К большому разочарованию Гарри, Кикимер не возвращается с Наземом ни к вечеру, ни на следующий день, ни на следующий за ним.

Зато 4 августа на улице напротив дома номер 12 появляются двое в мантиях, которые принимаются пристально пялиться в направлении дома, что, знаете ли, сильно нервирует и мешает ребятам справляться со своими чувствами – Рон и Гермиона заводят традицию то и дело собачиться по пустякам, чтобы выпустить пар в отсутствие новостей и нормальной еды.

Благодаря Гермионе, выступившей с объяснениями, ребята догадываются, что Пожиратели, зная, что дом теперь принадлежит Гарри («Воля волшебников рассматривается Министерством, помнишь? Они знают, что Сириус оставил тебе дом»), дежурят на случай, если Гарри появится поблизости – однако знать точно, что ребята в доме, они не могут, как не могут и войти внутрь – Снейпу же так некстати и совершенно случайно как раз во время облавы на весь Орден связало язык повторно!

Причем любопытно, что ему каким-то образом удалось официально отвертеться от необходимости самостоятельно заходить в дом с целью повязать Гарри – может быть, прикинулся, что ему не только язык связало, но и все тело парализовало? О, я уверена, что Снейп наплел про кучу дополнительных и крайне ужасных проклятий Грюма и их последствия для героичного, но многострадального него, Снейпа, лишь бы только не заходить в дом (особенно, когда там Гарри).

Кроме прочего, дом на Гриммо дает железное доказательство тому, что в зданиях, защищенных Фиделиусом, можно совершенно спокойно нарушать Табу – уж сколько раз ребята Тома Волан-де-Мортом вслух величают – и ничего. Интересная деталь. Запомним ее.

После трехдневного затишья в Игре вновь случается всплеск – 5 августа в доме появляется Люпин. Причем все в его визите одновременно и жутко подозрительно, ибо изобилует значительным количеством провалов в рассказе и объяснениях, и крайне смахивает на Игру и каминно-пещерные лекции Сири в частности.

Ну, вот взять хотя бы это его: «Говоря, как твой бывший преподаватель по Защите от Темных Сил, я вполне согласен, что ты должен был проверить, – произносит он после того, как Гарри снимает его с прицела палочки, выслушав всю информацию, доказывающую, что он – это действительно он, и спешит оправдаться за грубость. – Рон, Гермиона, вам не следует так быстро опускать защиту». Потрясающе. Я прямо переместилась года на четыре назад, в день, когда он рассказывал о боггартах всему классу Гарри.

Тут же следует и ряд ключевых пунктов введения Большой Лекции: за всеми следят; снаружи дома стоит парочка Пожирателей («Обратили внимание, да? Молодцы. Нет-нет, я не сомневался, просто вдруг…»); они не знают, что ребята в доме («Так что и не обращайте на них внимания. Я уже вытер пыль вокруг них и подсунул супчик, они в порядке»); Пожиратели торчат везде, где Гарри может появиться («Это у них вроде флэш-моба, не берите в голову»).

И, наконец, мое любимое, специально для тупых: «Там парочка Пожирателей снаружи в сквере. Мне пришлось трансгрессировать в точности на самую верхнюю ступеньку перед дверью, чтобы быть уверенным, что они меня не увидели», – учитывая, что в Игре-5 трио всю дорогу наблюдало, что взрослые именно так и делают, слегка обидно, что Люпин счел нужным отметить это дополнительно.

- Давайте спустимся вниз, нужно многое вам рассказать, и я хочу знать, что случилось после того, как вы покинули Нору, – произносит Люпин.

Фразой этой он как бы подтверждает, что вводная часть его лекции, может, и закончилась, но сама лекция только начинается. Одновременно с этим, разумеется, Люпин сходу и уже во второй раз демонстрирует свою живейшую заинтересованность в делах детишек – первый был сразу после мини-лекции о пользе бдительности: «Нет вестей от Северуса, значит?»

