем смаком расплачиваться за то, что Томми дал своему «скользкому другу» подержать крестраж, а тот его не удержал.
В общем, как бы то ни было, Люциус свое дело успешно сделал – другое, простите, дело в том, что он крайне не успешно попытался скрыться (но кто ж знал, что поблизости ошивается Артур?) – и Дамблдор Подмора теперь проверит со всей вероятностью.
А Дамблдору достаточно только своими ясными голубыми внимательно взглянуть в глаза подчиненному, чтобы понять, под Империусом ли он, и, возможно, даже дословно узнать полученный им приказ (например, что-нибудь вроде: «Действуй, как ведешь себя обычно»).
По этой причине Подмор начинает избегать членов Ордена, что само по себе тоже вскоре привело бы к его разоблачению – если бы Дамблдору не нужно было героически строить из себя полнейшего идиота. Разумеется, Артур, сменяющий Стерджиса той же ночью, внимательно к нему присмотрится и, возможно, что-то даже заметит – однако на этом всё, и Реддл с Люциусом, поначалу было напрягшиеся, расслабятся, видя, что никто из Ордена не выпрыгивает из штанов после 12 августа.
О причинах подобного маразматичного поведения Ордена и Дамблдора в первую очередь – позже.
Сейчас же Гарри опустошает свой мешочек с деньгами в фонтан атриума, следуя обещанию, данному себе в отчаянии перед слушанием (на табличке у фонтана написано, что все пожертвования идут в больницу святого Мунго – туда, где родители Невилла), и возвращается на Гриммо, где его приветствуют, как победителя:
- Я знал! Ты всегда выбираешься из всяких штук! – вопит Рон.
Миссис Уизли и Гермиона, тем не менее, судя по их красным глазам, к моменту возвращения Гарри на Гриммо уже успели несколько раз оплакать неоконченное образование парня. Сильно же они верили в Дамблдора, если придумали себе, что есть вероятность того, что он позволит Гарри вылететь из школы – да он бы костьми лег, но Гарри бы доучился в любом случае (хотя вот просто интересно, что намеревался делать Директор, если бы парня все-таки исключили?).
Ни Люпина, ни Тонкс на кухне уже нет, зато по-прежнему на месте Сириус.
- Послушай, Сириус, Люциус Малфой был в Министерстве --, – обращается к Сири мистер Уизли.
- Что? – резко переспрашивает тот.
- …да, мы видели, как он разговаривает с Фаджем на девятом уровне, – возле Той Самой Двери, – затем они поднялись в кабинет Фаджа вместе. Дамблдор должен знать.
- Точно. Мы скажем ему, не волнуйся.
Любопытный диалог – хотя бы тем, что Сириус так остро и мгновенно реагирует на известие о Малфое в Министерстве, даже не дослушав новость. Будто Люциус никогда прежде не вертелся в Министерстве целыми сутками. Впрочем, подозреваю, что Сириус понимает, что новость важная, иначе Артур не стал бы упоминать о встрече с реддловым другом.
Опять же, при детях мистер Уизли не в состоянии произнести вслух свои подозрения о Подморе, остается лишь надеяться на смекалку Сири или лично Дамблдора (впрочем, упущение Артура – в том, что он не отвел Сири в сторону для более подробного разговора). Но пока что до Сири не доходит вся опасность ситуации, и он говорит, что предупредит Дамблдора – когда? Ой, Мерлин, время для Звезды не существует – когда-нибудь позже, что, горит, что ли?
Благо, Артур лично сменяет Подмора этим вечером и наверняка воспользуется возможностью внимательно присмотреться к его состоянию – до того момента, в целом, не стоит зря сеять панику. Дамблдор, который, по словам миссис Уизли, «очень занят», на праздничный ужин на Гриммо не торопится, а это значит, что Сири собирается послать Директору Патронуса, либо сову, либо Финеаса – в общем, вы меня простите, но с такой «налаженной» связью Люциус имел за один только этот день массу возможностей воспользоваться услугами Подмора и остался бы незамеченным. Если бы не боялся обратного. И если бы промедление Ордена в этом вопросе на самом деле могло бы иметь какие-то страшные последствия.
- Конечно, раз уж Дамблдор выступил в твою защиту, у них не было шанса тебя осудить, – счастливо рассуждает Рон, накладывая всем картошки.
- Да, он все здорово разрулил, – улыбается Гарри.
