БИ-6
Глава 32
Непостижимая Комната
Всю следующую неделю не происходит практически ничего интересного. Драко по-прежнему питает надежды все-таки починить Исчезательный Шкаф, но каждый день сталкивается с разочаровывающей реальностью, Дамблдор, послеживая за мальчиком самыми разнообразными способами (Пивз, Полная Дама, в чьем коридоре творится сие малфое-беззаконие, те же тролли в балетных пачках на гобелене напротив входа в Комнату, Добби), молчаливо предлагает ему выбираться из кучи проблем самостоятельно, не менее молчаливо намекая, что никто за него этого не сделает, Кикимер и Добби продолжают следить за Драко по приказу Гарри, а Гарри продолжает ломать мозг на тему того, как добыть воспоминание Слизнорта.

Мозг Гарри упорно не желает ломаться, поэтому парень грустно листает учебник Принца в любую свободную минуту, надеясь хоть там найти подсказки, что в последнее время случается очень часто, когда Гарри теряет надежду (как трогательно).

В субботу, 22 марта, Гарри наконец удается трансгрессировать в дурацкий обруч. Гермиона к этому моменту уже справлялась с этой задачей дважды. У Рона по-прежнему ничего не получается.

На следующий день, 23 марта, в гостиных факультетов появляются объявления о том, что первый тест на трансгрессию пройдет 21 апреля. Тем, кому исполнится 17 лет до этой даты, предлагается пройти дополнительное обучение в Хогсмиде (под усиленной охраной, разумеется). Ну, действительно – почему бы не отправиться учиться в Хогсмид. 1 марта из-за опасной обстановки в стране туда было нельзя, а покушение спустя уже можно, пожалуйста. По-моему, более однозначного аргумента в пользу наличия Игры 1 марта и не найти.

Разумеется, тренировки в Хогсмиде гораздо более продуктивны, ибо проводятся, так сказать, на местности, можно попытаться трансгрессировать на более значительные расстояния – и не заставлять при этом Дамблдора снимать барьер не только с Большого Зала, но и с половины замка.

А еще в периоды этих тренировок в замке становится попросторнее – и для Гарри, не проходящего по возрасту, и для Малфоя – по той же причине. Очень далекоидущий шаг с датами всех этих тестов (а я упорно вижу уши Дамблдора в их назначении), однако обратимся к нему, когда подойдет время. Ибо и 23 марта, в воскресенье вечером, имеется вполне себе Игра.

Во-первых, посреди привычного спора о Принце с Гермионой («Ты там ничего не найдешь». – «Не начинай, Гермиона. Если бы не Принц, Рон бы тут не сидел». – «Сидел бы, если бы ты слушал Снейпа на первом курсе». Обожаю такие прокатывания на тему, вновь и вновь бьющие в цель. Между прочим, хороший отголосок 1 марта – Гарри использует Тот Самый железный аргумент, и Гермионе, по сути, крыть нечем. Она, конечно, чем-то пытается крыть, но ее пренебрежительный тон с головой выдает, что она уязвлена) Гарри наконец случайно натыкается на нечто крайне интригующее: в уголке страницы нацарапано: «Сектумсемпра! От врагов».

Подавив импульс тут же испробовать это заклинание (что было бы травмоопасно делать в любом случае, так еще и при Гермионе), Гарри украдкой закладывает уголок страницы (было бы не менее травмоопасно, если бы Гермиона увидела, как парень обращается с книгой).

Оно понятно, что я, зная, что дальше случится с этой Сектумсемпрой, уверенно вижу здесь Игру, но вот в чем дело: меня не покидает ощущение, что эта надпись появилась в книге совершенно недавно. Иначе почему Гарри не натыкался на нее ранее? Уголок страницы – место очень примечательное. Именно это место я бы выбрала, если бы хотела, чтобы надпись заметили, добавила бы к надписи восклицательный знак и интригующее, лаконичное, цепляющее глаз пояснение.