И это было бы столь же мило, как то, что Люпин продолжает величать Снейпа по имени даже после истории с Джорджем, если бы не следующий вопрос: если Люпин и Орден так сильно беспокоились, что Снейп может нагрянуть в гости, какого черта трио оставили одних на целых 4 дня? Или конкретно Люпин вовсе не беспокоился, а спрашивает скорее с надеждой услышать, что Снейп рядом был, есть и помогает? Бардак в доме его при этом не смущает вовсе. Эх, чует мое подозрительное сердце, что Люпин знает о Снейпе гораздо больше, чем показывает – а догадывается о еще большем.

Что до остального Ордена, то Аб, по-видимому, регулярно докладывает ему о состоянии ребят, а потому все относительно спокойны. Удивляться отсутствию Снейпа (тем более, когда так громко было объявлено, что дом защищают проклятья Грюма) времени у Ордена остается не слишком много – по словам Люпина, за всеми членами ведется слежка.

Все это довольно логично и вполне понятно – пробелы начинают возникать, едва компания усаживается на кухне, Люпин достает четыре бутылки сливочного пива (ахтунг!) и принимается оправдываться:

- Я был бы здесь три дня назад, но мне нужно было стряхнуть Пожирателя Смерти, который следил за мной.

Это каким таким образом Люпин его стряхнул и когда? Три дня стряхивал при условии, что мог просто трансгрессировать на верхнюю ступеньку снаружи дома в любой момент?

Буквально двумя фразами позже Люпин лично, потеряв контроль и большую часть содержимого бутылки при новости о нападении на трио Пожирателей в кафе на Тоттенхэм-Корт-Роуд, скажет, что «невозможно отследить кого-либо, кто трансгрессирует, если только вы не вцепитесь в них, когда они исчезают».

Так в чем была проблема стряхивания Пожирателя? И когда это Люпин, понесшийся сразу к трио, как выходит по его словам, совершив акт стряхивания, успел купить сливочное пиво? Не слишком ли опасно заруливать в паб, когда за тобой следует хвост? Не в пабе же он его стряхнул, заодно угостив пивом и шоколадкой.

Более того, далее, когда Люпин рассказывает, что и поему случилось с членами Ордена после облавы на свадьбу, он сначала роняет: «…до Артура дошел слух…», – затем в подробностях описывает облаву на все дома членов Ордена, а затем еще и прибавляет, что родители Тонкс «в порядке – конечно, трясутся, но в целом в норме» после Круциатуса от Пожирателей.

То есть он, три дня подряд якобы занятый стряхиванием с себя Пожирателя, успел не только сливочное пиво прикупить, но и увидеться минимум с родителями Тонкс и обменяться значительным количеством информации с Артуром. Круто. Высший пилотаж конспирации. Либо бессовестного недоговаривания.

И почему-то кажется мне, что второе.

Люпин приносит сливочное пиво и заводит разговор с совершенно однозначной целью, он знает, к чему вести, не боится, что трио, взбудораженное шпионскими играми и новой информацией, заметит пробелы в его истории, и сбивается лишь раз – когда ребята рассказывают о нападении Пожирателей в кафе.

«Это вызывает беспокойство, действительно вызывает», – в волнении говорит он, сразу отметая версию друзей о том, что Гарри все еще находится под Надзором, и немало облегчив душевные терзания парня. Вот здесь Люпин, проливший на себя едва ли не все сливочное пиво, предельно искренен – новость о том, что ребят нашли в кафе, приводит его в ужас.

