Меж тем, подпольное собрание трио под прикрытием многострадального Артура, который, пока детишки обсуждают Жутко Важные Вопросы, занимается тем, чем, собственно, положено заниматься мужьям нормального типа (огребает от жены за детей), переходит на новый уровень, и ребята наконец добираются до наиболее важного.

- А когда мы его найдем, – спрашивает Рон, – как мы его уничтожим?
- Ну, я исследовала это, – произносит Гермиона.

Что ж, и тут ничего нового. Пока Гарри куда-то носится и о чем-то переживает, а Рон надеется на других («…или ты думаешь, ты уже знаешь, где находятся сам-знаешь-что?», – спрашивает он Гарри утром за завтраком еще 27 июля), Гермиона ни на кого не надеется и решительно берет теоретическую часть решения насущной проблемы в свои руки («Я думаю, Гермиона немного что-то исследует, – делится Рон с Гарри за завтраком 27 июля после того, как Гарри честно признается, что о местоположении крестражей он вообще ни в зуб ногой. – Она сказала, что приберегает это до того, как ты попадешь сюда»).

- Как? – спрашивает Гарри. – Я думал, нет книг о крестражах в библиотеке.
- Их и не было, – Гермиона розовеет. – Дамблдор их все убрал, но – он не уничтожил их.

Рон выпрямляется, вытаращив глаза.

- Как, во имя трусов Мерлина, тебе удалось наложить руки на эти книги о крестражах?
- Это – это не было воровством! – едва ли не в отчаянии восклицает Гермиона. – Они все еще были библиотечными книгами, даже если Дамблдор убрал их с полок. В любом случае, если бы он действительно не хотел, чтобы кто-либо до них добрался, я уверена, он бы сделал так, что стало бы гораздо сложнее –

Вот это точно, абсолютно согласна. Ибо получается откровенно по-идиотски, если вдруг впасть в маразм и предположить, что в этом нет Игры. Впрочем, если все-таки вспомнить, что Игра тут ой как имеется, тоже по-идиотски получается.

Сразу после похорон Дамблдора, когда ребята условились бежать уничтожать крестражи, Гермиона поднялась в свою спальню, которая оказалась пуста, и ей «просто пришло в голову», что, чем больше они будут знать о крестражах, тем лучше, поэтому она «просто использовала Манящие чары», и книги «вылетели из окна кабинета Дамблдора в спальню девочек». И она их упаковала вместе с остальными вещами.

Отлично вообще. Вот бы в жизни трио все так делалось – вжух! – и готово.

Меж тем, насчет Акцио из кабинета Дамблдора всего чего ни попадя, у меня имеется один конкретный пример: вот Гарри, к примеру, не сумел приманить к себе медальон Реддла в пещере. То есть очевидно, что магическому сообществу в принципе хорошо известно о контрзаклятьях, не дающих призвать вещь с помощью магии. Отсюда выходит, что, если книги о крестражах удалось призвать, получается, что Дамблдор либо заболел слабоумием и забыл наложить на них нужные контрзаклятья, либо специально их снял перед смертью. И, как оно обычно водится, в первое я не верю.

По всему выходит, что долгие-долгие годы до этого Директор, убрав книги из библиотеки, держал их под целым рядом чар – как иначе объяснить, что за все это время они не попали на глаза и в руки ни к единому интересующемуся? Что, кроме Тома крестражами больше никто в жизни не интересовался? Ой, не смешите, я и без того устала смеяться.

И все это отлично понимает Гермиона: «Если бы он действительно не хотел, чтобы кто-нибудь до них добрался, я уверена, он бы сделал так, что стало бы гораздо сложнее – <…> я не верю, что Дамблдор бы разозлился, мы же не собираемся использовать информацию, чтобы создать крестраж, верно?» Нет, разумеется, Игра не в том, что Дамблдор, наша сребробородая Ванга, десятки лет назад, задолго до рождения трио, предусмотрел, что эти книги ребятам понадобятся, а потому и сохранил их для деток. Игра в том, что он снял с сохраненных книг чары и оставил (или попросил оставить) открытым окошко в своем кабинете. А Гермиона додумалась до того, чтобы попытаться приманить их к себе, потому что знала, что Игра – есть.

Ну, и в скобках замечу специально для тех, кто по-прежнему рискует являться на битву умов безоружным, что Дамблдор книги о крестражах сохранил совершенно не для того, чтобы на досуге забавляться созданием собственных крестражей. Тому, кто думает в этом направлении, мне нечего сказать и даже в глаза было бы смотреть противно. Дамблдор сделал это просто потому, что… ну, знаете, нельзя уничтожать книги. Просто нельзя. Да, даже такие, которые Гермиона держит двумя пальцами и с омерзением, такие, о которых она отзывается как об ужасных и отвратительных, полных порочной магии. Нельзя – и все. Потому что, я думаю, там, где будет уничтожена книга, рано или поздно возьмутся за уничтожение человека. Такое бывало в истории, знаете ли.