Но зачем Кому-То хотеть, чтобы Гарри заметил это заклинание в определенное время? К ответу на этот вопрос я вернусь позже, ибо следую хронологическому принципу по мере сил и законов жанра. Однако запомним вопрос.

- Я говорю тебе, дурацкий Принц тебе с этим не поможет, Гарри! – Гермиона переходит в наступление, уязвленная тем, что крыть ей нечем. – Есть только один способ заставить кого-то сделать, что ты хочешь, и это Империус, – пфф!.. – и это нелегально –

- Да, я знаю, спасибо, – бросает Гарри, отрываясь от книги. – Поэтому я ищу что-то другое. Дамблдор говорит, Сыворотка Правды не сработает, но должно же быть что-то другое, зелье или заклинание…

Любопытно, что, как и три года назад, в Игре-4, нужное Что-То Другое уже давным-давно находится у Гарри в руках, пока он все листает и листает книги… Но, разумеется, раньше срока это нужное Что-То Другое Гарри в голову не запустят, кто бы сомневался.

Между тем, Юный Игрок все понимает очень верно:

- Ты выбираешь не тот подход. Только ты можешь достать воспоминание – говорит Дамблдор. Это должно означать, что ты можешь убедить Слизнорта, как другие не могут. Это не вопрос того, чтобы подлить ему зелье, каждый так может –

Прямейшим текстом. Как все-таки хорошо, что Дамблдор намеренно держит Гермиону подальше от информации о Принце, своей руке и крестражах – она бы своей мозговой активностью развинтила бы всю Игру.

Меж тем, Рон сражается с испортившимся пером Фреда и Джорджа, которое, перестаравшись, начинает исправлять не ошибки в словах, а все слова вообще. Поэтому эссе для Снейпа становится очень оригинальным, и написал его, судя по подписи автора, Рунил Уозлиб.

- Все нормально, мы можем это исправить, – успокаивает Гермиона несчастного Рона и тянется за его эссе.

- Я тебя люблю, Гермиона, – Рон устало распластывается в кресле.

Гермиона слегка розовеет.

- Смотри, чтобы Лаванда этого не услышала, – только и говорит она.

А спустя двадцать минут в гостиной, которую теперь занимает только трио, появляется сначала Кикимер – а потом и Добби в перекошенной шапочке. Привычно ссорясь и используя в адрес Малфоя полярно различные эпитеты, эльфы сообщают ребятам о том, что Драко регулярно посещает седьмой этаж «в компании многих иных студентов, которые дежурят для него, пока он находится --» – «В Выручай-Комнате!» – восклицает наконец осененный Гарри.

- Добби, тебе удалось попасть внутрь и посмотреть, что Малфой там делает? – живо интересуется парень.

- Нет, Гарри Поттер, это невозможно. – И никакой лжи. Он же не говорит, почему невозможно. Потому что таковы законы Комнаты – или потому, что кто-то сказал ни за что не делать этого?

- Нет, возможно, – тут же возражает Гарри. – Малфой попал в наш Штаб в Комнате в прошлом году, поэтому я без проблем попаду к нему и буду следить.

Вообще говоря, это был не Малфой, а Паркинсон, прошедшая в Комнату после облавы между тем, как Амбридж тащила Гарри в кабинет Директора, и тем, как она же тащила туда Мариэтту, но суть от этого не меняется.

Гермиона, конечно, тут же возражает, что Малфой попал в Комнату, точно зная, как ребята ее использовали, а Гарри не представляет, что он там делает и чем для него становится Комната, однако Гарри непреклонен. Отпустив эльфов (походя в который раз грубо прервав Кикимера), Гарри, севший на гребень волны просветления, практически мгновенно догадывается, как Драко использует Крэбба и Гойла, откуда у него Оборотное зелье и почему они не могут ему отказать (они боятся его Метки). Поток просветления, впрочем, резко обрывает Гермиона, до того пребывавшая в состоянии таком же возбужденном, каким было состояние Гарри:

- Хм… Черная Метка, о которой мы даже не знаем, существует ли она…

- Узнаем, – упрямо заявляет Гарри.

