Проходят ничем не примечательные недели. Наступает апрель – и шестого числа Рон и Гермиона отправляются на дополнительные занятия в Хогсмиде вместе с теми, кому должно стукнуть 17 лет до 21 апреля, а Гарри привычно съедает зависть. Впрочем, парень намеревается не только завидовать, но и провести время с… кхэ… пользой у Выручай-Комнаты.

Гермиона ожидаемо капает другу на мозги про воспоминание Слизнорта (ну, такова уж ее нелегкая работа). Однако, поскольку Слизнорт со всей тщательностью регулярно улепетывает от Гарри после уроков и баррикадируется в своих комнатах, явно давая понять, что говорить с парнем совершенно не намерен (по крайней мере, до определенного момента), Гарри, пожелав ребятам удачи, упрямо направляется в сторону Комнаты, по пути доставая мантию-невидимку и Карту Мародеров.

На седьмом этаже одиноко торчит Гойл. Что со всей однозначностью означает, что Малфой не менее одиноко торчит в Комнате.

Надежно укрытый мантией Гарри, разумеется, не удерживается и, подкравшись к Гойлу, пребывающему в образе девочки с весами, внушительно шепчет ему в ухо:

- Привет… ты очень хорошенькая, разве нет?

Издав натурально девчачий вопль, Гойл убегает с субсветовой скоростью, скрывшись за поворотом. Весы с грохотом падают на пол. Гарри смеется. Малфой, судя по всему, за стенкой слегка хватается за сердце. И ведь Гойл обязательно доложит Драко об этом странном происшествии – и мнительный, напуганный Драко задергается еще больше. Возможно, даже догадается, кто напугал Гойла – он же не совсем дурак и прекрасно знает о мантии-невидимке Гарри. Тем лучше. Право же, лучше.

Так ничего не добившись от стены и полчаса спустя, Гарри теряет терпение. Что в случае Гарри выражается в попытке проломить стену ногой. Разумеется, неудачной.

- Ауч! – орет он, поджав ногу и прыгая на другой. Мантия соскальзывает на бок.

- Гарри?

Гарри резко оборачивается на голос и падает, потеряв равновесие. Ситуация предательски отбивает фирменную чечетку на подмостках Большого Театра Неловких Ситуаций, ибо кульбит Гарри обретает в качестве свидетеля неожиданно образовавшуюся в окологаррином пространстве Тонкс – она идет в сторону парня так уверенно, словно очень часто прогуливалась по этому коридору и раньше.

- Что ты здесь делаешь?

- Приходила увидеть Дамблдора.

Она выглядит ужасно – исхудавшая, с растрепанными длинными волосами.

- Его кабинет не здесь, – говорит Гарри, – это в другой стороне замка, за горгульей --, – добрый наивный мальчик…

- Я знаю. Его там нет. Наверное, опять ушел.

- Да? Эй – а ты, наверное, не знаешь, куда он уходит? – ну, попытаться-то стоило.

- А зачем ты хотела его увидеть? – любопытствует подросток, получив отрицательный ответ.

- Ни зачем в особенности, – Тонкс, не осознавая, что делает, начинает теребить рукав мантии. – Я просто думала, он должен знать, что происходит… я слышала слухи… людей ранят…

Потерявшись в своих мыслях и совершенно не следя, как неумело Гарри пытается поддержать разговор, Тонкс роняет:

- «Пророк» часто отстает от событий.

После чего внезапно задает вопрос:

- Ты в последнее время не получал писем от кого-нибудь из Ордена?

- Никто из Ордена мне больше не пишет. С тех пор, как Сири–

Глаза Тонкс наполняются слезами. Попытавшись выразить сочувствие ей насчет Сири, Гарри и вовсе запутывается, когда Тонкс, будто его не слыша, быстренько прощается, затерянная в своих мыслях, и уходит.

Некоторое время поразглядывав то место за поворотом, где она скрылась из виду, Гарри поднимает мантию и продолжает увлекательный акт Долбежки-В-Стену. Сдается к обеду, голодный и злой, и спешит в Большой Зал к друзьям, успокаивая себя тем, что он просто до смерти всех напугал – и стену, и упрямо отсутствующую дверь в стене, и Малфоя за этой дверью, который еще долго не решится высунуть нос.

Отчасти, я думаю, это правда – услышав голоса за дверью, узнав голос Гарри и приметив промелькнувшее во фразе Тонкс словечко «Орден», Драко потом неделями не сможет отойти, оглядываясь по триста раз перед каждым шагом – а друг за ним сам Орден уже следит?!! Тем лучше. Право же, много лучше.

Рон и Гермиона, услышав новости о Тонкс, как оно обычно бывает, полярно расходятся во мнениях относительно того, что вообще это было. Рон немедленно называет Тонкс немного двинувшейся («Слабые нервы. Женщины»), а Гермиона с крайне озабоченным видом дважды задается вопросом, за каким гиппогрифом Тонкс понеслась в замок, где даже нет Директора, если она должна была охранять Хогсмид – «если это действительно то, почему она была здесь». У Гарри имеется свой ответ на вопрос, что случилось с Тонкс («Вы не думаете, что она могла… ну, знаете… любить Сириуса?»), однако ответом на вопросы Гермионы он вовсе не является.

Как обычно, правы все и никто: Тонкс и влюбилась, и двинулась на этой почве, и однозначно темнит. Всего две недели спустя Гермиона расскажет друзьям о слухах насчет сестер Монтгомери – их маленького брата растерзал Сивый за то, что их мать отказалась помогать Пожирателям; мальчику было пять.

