Гермиона бросается к своей чудо-сумочке и с трудом освобождает от нее портрет Финеаса Найджелуса.

- Если кто-то заменил настоящий меч подделкой, пока тот был в кабинете Дамблдора, Финеас Найджелус должен был это увидеть, он висит прямо рядом с футляром! – пыхтит Гермиона, исполненная крайнего энтузиазма, позволив энтузиазму взять верх над разумной необходимостью прикрывать свисающие с ушей редиски Игры. Я имею ввиду, откуда она знает, где висит портрет Финеаса, если Гарри ни разу не видел ее в кабинете Дамблдора? А вот оттуда. Гарри много чего не видел. А оно было.

- Если только он не спал, – комментирует Гарри.

Финеас, разумеется, был готов к тому, что его сейчас вытащат на свет божий, а потому заранее нацелился получить массу удовольствия и с порога стал прикалываться в лучших традициях Игроков.

- Э – Финеас? Финеас Найджелус? – зовет Гермиона, однако ничего не происходит. – Финеас Найджелус?

Надо полагать, в этот момент в кабинете Директора разыгрывается примерно такая сцена:

Дамблдор, терпеливо:
- Финеас, прошу вас.

Финеас, притворно зевая:
- Не сегодня, Дамблдор, я так устал.

Снейп, раздражаясь:
- Это приказ.

Финеас, зевая шире:
- Ну что они, денутся куда-нибудь, если подождать до завтра?

Один из портретов, возмущенно:
- Нарушение субординации, сэр! Мы обязаны подчиняться директору Хогвартса, действующему в настоящий момент!

Другой портрет, леди с палочкой, смахивающей на дубинку, грозно:
- Внушить ему, профессор Снейп?

Финеас, с опаской:
- Ну ладно, хорошо! Иду!

- Профессор Блэк! – продолжает звать Гермиона. – Пожалуйста, мы можем с вами поговорить? Пожалуйста?

- «Пожалуйста» всегда помогает, – насмешливо произносит Финеас, являясь ребятам и вываливая редиску: получается, как я и говорила, он действительно все слышит, даже когда отсутствует на портрете.

Впрочем, повеселиться вволю ему не дают, ибо Гермиона делает то, на что, уверена, рассчитывали Дамблдор и Снейп, но к чему оказался совершенно не готов Финеас: едва он появляется на портрете, Гермиона вопит: «Обскуро!» – и на умных глазах Финеаса появляется черная повязка. Финеас дергается, ударяется головой о раму собственного портрета и вскрикивает от боли.

Впрочем, он может вскрикивать, сколько угодно его слизеринской душе, а также верещать («Что – как вы смеете – что вы –?») и даже требовать («Уберите это грязное добавление немедленно! Уберите, я сказал! Вы уничтожаете великое произведение искусства!») – как только Гарри спрашивает его о мече Гриффиндора («У нас есть несколько вопросов к вам – о мече Гриффиндора»), Финеас немедленно вовлекается в тему:

- Ах, да. Эта глупая девчонка действовала так наиболее немудро –
- Заткнитесь насчет моей сестры! – грубо прерывает его Великий Конспиратор Номер Один.

Финеас поднимает брови («Нет, ну не идиоты ли эти дети?»).

- Кто еще там? Ваш тон мне не нравится! Девушка и ее друзья были безрассудны в высшей мере. Красть у директора! – «Как будто это бы у них получилось. Кстати, никого не интересует, что ж там за друзья такие были?»

- Они не крали, – возражает Гарри. – Меч не Снейпа.
- Он принадлежит школе профессора Снейпа. Как вообще эта Уизли может претендовать на него? Она заслужила наказание, как и идиот Долгопупс и чудачка Лавгуд! – «Ладно, скажу сам, а то вашего вопроса еще век ждать».
- Невилл не идиот, а Полумна – не чудачка! – резко бросает Гермиона.
- Где я? – интересуется Финеас. – Куда вы меня привели? Почему вы унесли меня из дома моих предков?

И вторая редиска тут же выпадает из его ушей: каким образом он понял, что не находится в доме, если ничего не видел и не слышал прежде?