- Ага, – Гермиона поднимается на ноги. – Но, Гарри, прежде чем ты весь такой загоришься, я все равно не думаю, что тебе удастся попасть в Комнату, не зная, что там. И я не думаю, что тебе нужно забывать, что ты, как предполагается, должен концентрироваться на добывании воспоминания Слизнорта. Спокойной ночи.

Она уходит к себе в спальню. Позже ночью Гарри, лежа в постели, часами думает о Малфое и его темных делишках, гадая, чем он занимается, предвкушая, как он, Гарри, попадет в Комнату (что бы ни говорила Гермиона), и видя беспокойные сны, в которых Малфой превращается в Слизнорта, а Слизнорт – в Снейпа (вот подсознание-то у Гарри мощное, а!). И по какой-то причине мне кажется, что в эту ночь не один Гарри лежит без сна и все гадает и думает.

Гермиона, как и годом ранее, ведет себя весьма… м… по-Игровому: сначала заинтересовывается темой, в участии в которой Гарри, она чувствует это, весь год активно отказывают, узнает часть правды – а затем резко обрывает и свой мыслительный процесс, и Гарри: никуда не несись, все чепуха, займись воспоминанием. Но неужели она, оставшись наедине с самой собой, не станет думать дальше?

Сложить два и два довольно просто: раз воспоминание, по словам Дамблдора, важнее всего, то Директор не хочет, чтобы Гарри лез в историю с Драко. По крайней мере, слишком сильно. Потому что, буде он вообще этого не хотел, ни Добби, ни Кикимер Гарри бы ничего так и не доложили.

Но что Драко делает в Комнате? Очередное два и два складывается, если Гермиона вспомнит (а с чего бы ей не вспомнить?) летний вояж Драко в «Боргин и Беркс» – он хотел, чтобы Боргин починил что-то; одну из парных вещей; из вещей, которые либо большие, либо шумные, либо все вместе; очевидно, что Малфой в Комнате это Что-То чинит; но что есть и у Боргина, и в Хогвартсе?

Я уверена, что Гермиона совершенно точно (и в шоке) вспоминает про Исчезательные Шкафы. Она видела один у Боргина – он мешал подглядеть, что показывал Драко хозяину магазина; она знает, что в замке есть другой – близнецы в конце прошлого года засунули в него Монтегю. Все сходится. Но зачем Дамблдору, если он знает о попытках Драко (а он не может не знать, правда ведь?), поощрять его чинить Шкаф?

Полагаю, ответ на этот вопрос Гермиона выуживает, сложив получившиеся выше четыре и четыре: причина этому кроется каким-то образом в воспоминаниях Слизнорта, потому Дамблдор и хочет, чтобы Гарри, не забывая о Малфое, все-таки больше внимания уделял Слизнорту.

Ответ довольно обширный и далеко не полный, но девушка хватается за него, продолжая сверлить Гарри мозг Слизнортом с тройным усердием, но все-таки не так сильно скандаля по поводу Драко, как могла бы.

Как раз то, чего хотел Дамблдор, который вовсе не хотел, чтобы она додумалась до узкого и полного ответа. Ибо я не верю, что эльфы, с их-то особой магией, буде захотели бы, не смогли бы проникнуть в Комнату. Это просто Дамблдор, знавший об эльфовских хвостах за Малфоем, попросил их не сильно хвостить.

Более того, я подозреваю, что это именно он и скомандовал, когда им следует навестить трио и отчитаться перед Гарри. Ибо момент самый правильный – в Гарри, разумеется, зажигается энтузиазм по поводу Слизнорта, но реализовать его парню не дадут; чтобы Гарри не замучил несчастного Слизнорта и не скрутил себе мозг, ему позволено и дальше ломать голову над загадкой Малфоя, выплескивая энергию в эту степь – пока не настанет нужное время (Дамблдору, разумеется) для Слизнорта. При этом беспокоиться о том, что Гарри опять забудет о Слизнорте, уже не надо – Гермиона намек поняла и со своей задачей работать для Гарри ворчливой совестью собирается справляться очень хорошо.