И это очень странно, если вдуматься. Ибо мне все время казалось, что страх большинства волшебников называть Тома Волан-де-Мортом обусловлен именно тем, что заклинание Табу применялось им и в годы Первой Магической войны. Это выглядело очень логичным, иначе откуда такой страх? Прославленный и бесстрашный великий мракоборец Грюм трепещет перед именем всю дорогу и упорно величает Реддла «Сами-Знаете-Кем» – я думала, он делает это, ибо привык к постоянной бдительности и помнит, что может случиться с человеком, назвавшим запретное имя. Ну, поскольку Министерство в годы первой войны захвачено Томом не было, может, было не Табу, а что-то попроще, более локального действия – но все-таки…

Однако реакция Люпина говорит сама за себя – более того, зимой Рон, сообщая о Табу, отметит, что и Кингсли тоже на него попался: «Группа Пожирателей зажала его в угол, Билл сказал, но он выбрался. Теперь он в бегах, прямо как мы». Но, если Табу использовалось в прошлой войне, Орден должен был по меньшей мере догадываться о том, что его сотворят вновь. Мне не верится, что Кингсли ляпнет имя случайно, зная, что этого нельзя делать – мы ведь говорим об еще одном первоклассном мракоборце.

Если предположить, что Орден все-таки о Табу знает с самого начала, получится, что Люпин красноречиво молчит об этой информации в разговоре с трио и вообще первоклассный актер – и я бы даже поверила, если бы мне не казалась полным бредом любая версия ответа на вопрос, зачем оно ему. Я имею ввиду, вряд ли Люпин страстно желает, чтобы трио, нарушив Табу, рано или поздно попалось.

А вот Дамблдор вполне может этого сильно хотеть. Зачем – это вопрос, на который я отвечу в будущем, однако сейчас припомним, как Снейп и Хагрид, главные Игроки, всю дорогу в целом и всю Игру-6 в особенности то и дело таинственно предупреждают Гарри поменьше величать Реддла Волан-де-Мортом.

Как сейчас вижу: после торжественного пира 1 сентября 1996 года Хагрид вместо «Привет, ребята» начинает разговор неслабой фразой: «Я бы хотел, чтобы ты перестал произносить это имя, Гарри», – а в ответ на упрямое замечание Гарри, что, мол, Дамблдор это делает, Хагрид загадочно отвечает: «Ну, так то Дамблдор, верно?» Что-то вроде: «Ему все равно помирать скоро, а тебе еще жить да жить», – или нечто, очень на то похожее.

И я уже совершенно молчу про традиционное бешенство Снейпа на эту же тему – причем подобное давление усиливается именно с Игры-5, когда Реддл возродился, а в Игре-6 уже звучит прямо и очень жестко – все время до того никто особо не обращает внимания, а Дамблдор так и вовсе всячески хвалит смелость Гарри.

Из чего делаю вывод, что Директор по меньшей мере догадывался, что сделает Том при первой же удобной возможности, а по большей – прямо через Снейпа ему и подсказал. Только если предположить, что Табу возможно сотворить исключительно при помощи Министерства, картинка сходится – в годы первой войны Том Министерством не владел и мог максимум наложить какое-нибудь страшное проклятье на имя. Оно не помогало ему найти смельчака, но доставляло массу неудобств смельчаку. Только при такой версии сходится хоть что-то, право слово.

Не сходится только то, что это Дамблдор специально надоумил Тома на Табу – я имею ввиду, как, полагал он, ребята будут оставаться на свободе, имея привычку вовсю орать имя Реддла? Остается лишь предположить, что Директор надеялся, что двухгодичное промывание упрямых мозгов Гарри на тему и элементарное чувство самосохранения ребят вкупе с интуицией будут делать свое дело. До нужного момента.

Что касается остальных членов Ордена, которым столь же тонко намекали, но в известность не поставили, то тут нужно помнить, что они: а) и без того далеко не всегда и не все употребляют вслух это имя; б) взрослые опытные бойцы, которые вполне способны за себя постоять; в) после ухода трио из их жизней залегают а дно в домах, защищенных Фиделиусом, где, как помним, нарушать Табу приятно и безопасно.