Но ребята заняты другим:

- Не важно! – спешно отсекает Гарри. – Как Снейп наказал Джинни, Невилла и Полумну?
- Профессор Снейп, – «Упрямый ты гриффиндурок», – послал их в Запретный Лес выполнить какую-то работу для болвана Хагрида.
- Хагрид не болван! – выплевывает Гермиона.
- А Снейп мог думать, что это наказание, – говорит Гарри, – но Джинни, Невилл и Полумна, наверное, хорошо посмеялись с Хагридом. Запретный Лес… они встречались с гораздо худшим, чем Запретный Лес, тоже мне!

Гарри облегченно выдыхает, успев уже навоображать ужасов, из которых Круциатус был самым меньшим злом.

- Что мы хотели знать на самом деле, профессор Блэк, так это не брал ли кто, эм, вообще меч? Может, его забирали для чистки или – или что-то?

Финеас хихикает.

- Маглорожденные, – произносит он, вывалив третью редиску: он отлично знает, кто с ним разговаривает; откуда, если, по идее, с Гермионой он никогда контактов не имел и голос ее ему не должен быть знаком? – Оружие гоблинской работы не нужно чистить, простушка. Серебро гоблинов отталкивает мирскую грязь, впитывая лишь то, что его закаляет.

Ну, само собой, Финеас здесь не только затем, чтобы развлекаться, но чтобы и пару подсказок выдать. Первая из них уже последовала – должна отметить, весьма изящно.

- Не называйте Гермиону простушкой, – вступается Гарри, Великий Конспиратор Номер Два.

Но, между прочим, учитывая, что несколько позже, обращаясь к Снейпу, Финеас, не особо сдерживаясь, назовет Гермиону «грязнокровкой», спасибо ему большое за то, как он следит за языком сейчас, стараясь задеть детишек исключительно в разумных пределах (Дамблдор: «И, дорогой Финеас, вы ведь помните, насколько они ранимы, верно?»).

- Я начинаю уставать от возражений. Возможно, мне пора вернуться в кабинет директора? – Финеас начинает медленно лезть в сторону, за раму портрета, весь такой ослепленный повязкой («Думайте быстрее, я ухожу. Ухожу совсем!»).
- Дамблдор! – внезапно осеняет Гарри. – Вы можете привести Дамблдора?
- Прошу прощения? – «Да не в ту степь думаешь!»
- Портрет профессора Дамблдора – не могли бы вы привести его сюда с собой, на ваш портрет?

Финеас смотрит в сторону, из которой доносится голос Гарри.

- По всей видимости, не только маглорожденные невежественны, Поттер. Портреты Хогвартса могут общаться друг с другом, но они не могут путешествовать за пределы замка, кроме как навещая свой собственный портрет в другом месте. – «Согласен с нынешним директором, вы и правда – кучка малолетних идиотов». – Дамблдор не может прийти сюда со мной, а после того обращения, что я получил от вас, могу вас уверить, что и я не вернусь!

Нет, ну, оно, конечно, понятно, что магия портретов строго ограничена географией, и вам вряд ли удастся совершить мировое турне просто так – но с разрешения хозяина другого портрета – почему нет? Сдается мне, эту отмазку Финеас и Дамблдор со Снейпом обговорили заранее – а то было бы очень легко, если бы Директор действительно явился бы пред юные очи детишек, и у всех бы полетела к чертям Игра.

Финеас возвращается к прерванному занятию и начинает покидать портрет («Совершенно ухожу! Даже не останавливайте меня вообще!»).

- Профессор Блэк, – перегруппировывается Гермиона, пока Гарри падает духом, – не могли бы вы нам только сказать, пожалуйста, когда в последний раз меч вынимали из футляра? До того, как его взяла Джинни, я имею ввиду.

Финеас нетерпеливо хмыкает («Наконец-то»).

- Я полагаю, в последний раз я видел, как меч Гриффиндора покидает футляр, когда профессор Дамблдор использовал его, чтобы взломать кольцо.

Так-так. Строго говоря, Финеас, похоже, не сильно задумывается о таких мелочах и сущей чепухе, как «Ложь недопустима» – ибо после того, как Дамблдор уничтожил кольцо, он его доставал из футляра минимум раз – когда прятал в нишу за своим портретом, ибо в последних воспоминаниях Снейп извлечет его из оной ниши без футляра.