Ибо как Дамблдор может прекратить фиксацию Гарри на Драко, тем более, раз уж она доставляет Гарри столько удовольствия? Только вот прямо подойти к Комнате, объяснить, чем Малфой там занимается, и увести Гарри за ручку, умоляя больше не вмешиваться. Напоминаю, гриффиндорский львенок – ужасающая своим упрямством живая сила. Метод давления не сработает – Гарри взбунтуется, и все вообще может выйти из-под контроля.

Поэтому пусть парень пока, аки Министерство и Снейп за Сири в Игре-3, побегает по кругу, попутно чему-то учась. Ну, я имею ввиду, конечно, в данном конкретном случае Дамблдор открывает новый вид занятости населения (Долбежка-В-Стену), но суть абсолютно та же.

Замечу: после 23 марта, хотя Гарри не отменил приказ, Кикимер и Добби больше не докладываются о результатах слежки за Драко. Может, вообще больше не следят. По крайней мере, не для Гарри. Что это, как не Игра?

И еще замечу: ворчливый, злой на Гарри и им недовольный, обиженный мечтающий о другом хозяине Кикимер первым несется докладываться Гарри, не предупредив об этом Добби, чем очень его обижает. Гарри этого не понимает и ведет себя все так же грубо с эльфом, но Кикимер действительно старается Гарри понравиться и хочет, чтобы Гарри это отметил (желательно, вслух). Если бы Гарри не забыл похвалить за работу не только Добби, все могло бы стать куда лучше гораздо раньше. Но Кикимера хвалит не Гарри, а Гермиона – и что ему, прекрасно все понявшему, остается, кроме как выместить обиду на ней («Грязнокровка говорит с Кикимером, Кикимер притворится, что не слышит –»)?

Утром 24 марта, пока Гарри горит решимостью, Гермиона являет собой Мрачность Во Плоти и в который раз прямым текстом советует Гарри отправиться к Слизнорту, обратиться к лучшему в его душе, забыв про хитрость, обман и магию. И про Малфоя и Комнату тоже.

Однако Гарри, так никого и не впечатлив своим благоразумием, отправляется на седьмой этаж, намеренный целиком посвятить перерыв перед Защитой Малфою и Комнате. Но, разумеется, там, откуда ни возьмись, ниоткуда не берется ничто.

А ведь Гарри формулирует запросы в высшей степени четко и правильно: «Мне нужно увидеть, что там делает Малфой. Мне нужно увидеть место, в которое Малфой тайно приходит. Мне нужно, чтобы ты стала местом, каким становишься для Драко Малфоя». Чего непонятного? Я до сих пор не вижу, чего непонятного. У меня вообще имеется сильное подозрение, что Комнату кто-то специально для Гарри блокирует. Ну, не вообще для Гарри, а только в случае с его вариациями запроса о Драко, я имею ввиду.

Причем, занятый формулировками, Гарри так отчетливо разговаривает сам с собой и даже бранится (напугав парочку первокурсников; может, даже Крэбба с Гойлом, кто знает?), что сомнений не остается – кому надо, тот прекрасно знает, где Гарри и чем занимается.

Прямо представляю, как Дамблдор, Макгонагалл и Снейп, невидимые, разумеется, ржут в ладошки неподалеку, делая ставки, насколько хватит фантазии парня для одного и того же запроса, сформулированного по-разному, и терпения в целом наблюдать гладкую стену вместо двери.

Нервный и расстроенный, Гарри спешит на урок, так ничего и не добившись, на ходу запихивая в сумку мантию-невидимку.

Когда Гарри входит в класс, половина студентов еще вытаскивает книги из сумок, даже не усевшись на свои места. Тем не менее:

- Вновь опоздали, Поттер, – холодно говорит Снейп. – Десять баллов с Гриффиндора.