В общем, оставшуюся часть совещания Гермиона посвящает Гарри и Рона в основные нюансы крестражеведения, почерпнутые ею из этих самых книг.

Во-первых, разделение души даже на две части делает человека ужасно нестабильным. Вот Том всю дорогу весь такой расталдыкнутый, рассуфоненный и нестабильный и ходит, ничего удивительного. Уже писала, но не грех повторить: развоплощение, власть и, как видим, разрывание собственной души на части крайне негативно влияют на разум и все остальное.

Во-вторых, единственное, что может собрать душу обратно – это раскаяние. Мне очень нравится идея и то, что, по словам Гермионы, написано в сноске: это мучительно больно – по-настоящему прочувствовать, что ты натворил. «Эта боль может тебя уничтожить». Ни убавить, ни прибавить. И совершенно невозможно представить себе раскаявшегося Реддла. Забегая вперед и не в силах удержаться, скажу: когда Гарри предложит ему попробовать раскаяние, Том выдаст шедевральное: «Это что?» Собственно, лично мне сказать тут больше-то и нечего.

В-третьих, в книге дается предупреждение о том, что заклинания и чары, хранящие сосуд кусочка души, должны быть невероятно сильными – и, как по мне, сие есть очередной намек типа Камень В Лоб: Дамблдор уничтожил и снял все защитные заклинания с крестражей, какие мог и счел необходимым. Как иначе объяснить то, что трио в принципе будет способно к ним прикасаться? Тех, кто забыл, что случается с людьми, прикоснувшимися к основательно защищенным Реддлом осколкам души Реддла, отправляю медитировать над обгоревшей рукой Дамблдора, с которой даже Снейп не сумел снять проклятье целиком.

В-четвертых, до тех пор, пока сосуд, хранящий в себе кусок души, нетронут, этот кусок может спокойно перелетать туда-сюда в другие сосуды – людей, эмоционально приблизившихся или и вовсе впавших в зависимость от этого крестража. Так было в истории с Джинни и дневником. Судя по всему, это же объясняет и то, как Гарри, Том и Нагайна взаимодействовали меж собой в Игре-5 в ночь, когда Нагайна напала на Артура у двери в Отдел Тайн. Видимо, видения Гарри сценок из активной жизни Его Темнейшества идут в ту же корзину – как и прямая попытка Тома завладеть Гарри в Министерстве в Финале Игры-5.

Наконец, в-пятых, крестраж – это штука, полностью противоположная человеческому существу, душа крестража не может существовать без оболочки, поэтому, чтобы уничтожить крестраж, нужно уничтожить его физическую составляющую. И вот тут трио вновь натыкается на проблему: крестраж нужно уничтожить так, чтобы его невозможно было починить магически, так что варианты со смыванием его в унитаз, разбиванием, разрыванием и сплющиванием не прокатят.

- Это должно быть что-то настолько разрушительное, чтобы крестраж не смог себя починить, – говорит Гермиона. – Наша проблема в том, что существует очень мало веществ и материй, столь же разрушительных, как яд Василиска, и их все опасно носить с собой. Это проблему нам придется решить.

Гарри медленно, но очень верно тут же впадает в отчаяние:

- Интересно, как Дамблдор уничтожил кольцо? Почему я его не спросил? Я никогда по-настоящему…

Голос подростка прерывается – он думает о том, как много возможностей упустил, чтобы спросить его о большем при жизни – обо всем…

Что ж, признаем прямо: ребенок, Гарри никогда прежде всерьез не думал бороться с Томом и его крестражами – даже когда просил Директора взять его с собой уничтожать крестраж, едва тот его найдет. Всегда ведь рядом были взрослые, которые знали все, а потому необходимости задумываться о правильных вопросах не возникало, либо это случалось редко.

Теперь же, когда Гарри и сам стал взрослым, пусть и начинающим, перед ним вдруг в полный рост принялись выстраиваться картины реальности во всех их трехмерности, и проблемы во всей их трехмерности, и мир во всей сложной полноте его.

Впрочем, в этом я бы на месте Гарри не винила себя за неосмотрительность – он ведь был абсолютно обычным, нормальным ребенком, а потому вел себя, как подобает детям. А то, что он начинает понимать, как много всего не знает, и винить себя за то, что ранее не стремился узнать, это хорошо. Нелегко дается взросление, но это и правильно.