По сути Директор оставляет Тому крохотный шанс найти и схватить Гарри, но эта лазейка, крайне необходимая, максимально безопасна для всех. Как говорится, Директор делает все, что может, а дальнейшее уже зависит исключительно от всеобщей сообразительности.

После рассказа о том, что произошло с Орденом после облавы, Люпин переходит к главной части кухонной лекции – подробному разъяснению нюансов новых порядков.

- Что ты должен понять, Гарри, так это то, что теперь на стороне Пожирателей Смерти вся мощь Министерства, – говорит он и подробно описывает, какая именно.

А это: полная легализация самых жестоких проклятий, абсолютный контроль за всем магическим сообществом, возможность преодолеть практически любые чары магической зашиты и, конечно, управление умами многоуважаемой общественности – Пожиратели овладевают всем, что находится под контролем Министерства, включая «Ежедневный Пророк», и уже начинают массовую атаку на сознание обывателей. Поколебавшись, Люпин достает сложенную копию «Пророка», на первой полосе которого помещены огромная фотография Гарри и заголовок: «Разыскивается для допроса в связи со смертью Альбуса Дамблдора».

Собственно, все к тому и шло. Разумеется, Том закручивает гайки и на будущее, планируя поработить целые поколения – но здесь и сейчас его первой целью является Гарри. И ведь так все складно получается: никто не знает, что произошло на Астрономической башне, кроме тех, кто был там, и Рита Скитер уже успела упомянуть, что Гарри бегом спускался с башни минуты спустя после падения Директора. Та часть общественности, которая особенно безоружна в вопросах игр разума, мигом попадется на эту удочку. Подозрения станут расти в прямой пропорции с накачкой умов «Пророком», количество подозревающих Гарри в чем-то директороубийственном станет расширяться.

- И это резкое изменение политики Министерства, – холодно уточняет Гарри, – включает в себя предупреждение магического мира о том, что опасен я, а не Волан-де-Морт?
- Это определенно ее часть, – кивает Люпин, – и это мастерский ход. Теперь, когда Дамблдор мертв, ты – Мальчик, Который Выжил – просто обязан был стать символом и точкой сплочения для любого сопротивления Волан-де-Морту. Но, допустив мысль, что ты мог приложить руку к смерти старого героя, Волан-де-Морт не только назначил цену за твою голову, он посеял сомнение и страх среди многих, кто бы тебя защищал.

Иначе говоря, Том открывает крупномасштабную охоту и одновременно лишает людей всякой веры. Ну, или пытается это сделать. Ибо вера – штука такая… живучая и невидимая, а потому ее легко не выпячивать. В России в 30-е годы прошлого века, сколь помнится, тоже с верой боролись. Должна ли я напоминать, кто победил?

Второе направление удара Министерства – конечно же, маглорожденные. В «Пророке» едва ли не жирным курсивом обозначены страшные вещи: «Недавнее исследование, проведенное специалистами Отдела Тайн, сообщает, что магия может передаваться от человека к человеку лишь в случае прямого рождения. Так, если не существует доказанной родословной волшебника, так называемый маглорожденный, скорее всего, получил магическую силу путем кражи или насилия. Министерство намерено выкорчевать подобных захватчиков магической силы, и в связи с этим приглашает каждого так называемого маглорожденного явиться на интервью в новосозданную Комиссию по регистрации маглорожденных».

Вау.

Допросы в казематах Министерства с последующим изъятием палочек и заключением в Азкабан – новое направление охоты. И все, разумеется, под прикрытием «научной» доказанности фактов («Британские ученые, доказали…», ага) – при этом совершенно плевать, что идея «кражи магии» нелогична в коре, иначе в природе не существовало бы ни единого сквиба – либо ты веришь в то, что тебе говорят, либо кто-то придет и тщательно проверит твою родословную. И велик шанс, что тебе не понравится то, что он в ней найдет.

- Это уже происходит, – говорит Люпин, – маглорожденные подвергаются облавам, пока мы говорим.