С другой стороны, может, Финеас, как предсказал Гарри, спал в тот момент. Или крепко-крепко зажмурился.

С третьей стороны, которая ныне кажется мне вполне верной, слово «взломать» – не совсем то слово, которое используют, чтобы описать процесс уничтожения вещи. А вот чтобы описать, как из этой вещи выковыривают камень, вполне. Ибо камень Гарри в следующий раз увидит уже без оправы кольца. Так что, возможно, Финеас вовсе не лжет. Просто указывает на две вещи одновременно, из которых трио понимает лишь первую – об уничтожении крестражей.

Гарри и Гермиона переглядываются, не смея сказать ни слова. Финеас наконец нащупывает выход (ну, портретик старенький, нащупывает долго, чего с него хотеть…) – Мавр сделал свое дело, Мавр может уходить…

- Что ж, спокойной вам ночи, – немного язвительно произносит он («Если теперь сможете заснуть»).
- Подождите! – вдруг вскрикивает Гарри, когда на портрете остаются лишь поля шляпы Финеаса. – Вы говорили Снейпу, что видели это?

Финеас всовывает голову обратно в портрет:

- У профессора Снейпа есть более важные вещи на уме, чем многие эксцентричные выходки Альбуса Дамблдора. Спокойной ночи!

Не «нет» – но и не «да». И наоборот. Все очень в стиле Игроков.

С этими словами Финеас полностью исчезает – поразительно быстро для человека, до того полчаса терпевшего неудачу в том пункте, где про «быстро». Помню, еще во времена первого прочтения меня смутно заинтересовал вопрос, почему это Финеас так легко согласился все ребятам рассказать, но этот вопрос, конечно же, быстро вытеснили другие вещи. Меж тем, все очевиднее некуда, нужно было лишь дать себе труд на секундочку помедитировать над деталями вроде многозначительного пофыркивания и нереально медленного исчезания с портрета. Игра Финеаса прямо сама бросается в глаза (ну, не всем же быть столь изящными, как Дамблдор). Как говорил Наполеон, дрожание моей левой икры есть великий признак.

Не успевает Финеас исчезнуть из видимости (но, бьюсь об заклад, вовсе не из слышимости, ибо надо же Дамблдору узнать, правильно ли ребята поняли многозначительные толстые намеки), как Гарри и Гермиона в восторге принимаются обсуждать услышанное (Гермиона запихнула портрет в сумочку и швырнула ее в сторону в порыве чувств, видимо, вызвав у Финеаса легкое сотрясение).

- Меч может уничтожить крестражи! – восклицает она. – Оружие гоблинской работы впитывает лишь то, что его закаляет – Гарри, этот меч пропитан ядом Василиска!

Вот. А они все возмущались, зачем Дамблдор послал малолетнего Гарри сражаться с огромной змеюкой. Я не говорю, конечно, что именно с этим умыслом, но очень, знаете ли, удобно вышло, что трио в курсе, как именно змеюка умерла.

- А Дамблдор не отдал его мне, – подхватывает Гарри витающий в воздухе инсайт, – потому что он ему еще был нужен, он хотел использовать его на медальоне, – ну, допустим, очевидно, так; «я сказал, а вы поймите», – и он должен был понимать, что они не позволят мне его получить, если он сделает его частью своего завещания –
- …поэтому он сделал копию --, –  кивает Гермиона.
- …и положил подделку в стеклянный футляр, и оставил настоящий – где? – останавливается Гарри.

Ребята пялятся друг на друга. Ответ, кажется им, витает в воздухе где-то совершенно рядом (о, они даже не представляют, насколько), только они не могут до него дотянуться.

Собственно, оно вполне закономерно: сообщив ребятам громко первую часть правды о мече в такой форме и обстановке, что им, дубинам стоеросовым, даже если бы они того не хотели, мигом становится все понятно, Дамблдор резко останавливает их разогнавшийся медленный газ. Не допрут они, где находится настоящий меч, до тех пор, пока это не разрешит Директор. Как иначе ему замедлять Игру? Лимонных долек у него для детишек в этом году мало. Вывалит все и сразу – остальную часть времени будут подыхать от скуки и ряда мелких неудач. Надо дозировать.