Гарри хмуро плюхается на свое место. Дракон, как видно, проголодался. Или решил, что Гарри уже достаточно эмоционально стабилен после всех потрясений в его команде. Да и он, дракон, тоже – по крайней мере, в состоянии смотреть на Гарри без желания немедленно начать вопить нечто нечленораздельное.

Ибо после всего этого – Выручай-Комната, Драко, близящийся Финал, откровения Дамблдора и его собственные – как-то ему не по себе этой сложной и горькой весной. «А я вот сейчас покажу, что на мальчишку мне наплевать!» – громко кричит он исключительно для внутреннего пользования, поверх голов еще не усевшихся студентов (что вообще-то крайне непросто) высматривая, пришел Гарри уже или нет.

«Ну, и где ты шлялся так долго, гаденыш? Нечего торчать у этой Комнаты! Я из-за тебя десять галлеонов продул Минерве с Альбусом – думал, ты сдуешься после третьей вариации фразы!» Раньше он себе привычное отдохновение позволить не мог (негоже лупить того, у кого был только что проломлен череп и недавно разбилось сердце) – дайте человеку хоть сейчас оторваться.

- Прежде, чем мы начнем, я хочу ваши эссе о дементорах, – Снейп безразлично взмахивает палочкой, и пергаменты с эссе оказываются у него на столе. – И ради вашего блага я надеюсь, что они окажутся лучше, чем та чушь, с которой мне пришлось столкнуться, по поводу сопротивления проклятью Империус.

Гарри мрачнеет. В своем эссе он выразил несогласие с методами Снейпа эффективно противодействовать дементорам и не надеется на высокую оценку, но, в целом, ему все равно – Малфой и Слизнорт кажутся гораздо более важными.

Но можно ли себе представить, чтобы на уроке Зелий у Снейпа какой-нибудь дерзкий студент осмелился спорить с Главным Авторитетом Хогвартса По Этому Вопросу? А Гарри решительнейшим образом расходится во мнениях со Снейпом и при этом несокрушимо уверен в своей правоте. И не надо думать, что споры ведутся исключительно в письменной форме. Вон, пожалуйста:

- Так, если вы откроете книги на странице – что такое, мистер Финниган?

- Сэр, – говорит Симус, – мне было интересно, как понять разницу между инферналом и привидением? – ну вот где на уроке Зелий возможно было себе вообразить, чтобы гриффиндорцы позволяли себе перебивать преподавателя и задавать всякие глупые вопросы не по теме? И чтобы Снейп позволил себя перебить на Зельях? Второй откровенно мнется, а первые это прекрасно чуют. – Потому что в «Пророке» было что-то об инферналах –

- Нет, не было, – скучающим тоном прерывает Снейп («Батюшки, что делать-то?! Разница между… как там было-то...?»).

- Но, сэр, я слышал, как говорят –

- Если бы вы действительно прочитали указанную статью, мистер Финниган, – «А вы не прочитали, а я прочитал, я лучше и больше знаю», – вы бы знали, что так называемым инферналом оказался никто иной, как вонючий мелкий воришка по имени Наземникус Флетчер. – «И он тоже меня не достоин. Я вообще лучше всех. Так как там было-то?.. Разница…»).

- Я думал, Снейп и Наземникус были на одной стороне, – шепчет Гарри, обращаясь к друзьям. В утреннем «Пророке» действительно была заметка о неудавшемся ограблении Назема, решившего прикинуться для этого инферналом. – Разве он не должен расстроиться, что Наземникуса арес --, – да, а разве Гарри не должен был расстроиться, что Назема чуть не задушили за воровство вещей Сири? Упс, это ж Гарри его тогда чуть не задушил…

- Но Поттер, кажется, может многое сказать по данному вопросу, – Снейп сверлит глазами лицо Гарри («Фух, нашел, на кого можно скинуть!»). – Давайте спросим Поттера, как распознать разницу между инферналом и привидением.

Весь класс оборачивается. Гарри, секунду подумав, выдает:

- Э – ну – привидения прозрачные –

- О, очень хорошо, – губы Снейпа кривятся в улыбке. – Да, можно сказать, что почти шесть лет обучения колдовству не были потрачены на вас зря, Поттер. – «Бедный мой Директор! На кого он спустил лучшие годы?» – Привидения прозрачные.