Наконец, третье направление удара – день назад, 4 августа, было объявлено, что учеба в Хогвартсе обязательна для всех детей волшебников.

- У Волан-де-Морта будет под присмотром все магическое население с самого раннего возраста, – поясняет Люпин. – И это также еще один способ вычислить маглорожденных, потому что студентам будут давать Статус Крови – означающий, что они доказали Министерству, что являются потомками волшебников – перед тем, как им будет разрешено поступить в школу.

Плюс ко всему, это еще один узел вокруг Гарри, еще один повод к его аресту – если парень не явится на слушание по делу смерти Дамблдора, он будет виновен в игнорировании требований Министерства; если он не подтвердит свой Статус Крови, он будет объявлен вне закона; если он не вернется в школу – то же. Том в три хода делает Гарри – и Рона с Гермионой – и десятки других волшебников, в том числе и друзей Гарри – грязными маргиналами, схватить или донести на которых будет обязан любой добропорядочный член общества; либо тот, кто хочет, чтобы ему хорошо заплатили; либо тот, кто не хочет быть объявленным пособником маргиналов.

В общем, от объединения с Министерством Том получает исключительно колоссальные выгоды, что и говорить. Без сомнения, эти ходы планировались изначально, даже когда Том считал, что до переворота Гарри не доживет. Тем не менее, то, что Гарри жив, не меняет в плане ничего совершенно – Том загоняет общество под себя – и Гарри вместе с обществом. К сожалению, происходит это так быстро вовсе не в последнюю очередь оттого, что у правительства и бандитов обычно так много общего, что они абсолютно взаимозаменяемы повсюду в мире.

При этом не следует удивляться, как это делает молодое и зеленое трио, что общество позволило всему этому случиться. Так всегда бывает. Это в том числе и последствия тихого переворота. Ну, и обычный человеческий страх. И рядовая человеческая подлость. Многие понимают, что произошло, но они шепчут и не делают ничего, потому что не знают, кому довериться – слишком большое количество людей по разным мотивам мигом становится за спину формально отсутствующего на доске Реддла (вероятно, чтобы не смотреть ему в глаза – тут как с Василиском, знаете ли).

Само собой, тут же образовывается нечто, на мой взгляд, гораздо более ужасное, чем охота, облавы, доносительство и тотальный контроль – умышленная слепота людей. Слишком много молчания. Слишком много глухоты. Абсолютное отсутствие решимости. Равнодушие, как еще один вид насилия.

Раньше, когда я еще только готовилась к записям результатов моего анализа этой Игры, в своих рабочих материалах я сделала себе такую пометку: «Хлеб свободы всегда горек, а хлеб рабства поначалу кажется сладким. Этот выбор каждый делает сам для себя. И я не уверена, что в праве судить об этом».

Сегодня я уверена и буду судить, ибо считаю, что имею право выражаться громко: в том, что началась охота, люди, которые промолчали и спрятались, виноваты не меньше, чем те, кто ее начал.

Что есть один несчастный, ущербный, жутко ограниченный и тупой Том Реддл с кучкой таких же идиотов и слабаков, как и он сам, против Всего Магического Населения Хотя Бы Одной Британии? Он получил власть, потому что трусы позволили ему ее получить. А теперь пусть кушают, наслаждаются.

Само собой, и Орден, и ОД являются полной противоположностью большинства, забившегося по норкам. Но их мало. Им очень тяжело. Я уже молчу про трио. И то, что после окончания войны трусы, вылезшие из норок, наградят Орден и ОД по всей форме, лично я воспринимаю, как плевок в душу. В таких условиях я бы выкинула свой Орден Мерлина.

Что еще нужно отметить, так это то, что Люпин объясняет причины, по которым Том не занял пост Министра самостоятельно (я их уже касалась), в ответ на вопрос Рона: «Почему Волан-де-Морт не провозгласил себя Министром Магии?» Тут должны последовать бурные и продолжительные аплодисменты, ибо 5 августа 1997 года Рон впервые называет Тома так – видимо, ужас от того, что творится в мире, перекрывает его страх перед именем.