- Думай! – подталкивает Гермиона. – Думай! Где бы он его оставил? – «Я прекрасно знаю все эти его методы. А ну быстро вспоминай, когда он больше всего улыбался, подмигивал и блестел глазами?!»
- Не в Хогвартсе, – сразу же отбривает Гарри под мой гомерический хохот.
- Где-то в Хогсмиде? – предполагает Гермиона.

Всегда удивляло, почему вообще ребята решили, что из всех мест на земном шаре Дамблдор выбрал именно Хогвартс и окрестности? То ли их кругозор убийственно мал, то ли чутье работает пугающе хорошо.

- Визжащая хижина? – предполагает Гарри. – Никто никогда туда не ходит.
- Но Снейп знает, как туда пройти, не было бы это слишком рискованно? – возражает Гермиона.
- Дамблдор доверял Снейпу, – возражает на возражение Гарри.
- Не достаточно, чтобы сказать ему, что он поменял мечи.
- Да, точно! – Гарри приободряется от этой мысли.

Меж тем, принцип «Я сказал, а вы поймите» действует во второй раз. Кто вообще упоминал что-либо об осведомленности Снейпа в деле с мечами, кроме Грипхука, который, строго говоря, человек гоблин вообще не близкий? Но ребятам не нужны упоминания. На что и было рассчитано.

- Так, получается, он мог спрятать меч далеко от Хогсмида? – продолжает Гарри. – Как думаешь, Рон? Рон?

Гарри оборачивается. На секунду ему кажется, что Рона нет в палатке, но затем он видит его на нижнем ярусе их с Гарри кровати. Его лицо каменное.

Не знаю, ожидал ли Дамблдор этого именно сейчас. Может быть, отчасти. Хотя, разумеется, предугадать, когда именно это произойдет, было невозможно. Если бы в эту ночь Рон не носил медальон, скорее всего, этого бы не случилось. Если бы этим вечером ребятам удалось нормально поесть, скорее всего, этого бы не было. Но вышло, как вышло.

- О, вспомнили обо мне, да? – произносит Рон, глядя в брезентовый потолок палатки.
- Что?

Рон фыркает.

- Вы двое продолжайте. Не позволяйте мне испортить ваше веселье.

Гарри и Гермиона переглядываются, не понимая, что происходит.

- В чем проблема? – уточняет Гарри.
- Проблема? Никакой проблемы. Не по твоему мнению, в любом случае.
- Ну, у тебя, очевидно, есть проблема. Озвучь ее.

Рон садится на кровати и смотрит на друзей. Он выглядит злобно и совсем не похож на себя.

- Ладно, я ее озвучу. Не ожидай, что я буду прыгать туда-сюда по палатке, потому что появилась еще одна чертова штука, которую нам надо найти. Просто добавь это к списку вещей, о которых ты не знаешь.
- Я не знаю? Я не знаю?

Начинается дождь, который набирает силу. Река неподалеку шипит. Гарри в ужасе – Рон говорит именно то, что он боялся от него услышать.

- Не то чтобы я тут наслаждаюсь жизнью, – продолжает он, – знаешь, с искромсанной рукой и без еды, и с отмерзающим задом по ночам. Я просто надеялся, знаешь, после того, как мы бегали по кругу пару недель, мы достигли бы чего-нибудь.

Прямо слышу громкое фырканье Финеаса и Снейпа за кадром. Достигли бы чего-нибудь спустя пару недель? Вещей, которых люди добиваются десятилетиями?

- Рон, – тихо зовет Гермиона, но Рон не обращает на нее внимания. Его несет.
- Я думал, ты знал, подо что подписался, – говорит Гарри.
- Да, я тоже так думал.
- Так какая часть из этого не соответствует твоим ожиданиям? – Гарри начинает злиться. – Ты думал, мы будем останавливаться в пятизвездочных отелях? Находить крестражи каждый день? Думал, вернешься к мамочке к Рождеству?
- Мы думали, ты знаешь, что делаешь! – кричит Рон, вскакивая на ноги. – Мы думали, Дамблдор сказал тебе, что делать, мы думали, у тебя есть настоящий план!