Паркинсон хихикает. Парочка студентов прыскает. Гарри, собравшись с духом, вполне правильно добавляет:

- Да, привидения прозрачные, а инферналы – это мертвые тела, разве нет? Поэтому они плотные –

- Пятилетний ребенок мог бы сказать нам столько же, – ухмыляется Снейп, привычно прикалываясь. Ну, а что ему делать? Он же хороший плохой следователь и должен с Гарри стружку снимать. – Инфернал – это труп, возвращенный к жизни заклинаниями Темного волшебника. – «Вспомнил!» – Он не живой, он просто используется как марионетка, чтобы исполнять волю волшебника. Привидение, как вы, хотелось бы верить, уже все знаете к этому моменту, это отпечаток души погибшего, оставленный на земле… и, разумеется, как мудро заметил Поттер, он прозрачный.

Нет, Снейп прекрасно ориентируется в Защите – то есть в тех ее областях, которые имеют практическое применение, и инферналы наверняка к таковым относятся. Он не ошибается в своем определении, конечно, но во всей сцене допускает оплошность иного рода – не желая принять ответ Гарри (поскольку подобное просто противоречит его уникальной природе), Снейп, пытаясь возразить, начинает вдаваться в теорию, в сущности, лишнюю, поскольку вопрос Симуса подразумевал скорее именно тот ответ, который и дал Гарри.

На что ему закономерно прилетает от Рона:

- Ну так то, что говорит Гарри, самое полезное, если мы пытаемся их различить! Когда мы встретимся с одним из них лицом к лицу в темном переулке, у нас будет секунда только, чтобы посмотреть, плотный ли он, разве нет? Мы не будем спрашивать: «Прошу прощения, не вы ли отпечаток души погибшего»? – ну, а чего нет? британцы же.

Эх, вот опять собственные же ученички выбивают у несчастного Снейпа почву из-под ног… командиры ОД, видите ли… Естественно, Снейпу хочется шипеть, беситься и плеваться ядом, дабы создать картину абсолютного доминирования. И он, в числе прочих, имеет одну крайне неприятную особенность, коей часто пользуется, а именно: плюясь ядом, Снейп почему-то всегда обязательно попадает еще и в какого-нибудь невинного – ровно в двух метрах от того невинного, в которого целился. В данном случае прилетает не Гарри и не захихикавшему классу, а именно Рону.

- Еще десять баллов с Гриффиндора, – говорит Снейп, заставив всех тут же умолкнуть. – И я не ожидал, что вы способны на что-нибудь более утонченное, Рональд Уизли, мальчик настолько плотный, что не в состоянии трансгрессировать и полдюйма через комнату.

Фу. Хуже только про зубы Гермионы. Очень некорректно. И лишний раз говорит о том, что он не может быстро сообразить, как осадить Рона, по существу сказать ему нечего, но отреагировать он должен немедленно. Поэтому в ход идут не тонкие замечания по поводу владения предметом спора, как наверняка было бы в аналогичной ситуации на Зельях (если такая ситуация на Зельях вообще возможна, что представить трудно), а довольно грубые остроты по поводу отсутствия успехов в совершенно посторонней сфере у совершенно постороннего к спору с Гарри человека.

- Нет! – Гермиона хватает Гарри за руку, ибо он в ярости раскрывает рот. – Нет смысла, ты просто опять получишь наказание, оставь!

А вот Гермиона Снейпа очень хорошо чует.

- Теперь откройте книги на странице двести тринадцать, – слегка ухмыляясь (и он чует, что она его чует, отлично), бросает Снейп, – и прочитайте первые два параграфа о проклятии Круциатус…

Прочитайте параграфы, надо же… Амбридж на него нет…

Пребывавший в расстроенных чувствах весь урок Рон ускользает с Гарри в туалет (Гермиона самым мистическим образом растворяется в воздухе), чтобы скрыться от Лаванды, еще больше расстраивающей его чувства, понося Снейпа после урока.