Разумеется, Тонкс узнает об этом значительно раньше трио – но не в полной версии, я полагаю, а лишь в общих чертах: Сивый кого-то убил. Как еще должна была отреагировать влюбленная женщина, зная, что мужчина, которого она любит, почти год находится в непосредственной близи от упомянутого Сивого?

Конечно, Тонкс подумала, что Сивый убил Люпина, и, забыв обо всем – о детях в Хогсмиде, которых ей положено охранять, о том, что слово «Орден» желательно не вопить на всю школу, о том, что Директора вполне может не оказаться на месте – понеслась к единственному человеку, в чьи слова она бы поверила окончательно. К Дамблдору. Они все верят Дамблдору. Макгонагалл отказывалась верить в гибель Поттеров, пока ее не подтвердил Дамблдор… Тонкс верит… Гарри…

Тонкс ничего не может с собой поделать – она не может забыть Люпина, даже когда тот делает, что может, чтобы о нем забыла не только она, но и все, от кого она могла бы получить о нем весточку (включая Гарри, но исключая, разумеется, Директора). Ибо бывает такая любовь, которую лучше заменить расстрелом, причем сразу. Потому что, будем честными, кроме всего прочего, в этом году от Тонкс как от бойца катастрофически мало толку.

Да, Гермиона, характерно прищурившись, небось, просчитывает, случайно ли Тонкс оказалась у Комнаты, не в Игре ли она – и я, признаться честно, даже зная о Люпине, тоже долгое время искала сбежавшую из черной комнаты черную кошку в упомянутой комнате. Но Тонкс – не сова, как ее ни крути; она то, чем кажется – просто возвращалась от запертого кабинета Директора, услышала громогласное «Ауч!» – и ринулась на помощь. Ничего иного в этом эпизоде нет. Дамблдор в принципе не склонен расширять количество Игроков вокруг Гарри – а тем более полагаться на страдающую от неразделенной любви, отчаявшуюся молодую женщину в таких тонких Игровых вопросах. Тонкс напугана (и вовсе не Реддлом, куда ему). Не стоит ждать от людей слишком многого, когда они так напуганы.

Однако следует обратить внимание на два нюанса: во-первых, Тонкс топает по школе с видом, будто уже очень много раз тут была; во-вторых… как она вообще попала в школу?

Сколь помнится, отводя Гарри на пир 1 сентября, она вынуждена была ждать, пока им откроют ворота, ибо сама этого сделать не могла (не вижу причин, по которым бы она, буде могла, не захотела). Но как она попала на территорию сейчас? Либо кто-то открыл ей ворота, либо она уже знает, как их открыть.

Однако я не думаю, что умеющих открывать ворота в школе тьма – деканы, Директор и Хагрид (именно его звала Тонкс 1 сентября забрать Гарри – значит, знала, что он управится с воротами). То есть люди, которых бы явно предупредили, что Директор не в школе – и которые бы явно отвадили Тонкс бежать в пустующий Директорский кабинет.

А поскольку она-таки побежала, я прихожу к выводу, что никто ей ворота не открывал, никого она не видела и справилась с воротами сама. А с чего это вдруг Дамблдор расширил доступ в школу?

В Финале Игры Года Директор скажет Гарри: «Ты думаешь, что я хотя бы раз оставил школу без защиты на время своего отсутствия в этом году? Это не так. Сегодня, когда я уйду, здесь вновь будет дополнительная защита». Таким образом, имеем железное свидетельство: пока Директора нет в школе, члены Ордена бродят по замку, свободно преодолевая защиту ворот – почему, собственно, Тонкс так вольно чувствует себя в коридорах школы. Но к чему это я доказываю?

Тонкс говорит, что Дамблдор, судя по всему, ушел. То есть она узнала это, лишь наткнувшись на запертую дверь. То есть никто из дополнительной охраны не поставлен в известность (Тонкс, конечно, может подумать, что не никто, а только она, ибо она слабая и вся такая ненадежная – но я решительно склонна оставить подобные мысли Тонкс исключительно неврозу Тонкс), что Дамблдора нет в школе? Вау.

А как же: «…вновь будет дополнительная защита. Пожалуйста, не думай, что я не отношусь к безопасности своих студентов серьезно, Гарри» –? Нет, Дамблдор не может оставить школу, не предупредив Орден, потому что этого не может быть никогда.

Тем не менее Тонкс думает, что Дамблдор ушел. А на основании чего она делает этот вывод? Сказала горгулья у входа? Дверь не открылась? Из-за двери не доносилось ни звука? Помилуйте, Слизнорт вот Гарри тоже уже несколько недель убедительно доказывает, что его нет дома, хотя Гарри дважды слышал, что после его стука в двери покоев Слизнорта кто-то спешно выключал граммофон. Запертая дверь – это еще не доказательство. Что же получается?

Получается, либо Директор проводит погожее весеннее утро воскресенья где-нибудь в других комнатах (скажем… эм… балуясь горячим шоколадом с Макгонагалл) до обеда, либо он забился в угол в собственном кабинете и надеется, что разбушевавшиеся дамы (Макгонагалл – с шоколадом, Трелони – с кентавром, Тонкс – с оборотнем) от него отстанут.

Ха!

Нет, ну а чего? Он тут вообще-то, вооружившись клеем, готовится экспериментировать с ластами – ему тоже отдыхать надо. Женские заботы иногда утомляют. Да и какая все это, в сущности, суета суёт, право слово…