Даже сам парень понимает, что с его стороны в этот момент было бы крайней неблагодарностью добавлять: «Хотелось бы, чтобы он поговорил со мной, конечно». Или что-нибудь из репертуара Тома: «Или хотя бы посмотрел на меня…».
При этой мысли шрам Гарри болит так сильно, что он инстинктивно хлопает себя по лбу.
- Что случилось? – взволнованно спрашивает Гермиона.
- Шрам… но ничего, это теперь постоянно случается…
Гермиону такая информация не слишком удовлетворяет, и Юный Игрок еще некоторое время настороженно оглядывает друга. Меня объяснение Гарри в настоящий момент тоже не удовлетворяет, ибо я знаю, что, если шрам болит, на это есть очень веские причины.
Можно было бы списать все на реакцию Тома в Гарри на крайне болезненное для него упоминание об игнорировании со стороны Дамблдора – однако я поставлю на то, что примерно в этот момент Реддлу было доложено об удачной операции с Подмором.
Таким образом, Том уже в курсе околоотделовских событий, а Дамблдор – еще нет. Позиции на доске это принципиально не меняет, но мне вот по-человечески обидно…
Последняя деталь этого дня, которая не имеет абсолютно никакого отношения к Игре, но уж очень символична: Фред, Джордж и Джинни все это время, победно танцуя, вопят диковатую песню «He got off» («Он отделался»), и так получается, что самые высокие ноты в ней попадаются после фраз присутствующих на кухне об: оправдании Гарри (ну, тут понятно, он действительно отделался); вероятности присутствия Кингсли на ужине (отделался от работы на вечер и, если копнуть глубже, возможно, подозрений Скримджера на его счет); сильной занятости Дамблдора (прикрываясь работой, Директор отделался от необходимости ужинать с Гарри); и, наконец, о том, что Люциус был в Министерстве – и «отделался» от мистера Уизли, пойманный в очень подозрительном месте в очень подозрительное время.
Мои учителя всегда говорили мне, что главное в чтении знаков – их увидеть.
Меж тем, после взбудоражившего всех слушания в штаб-квартире Ордена Феникса жизнь вновь переходит на отлаженные рельсы, возобновляется массовый Бег-по-Кругу, масштабы которого устрашающе расширяются с каждым годом: дети чистят дом, взрослые занимаются шизофреническими делами разной степени шизофреничности (вроде охраны двери в Отдел Тайн), периодически забегая на Гриммо и съедая все, что успела наготовить миссис Уизли, которая, помимо этого, продолжает прекрасно справляться с заданием по закрытию доступа к любой информации многочисленным детским ушам, обыкновенным или с Удлинителями, что мимоходом лишний раз доказывает, что, когда кое-кому очень надо скрыть что-либо, это у него (кое-кого) прекрасно получается.
Гарри, чем ближе подбирается к нему конец каникул, все больше мечтает оказаться в Хогвартсе и покинуть грязный, затхлый дом на площади Гриммо, а Сири, чем дальше, тем усиленнее депрессует по этому поводу (можно представить, каково ему в этом доме, раз уж даже Гарри начинает изводиться), и депрессует он, прошу заметить, не где-нибудь, а в комнате матери – на пару с гиппогрифом.
Разумеется, Звезда полагает именно Клювокрыла единственным живым существом в доме, способным с точностью понять все его чувства. Так и представляю эти длинные, полные тоски, заунывные монологи Сири: «Ты, как и я, сидишь в неволе, мой друг птичка… Помнят ли еще твои могучие крылья чувство полета, даруемую им свободу, свежий воздух и ветер, целующий прямо в лицо… Старик! Я слышал много раз, что ты меня от смерти спас – зачем?.. Угрюм и одинок, грозой оторванный листок, я вырос в сумрачных стенах – душой дитя, судьбой монах…»
- Ой, только не вздумай чувствовать себя виноватым! – строго отрубает Гермиона, когда Гарри делится с ней частью своих переживаний. – Твое место в Хогвартсе, и Сириус знает это. Лично я думаю, что он эгоистичен.
- Это немного грубо, Гермиона, – замечает Рон. – Ты бы не захотела торчать в этом доме в одиночестве.
- Он не будет в одиночестве! Это штаб Ордена Феникса, разве не так? Он просто надеялся, что Гарри будет жить с ним.
- Не думаю, что это правда, – откликается Гарри. – Он не дал мне прямого ответа, когда я спросил, можно ли.
- Он просто не хотел еще больше теплить себя надеждами, – мудро замечает Гермиона. – И он, наверное, чувствовал себя немного виноватым, потому что, я думаю, часть его действительно надеялась, что тебя исключат. Тогда вы стали бы изгоями вместе.