Совместным мальчишеским советом постановив, что Рону стоит попрактиковаться в Хогсмиде до первого теста по трансгрессии и попытаться его сдать, но не расстраиваться, если не получится, потому что тогда он сможет попробовать с Гарри летом, парни ударяют по рукам и –

- Миртл! – вопит Гарри. – Это туалет для мальчиков!

Ибо Миртл только что вылезла из унитаза в кабинке позади ребят.

- О, – мрачно говорит она, – это вы.

- А ты кого ожидала?

- Никого, – Миртл ковыряет прыщ на подбородке и начинает в красках описывать, какого именно Никого она ждет. – Он сказал, что вернется увидеться со мной, но и ты говорил, что будешь заглядывать и навещать меня… – она огревает Гарри укоризненным взглядом, – а я не видела тебя месяцами. Я научилась не ожидать слишком многого от мальчиков.

- Я думал, ты живешь в том туалете для девочек? – спрашивает Гарри, годами избегавший этого места.

- Ну да, – Миртл пожимает плечами, – но это не значит, что я не могу навещать другие места. Я однажды приходила увидеться с тобой в ванной, помнишь?

- Отчетливо.

Что ж, Миртл не просто так с болью в сердце вспоминает их с Гарри встречи в прошлом, овеянные душком романтики – она как бы намекает, что была Гарри крайне полезна. И, сколь помнится, всякий раз имела некое отношение к Игре, выполняя свою задачу безукоризненно, но уж очень в прямом стиле. Так отчего же этот раз должен стать исключением?

Ясно дав Гарри понять, что он разбил ее сердце и вообще козел, Миртл без перехода возвращается к предмету новой влюбленности, слезно сообщая:

- Но я думала, что понравилась ему. Может, если вы двое уйдете, он опять вернется… у нас много общего… я уверена, он это почувствовал…

Причем до определенного момента ее вовсе не ранят шуточки Рона на якобы невероятно больную для нее тему:

- Когда ты говоришь, что у вас много общего, ты имеешь ввиду, что он тоже живет в трубе?

- Нет, – Миртл повышает голос. – Я имею ввиду, что он чувствительный, люди тоже его запугивают, и он чувствует себя одиноким, и ему не с кем поговорить, и он не боится показывать свои чувства и плакать!

Тут мозг Гарри дает пинка хозяину, и парень наконец заинтересовывается:

- Тут плакал мальчик? Маленький?

- Не твое дело! – отрезает Миртл, уставившись на ухмыляющегося Рона. – Я обещала, что никому не скажу, и я унесу его секрет с собой в –

- Не в могилу, надеюсь? – хрюкает Рон. – Может, в сточную трубу…

Миртл воет от ярости и с плеском скрывается в унитазе. Рон приободряется.

Ну, Рону, может, и хорошо, а у меня вопрос: что это было?

«Я обещала, что никому не скажу», – говорит Миртл и за минуту успевает рассказать достаточно. Помимо того, что мальчик одинок, плачет, его запугивают и все такое, она дает крайне значительную подсказку: «Может, если вы двое уйдете…» – как бы намекая, что мальчик будет особенно не рад встрече именно с Гарри и Роном. Собственно, большего и не нужно – не посмейся над ней Рон, Миртл нашла бы иной способ закруглиться.

О ком она говорит? О Драко Малфое, как станет ясно несколько позже.

Находясь под постоянными угрозами и давлением, Драко наконец начинает клинически сдавать. Все, в чем он был уверен – о себе, своем месте в мире – рушится. Всю свою жизнь он идеализировал отца, который оправдывал жестокость и сам ее не гнушался. Теперь же он, его сын, открыл в себе отвращение и к насилию в целом, и к высшей его форме – убийству. Он очень сильно перепугался, когда отравил Рона (или, описав все в красках, ему помогли сильно перепугаться). Он понял, что позорно проваливается.