Да, мотивы Тома весьма прозрачны, и он крайне последователен в данном конкретном пункте – еще в школе в ответ на заявление Слизнорта, что мальчик станет Министром через 15-20 лет, Реддл, многозначительно улыбнувшись, отвечал: «Не думаю, что политика – мое предназначение, сэр». Ох, знал бы Слизнорт, что Том пророчит себе нечто гораздо, гораздо большее…

И все это, конечно, прекрасно – спасибо Люпину, что вводит детишек в курс суровой взрослой жизни – но зачем он это делает? Повторюсь, его рассказ настолько сильно походит на каминно-пещерные лекции Сири (даже газету откуда-то приволок – добыл из мусорки, приняв обличье волка?), что невольно начинает казаться, будто его визит на Гриммо – часть Игры.

Однако все становится на свои места, когда Люпин, окончательно приведя ребят в ужас и отвращение от новостей, колеблясь, вдруг произносит:

- Я пойму, если ты не сможешь подтвердить это, Гарри, но Орден под впечатлением, что Дамблдор оставил тебе миссию.

Гарри, любящий Люпина всем сердцем, пока не видит, к чему тот клонит.

- Это так, и Рон и Гермиона в деле и идут со мной.

Этой новости Люпин совершенно не удивляется – несколькими минутами ранее Гермиона в ответ на предложение Рона защитить ее от Комиссии своим поручительством за ее статус крови выдает: «Не думаю, что это имеет значение. Было бы иначе, если бы я возвращалась в школу», – на что Люпин вообще никак не реагирует. Не новость для него, что Директор оставил трио дело, ради которого ребята бросают школу, как и не новость, в чем это дело состоит. Однако он продолжает развивать тему:

- Ты можешь рассказать мне, в чем состоит миссия?
- Я не могу, Римус, мне жаль, – с искренним сожалением вежливо произносит Гарри. – Если Дамблдор не сказал вам, не думаю, что я могу.

Поразительно, с какой преданностью Гарри хранит слово, данное человеку, в котором вовсю принялся разочаровываться.

Люпин выглядит опечаленным.

- Я думал, что ты это скажешь.

Ну, а чего он ожидал? Ах, какая жалость – детки ему, видите ли, не доверяются, как в старые времена.

И вот тут Люпин выдает просто шедевральный финт:

- Но я все равно могу быть как-нибудь вам полезен. Вы знаете, кто и что я могу делать. Я бы мог пойти с вами, чтобы предоставить защиту. Не нужно будет говорить мне, что именно вы собираетесь делать.

Круто. Ну вот и как не воспринимать его за клоуна, если в последние два года он для этого делает все, что возможно? «Возьмите меня с собой, ну, пожалуйста, я как-нибудь пригожусь, только не отдавайте меня этой Тонкс, я не хочу быть с ней! А всякий раз, как вы будете обсуждать свои секретные планы, я честно-честно буду затыкать ушки! Святой Мерлин, лучше умереть, защищая детишек, чем жить с самой любимой женщиной в моей жизни и ждать рождения собственного маленького чуда!» – как бы внутренне вопит Люпин, выискивая любую возможность продолжить свой марафон в надежде, видимо, получить приз за самый идиотский способ бросить возлюбленную леди.

Тут же становится ясно, к чему все это сливочное пиво, долгие разговоры о расстановке сил – расслабить ребят, проявить заботу, показать, как много он понимает такого, чего не понимают они… Тут же становится ясно, что он не три дня подряд сбрасывал с себя Пожирателя, но сделал это довольно быстро, был взят Тонкс домой, три дня собирал новости и Думал – и вот наконец Придумал, как ему сбежать из заточения – под предлогом визита к трио, конечно же! благая же цель!