- Брось! – восклицают Гарри и Рон.
- Как угодно, – Гермиона пожимает плечами. – Но иногда мне кажется, что мама Рона права, и Сириус путается в том, ты ли это или твой отец, Гарри.
- То есть ты думаешь, что он тронулся головой? – угрожающе переспрашивает Гарри.
- Нет, – просто отвечает Гермиона, – я только думаю, что он был очень одинок слишком долгое время.
Я много размышляла, в чем причина и как это ей удалось – Гермиона в этот год действительно становится личным психологом Гарри. Должна для справедливости отметить, что вообще-то девушкам ее типа подобное не свойственно – так глубоко психологически нырять в суть людей и взаимоотношений. Был период, я грешила даже тем, что думала, что Гермионе правильные разъяснения вот этого психологисского всего подсказывает кто-то со стороны – ну просто потому, что внезапно открывшаяся свехрспособность девушки наводила на огромные подозрения. Однако в замке ей подробные инструкции по психологии и педагогике просто не от кого было получать, поэтому мне пришлось признать, что Гермиона и впрямь удивительно повзрослела за лето.
Разумеется, это вовсе не означает, что широкие познания в области человеческой психологии она не дополняет, черпая со стороны – к примеру, из тех же самых бесед с Джинни многочисленными увлекательными летними ночами, с Тонкс, с Люпиным, наконец. Почти уверена, все это оказывает на нее большое воздействие, а Люпин, наш Высший Учитель, в какой-то момент так и вовсе просто берет и подтягивает несопротивляющегося юного комрада до довольно высокого уровня. На выходе получаем: у Гарри появляется восхитительно толковый конфидент.
Вообще, надо сказать, именно в этот год Гермиона по-настоящему блистает, проявляя себя во всей красе. И я не перестану восхищаться, с какой ювелирной точностью Директор выделяет лучших из лучших и дает им место в своей команде.
Так вот. Гермиона права насчет Сири. Процентов на 90. Остальные 10 остаются ею не раскрыты, и я подозреваю, лишь потому, что все-таки всех нюансов она не знает. Например, то, что Сириус ревнует Гарри к Хогвартсу – это не просто похоже, а в наглую зеркалит ревность, которой Звезда исходила, глядя, как Джеймс проводит все больше времени с Лили, а затем и вовсе обзаводится ребенком.
И в том, и в другом случае Ярчайший реагирует абсолютно идентично: он не хочет отпускать Поттера; с радостью отпускает Поттера, ибо выше всего ставит счастье друзей. Причем оба этих действия он совершает одновременно.
Что-то похожее вертится в объяснениях Гермионы, однако то ли она не сумела подобрать более точные слова, то ли не стала тревожить чувства Гарри. Ее фраза о том, что иногда она готова согласиться с миссис Уизли, крайне верна, я бы сказала, попадает в яблочко, однако я не могу судить, понимает ли это Гермиона столь же хорошо, как чувствует. Может даже, чувствует, что ощущениями понимает то, чего разумом не понимает, ибо попросту лишена достаточного количества информации об исходных данных. Зато некоторые из старшего поколения явно располагают ею в изобилии. На их слова Гермиона и ориентируется.
Сири остро не хватает тепла, и эту дыру не в состоянии заполнить даже Люпин (у того свои проблемы с фиксациями разного рода тараканов). Он только-только начал находить настоящий контакт с Гарри – и мальчику вновь необходимо оставить Сириуса одного. Не то чтобы Гарри так уж сильно страдает по этому поводу, но это вызывает у парня определенный дискомфорт.
Сам Сириус понимает, что его эгоизм не имеет права на существование и признает, что крестник должен возвращаться в Хогвартс, однако это не отменяет того факта, что без Гарри ему будет очень и очень плохо, ибо только он, Поттер, способен дать Звезде то тепло, в которой она так нуждается. По крайней мере, так думает Звезда.
Сириус храбрый, преданный, безрассудный и немного неуравновешенный из-за проведенного им времени в Азкабане. У него никогда не было шанса нормально повзрослеть. Люпин все это прекрасно понимает, но иногда Сири способен вывести из себя даже Люпина – и тогда принимается страдать по поводу своего одиночества и якобы огромной непонятости вдвое усерднее. А тут еще этот дом, воспоминания, Кикимер, Снейп, мама, которые не упускают случая подлить масла в огонь души рвущегося к свободе и жизни Сири…