Шкаф не работает. На хвосте явно кто-то висит, о чем, я уверена, не устает намекать Снейп – да и Добби мог пару раз ясно дать понять Крэббу и Гойлу, что за Комнатой он следит. Драко боится того, что будет, если пострадает кто-то еще, если его раскроют, если у него не получится – и даже при этом не может освободиться от условий, в угол которых его натурально загнали. Одновременно с этим, гордыня толкает его неоднократно отвергать помощь Снейпа, который, очевидно, так, горит исключительно желанием «украсть славу» мальчика.

Понятно, что нервы подростка, вдобавок ко всему, долгое время не имевшего полноценного сна, начинают лопаться. И тут из маминой из спальни из школьного из унитаза, просвечивающая и прозрачная, вылетает Миртл.

Случайно ли? Я так не думаю. Мало ли студентов проводят свои часы в туалете, обливаясь слезами по самым разным поводам – неужели их всех утешают привидения в целом и Мирт в частности? Что-то я ни разу не помню, чтобы так было, например, с Гермионой.

К тому же – очень уж красиво получается: мальчику сильно нужны забота и поддержка, причем женские, причем, желательно, сверстницы, но при этом он не может открыться ни одной живой душе. «Ну! – радостно хлопает в ладоши Дамблдор. – Так Миртл и не живая!»

Таким образом, полагаю, Миртл становится конфидентом Драко вместо провалившего задание Снейпа. Дамблдор при этом решает сразу несколько проблем. Во-первых, в точности знает, о чем плачет Драко и как у него дела. Во-вторых, поддерживает мальчика в работоспособном состоянии аж до Финала (а то с Малфоя сталось бы в такой ситуации, изнывая от одиночества, наложить на себя руки). В-третьих, сохраняет жизнь и здоровье всем остальным обитателям замка – ведь до самого лета Драко и не думает выкидывать никаких глупых акций, типа Ожерелье-Или-Медовуха-2.

Я полагаю, сие не только оттого, что его самого страшат последствия, но и потому, что Миртл очень хорошо работает работу, которая вообще-то отводилась Снейпу. То, что Драко больше не рыпается, хорошо еще и потому, что отсутствие жертв в школе утихомиривает Совет попечителей – сколь помним, 1 марта Хагрид сильно переживал, что они подумывают закрыть школу. Ну-ну. Вот только этого Дамблдору не хватало.

Я думаю, Миртл введена в Игру сразу после 1 марта, когда Директору стало ясно, что Драко не выдерживает уж совсем (что не в последнюю очередь случилось из-за Игры Директора с медовухой), и надавили попечители.

Но зачем 23 дня спустя она (несомненно, по просьбе Дамблдора) вводит в свою часть Игры еще и Гарри?

Я полагаю, что информация о плачущем мальчика, в котором Гарри позже узнает Малфоя, идет туда же – в копилку создания общей картины истории Драко. Чтобы в Финале Директору, когда настанет его час вернуться Отправителю, не пришлось обстоятельно и подробно пережевывать с Драко весь прошедший год (там и времени-то столько не будет), чтобы Гарри все понял – а лишь прояснить парочку последних деталей. В частности, деталь о том, что Драко по сути не так уж и плох – просто глуп, высокомерен, изнежен и боится за семью. Это будет очень важно в следующем году. Надо, чтобы Гарри успел это хорошо уяснить.

И еще: совсем не сложно, зная Гарри, вызвать такими туманными намеками на животрепещущую тему о Ком-То Страдающем И Одиноком в Гарри любопытство. Антураж и стиль, в которых поданы эти намеки, а также личность подающей способствуют тому, что интригующая новость отложится в очень хорошей памяти парня. И тогда, можно быть уверенным, если Гарри когда-нибудь, чисто случайно, может быть, увидит мальчика в компании Миртл в туалете на какой-нибудь интересной Карте – он обязательно побежит к этому туалету, чтобы посмотреть.

Но о том, зачем кому-то надо, чтобы Гарри побежал, как-нибудь в другой раз.
Made on
Tilda