Пока Гарри колеблется, соблазненный возможностью обрести Люпина в качестве члена команды, Гермиона, мгновенно въехав, что она во что-то не въезжает, хмурит брови:

- А что с Тонкс?
- А что с ней? – спрашивает Люпин, который уже знает, что попался.
- Ну, вы женаты! Что она скажет, если вы уйдете с нами?
- Тонкс будет в полной безопасности. Она будет в доме своих родителей, – почти холодно выдает Люпин.

Гарри недоуменно на него пялится, не в силах представить себе Тонкс, согласившуюся сидеть дома в разгар большой бучи.

Тут уж Гермиона напрягается совсем:

- Римус, у вас все нормально… ну, знаете… между вами и –
- Все в порядке, спасибо, – подчеркнуто отвечает Люпин, и Гермиона замолкает, порозовев.

Все окончательно становится на свои места, когда Люпин с усилием выдавливает из себя:

- У Тонкс будет ребенок, – и принимается кривиться в ответ на ошеломленные поздравления ребят.

«У Тонкс», конечно. Люпин ведь к его появлению отношения не имеет никакого, очевидно, так.

Понятное дело, что весь его тщательно задавленный страх вываливается на поверхность – вот почему в последнее время он выглядел таким несчастным. Он уверен, что передал свою болезнь невинному ребенку и обрек Тонкс на жизнь, какой жила его собственная мать – без возможности осесть, вечно переезжая в попытках спрятать все более жестокого ребенка от осуждения, испуга и презрения.

Люпин искренне считает, что обрекает Тонкс на постоянное отвращение общества, ребенка – на сплошные несчастья, на стыд за собственного отца, он уверен, что малышу гораздо лучше будет вырасти в одиночестве, как полукровка, чей отец – член Ордена, объявленного вне закона – умер где-то на полях сражений.

Люпин на самом деле жутко винит и ненавидит себя за то, что взял Тонкс в жены – да еще и сделал ребенка, «зная, что рискует передать это состояние невинному», – и вообще: «Мой вид обычно не размножается!»

Да… такой идиотизм даже завораживает.

- Так… – продолжает Люпин, с гримасой выслушав поздравления ребят, – вы принимаете мое предложение? Станут трое четверыми? Я не верю, что Дамблдор бы не одобрил, в конце концов, он нанял меня вашим преподавателем Защиты от Темных Сил. И я должен сказать вам, что полагаю, что мы столкнемся с магией, с которой многие из нас никогда не сталкивались и даже себе не представляли.

Святой Мерлин! Жирнее намекнуть о том, что ему прекрасно известно, что трио собирается искать крестражи, Люпин мог, только прямо об этом сообщив!

Благо, Гарри, сосредоточенный на совершено других проблемах, пропускает это мимо ушей – а то последовала бы тьма неудобных для Игры вопросов.

- Просто – просто чтобы прояснить, – говорит Гарри. – Вы хотите оставить Тонкс в доме ее родителей и уйти с нами?
- Она будет там в полной безопасности, они за ней присмотрят, – почти безразлично выдает Люпин. – Гарри, я уверен, Джеймс бы хотел, чтобы я был поближе к тебе.

Нет, вот, знаете, я многое понимаю – прикрываться Орденом в трусливой попытке обдурить деток, начав этот разговор, вспоминать Дамблдора и решать за него, что бы он одобрил, а что – нет… я многое понимаю, да. Но не все. Все-таки не стоило Люпину так низко и подло манипулировать именем Джеймса. Это ведь так… неэтично.

- Ну, – медленно начинает Гарри, теряя терпение, – а я – нет. Я очень уверен, что мой отец хотел бы знать, почему вы не находитесь поближе к собственному ребенку, вообще-то.

Температура на кухне резко падает. Люпин белеет. Глаза Гермионы мечутся между ним и Гарри. Рон вдруг сильно заинтересовывается деталями интерьера.