Тут уж скорее вопрос к Дамблдору, какого черта он, старый многомудрый маг, сам не рассказал дубине-Гарри то, о чем Гарри в силу возраста и отсутствия опыта спросить не додумался? А вот потому и не рассказал, что так нужно было Игре – вводить подростка в курс дела постепенно. Хотя бы затем, что иначе он бы закончил квест слишком быстро, так ничего и не поняв и себя в лабиринте не обнаружив.

По сути дела, Директор не оставляет ребятам особенно широкого выбора средств уничтожения крестражей. Из всех, известных мне, есть лишь Адское пламя, яд Василиска и меч Гриффиндора. Однако Адское пламя относится как раз к разряду тех, которые опасно таскать с собой, а потому не только Дамблдор исключает его для ребят, но и Гермиона – в мае она признается прямо: «Адское пламя – проклятый огонь – это одна из субстанций, которые уничтожают крестражи, но я бы никогда в жизни не посмела использовать его, это так опасно –». До клыков Василиска ребятки доберутся только в том случае, если доберутся до замка или выведут собственного Василиска, а потому этот вариант тоже отпадает. Вот и выходит, что данная линия Игры сужается до одного лишь меча – но трио об этом пока не знает, а потому отложим этот разговор.

Тем более, что собрание ребят именно на этом моменте прерывает чуть не сорвавшая дверь с петель миссис Уизли, которая, видимо, перестала удовлетворяться ором на мужа, а потому, растрепанная и с лицом, искаженным яростью, принимается орать на детишек, в результате чего Гарри, Рон и Гермиона бросаются помогать ей в подготовке к свадьбе в темпе рехнувшихся чечеточников, напрочь позабыв о крестражах и связанных с ними проблемах. В скобках замечу, что ребята отделываются вполне себе малой кровью – то ли помогли увещевания Артура, то ли у нее уже просто опускались руки, однако миссис Уизли не стала устраивать им допрос относительно тем их внезапного собрания. И на том спасибо.

Большим отдохновением в череде серых дней является прибытие мистера и миссис Делакур и сестры Флер, 11-летней Габриэль, 30 июля в 11 утра, по поводу чего миссис Уизли даже влезает на каблуки, а мистер Уизли вспоминает все свои самые несмешные шутки – сцена встречи одних родителей с другими пожизненно входит в число моих самых любимых. Она из тех, что только хорошеют со временем – чем старше я становлюсь, тем уморительнее наблюдать, как мистер Уизли заходится маньячным смехом в ходе общения с миссис Делакур, но тут же утихает, получив испепеляющий взгляд жены в подарок. А когда выветривается мой первый восторг от всего этого и я вновь становлюсь способна дышать, то неизменно падаю на пол и долго там лежу, наблюдая, каким ярко-алым цветом наливается лицо миссис Уизли, когда мистер Делакур расцеловывает ее в обе щеки. Святой Мерлин, прекрасные семьи!

И посреди всего этого бардака и бедлама, обычных спутников любого масштабного торжества, вся в переживаниях по поводу свадьбы и волнениях насчет судеб близких в этой войне, которая неумолима в своем приближении не менее, чем свадьба, все эти прекрасные люди в этих прекрасных семьях сохраняют бодрость духа и любовь друг к другу до самого-самого конца.

Так, Гарри оказывается пронзен до самого сердца, когда абсолютно измотанная миссис Уизли, уже с трудом держащаяся на ногах, в обед спрашивает у него, как, ко всему прочему, Гарри хотел бы отпраздновать свое совершеннолетие. Гарри спешит убедить ее в том, что хватит обычного ужина, а она настаивает, чтобы пригласить Хагрида и Люпина с Тонкс.

- Будет здорово. Но, пожалуйста, не утруждайте себя слишком, – просит подросток.
- Никаких проблем, ничего страшного… ничего трудного…

Она смотрит на Гарри очень долгим, внимательным взглядом, затем немного грустно улыбается, выпрямляется и отходит развешивать постиранное белье. Конечно, она все поняла. Не поняла лишь, наверное, когда именно и почему она проглядела, что Гарри, ставший ей сыном, уже вырос.

Гарри же, наблюдая, как она размахивает палочкой над бельевыми веревками, вдруг ощущает ужасный прилив раскаяния за все неудобства и боль, что продолжает ей причинять.

Тяжело дается взросление. Но это правильно. Я думаю, Гарри никогда прежде на самом деле не понимал, как сильно он любит миссис Уизли.

Потрясающая ведь женщина.

Потрясающая семья.

Должно быть, это честь – столько лет быть ее частью.