- Ты не понимаешь, – наконец произносит Люпин.
- Тогда объясните, – предлагает Гарри, который уже стал мастером выбивания ответов из всяких дураков, которые думают, что они умнее и опытнее него.

Скандал разгорается довольно стремительно и сопровождается вскакиванием Люпина на ноги, пинанием им многострадального стула и выдиранием пары клочков волос из собственной головы. Впервые за все время, что Гарри его знает, парень видит волчьи черты в человеческом лице друга своего отца.

- Римус! – шепчет Гермиона со слезами на глазах. – Не говорите так – как может любой ребенок стыдиться вас?

Однако Гарри раскатывает бывшего преподавателя в пять фраз.

- О, я не знаю, Гермиона, мне вот за него стыдно, – парень в ярости поднимается на ноги. – Если новый режим думает, что маглорожденные плохие, что они сделают с полуоборотнем, отец которого состоит в Ордене? Мой отец умер, пытаясь защитить меня и мою мать, а вы считаете, он бы сказал вам оставить ребенка и отправиться в приключение с нами?
- Как – как ты смеешь? – Люпин выглядит так, будто Гарри ударил его по лицу. – Это не о желании – опасности или личной славы – как ты смеешь предполагать такое –
- Я думаю, вы чувствуете себя большим смельчаком. Вам очень хочется последовать примеру Сириуса –
- Гарри, нет! – молит Гермиона, но Гарри уже не остановить.
- Я бы никогда не поверил, – парень качает головой, – что человек, который научил меня, как бороться с дементорами, трус.

Люпин мгновенно достает палочку и отправляет Гарри в затяжной полет через кухню в противоположную стену. Не успевает парень восстановить зрение, как Люпин вылетает из кухни. Гермиона, моля его вернуться, бежит за бывшим преподавателем, однако входная дверь страшно грохает, и все стихает.

Когда девушка возвращается, ребята, занимающие разные позиции по вопросу, едва не ссорятся – спасает лишь то, что благоразумная девушка в который раз остужает горячие мужские головы: «Нет-нет – мы не должны драться!» – ибо только этого еще не хватало.

- Ты не должен был говорить того Люпину, – упрямо повторяет Рон.
- Он это заслужил, – буркает Гарри.

В его голове крутятся изломанные картинки: Сири, падающий за вуаль, Дамблдор, немощный, в воздухе, вспышки зеленого цвета и тела родителей…

- Родители, – с трудом выдавливает Гарри, – не должны покидать детей, если – если только им не приходится.

Проходит долгое время, прежде чем Гарри удается успокоиться.

- Я знаю, я не должен был называть его трусом.
- Нет, не должен был, – тут же отзывается Рон.
- Но он поступает так.
- Все равно… – говорит Гермиона.
- Я знаю, – выдыхает Гарри. – Но, если это заставит его вернуться к Тонкс, оно того стоило, верно?

Гарри не может сдержать мольбы в голосе. Он не знает, как отнесся бы Джеймс к тому, что он сделал. Гермиона понимающе улыбается. Рон выглядит неуверенным…

Пока ребята выясняют отношения между собой, Люпин, по словам Роулинг, находит отдохновение в углу «Дырявого Котла», кипятясь и выпивая.

Однако спустя несколько часов он все-таки поймет, что Гарри научил его очень важному уроку. Лили и Джеймс оставались с Гарри даже в миг, когда на кону стояли их жизни. Его собственные родители, Лайалл и Хоуп, пожертвовали своим покоем и безопасностью, чтобы сохранить семью.

Пристыженный и несчастный, Люпин вернется к Тонкс. Он будет умолять ее простить его и обещать, что, что бы ни случилось, он больше никогда ее не оставит. До самого конца беременности Тонкс Люпин не станет участвовать в деятельности Ордена и сделает приоритетной задачу обеспечения безопасности своей семьи.

Получается, все-таки Гарри… сделал все верно. Ребенок, превзошедший своих учителей.