Гарри в сердце будто втыкают десятки острых кухонных ножей и один топорик для мяса. Гермиона зовет Рона громче, но он не реагирует. Ситуация становится похожей на кошмарный сон.

- Что ж, извини, что пришлось тебя разочаровать, – голос Гарри очень спокоен, несмотря на ощущение разворачивающейся внутри пропасти. – Я был прям с вами с самого начала, я рассказал вам все, что Дамблдор рассказал мне. И, если ты не заметил, мы нашли один крестраж –

Мягко замечу, что Гарри на 105 процентов прав, а Рон не прав процентов на 120, однако Остапа несет, и останавливаться он не собирается:

- Да, и мы так же близки избавиться от него, как близки к тому, чтобы найти остальные – ни разу не близки, мать его, другими словами!
- Сними медальон, Рон, – непривычно высоким голосом просит Гермиона. – Пожалуйста, сними его. Ты бы не говорил так, если бы не носил его весь день.

Разум команды, конечно, понимает, чем все это грозит обернуться, но горячие гриффиндорские парни только начали – кровь застит глаза, и думать уже не получается.

- Говорил бы, – резко бросает Гарри. Ему не хочется, чтобы Гермиона придумывала другу оправдания. – Думаешь, я не замечал, как вы двое шепчетесь за моей спиной? Думаешь, я не догадывался, что вы так думаете?
- Гарри, мы не –
- Не ври! – выплевывает Рон. – Ты это тоже говорила, ты говорила, что разочарована, говорила, что думала, что у него есть немного больше представления, чем –
- Я не так говорила – Гарри, не так! – выкрикивает Гермиона.

Дождь усиливается. Гермиона плачет. Все становится темным, мокрым и холодным. Трое детей, которые не знают и не достигли ничего, кроме того, что – пока – не умерли. Будто сотни дементоров окружили палатку. Каждому из ребят наверняка хочется забиться в самый дальний угол и плакать, как Гермиона, плакать хуже, чем Гермиона, обхватив руками колени, и не видеть глаз друг друга.

- Так почему ты все еще здесь? – спрашивает Гарри.
- Почем я знаю.
- Тогда иди домой.
- Да, может, пойду! – выкрикивает Рон и делает пару шагов по направлению к Гарри, но Гарри не двигается с места. – Ты не слышал, что они говорили о моей сестре? Но тебе плевать, правда, это всего лишь Запретный Лес, Гарри-Я-Видел-Худшее-Поттер плюет на то, что случится с ней там – ну, а я нет, ясно, гигантские пауки и сумасшедшие штуковины –
- Я просто говорил --, – Гарри смущается, – она была с остальными, они были с Хагридом –
- Да, я понял, тебе все равно! А что насчет остальной моей семьи, «Уизли не надо, чтобы ранили еще одного их ребенка», ты слышал это?
- Да, я –
- Не утруждал себя понять, что это значило?
- Рон! – Гермиона втискивается между парнями. – Я не думаю, что это значило что-то новое, чего мы не знаем; подумай, Рон, Билл уже весь в шрамах, сейчас уже много людей должно было видеть, что Джордж потерял ухо, а ты должен вроде как умирать от драконьей оспы, я уверена, это все, что он имел ввиду –

Вот я всегда говорила: нечего дамам вмешиваться в мужские разборки. Только хуже делают, право слово.

- О, ты уверена, да? Ладно, тогда я не буду о них париться. Вам двоим нормально, да, когда ваши родители в безопасности убраны с дороги –
- Мои родители мертвы! – у Гарри лопается терпение.
- А мои могут пойти по их пути! – орет Рон.
- Тогда уходи! – выплевывает Гарри. – Возвращайся к ним, притворись, что вылечился от драконьей оспы, и мамочка тебя сможет накормить, и –

Рон делает внезапное движение. Гарри реагирует мгновенно. Однако Гермиона оказывается быстрее обоих – она вытаскивает палочку, рубит ею по воздуху, воскликнув: «Протего!» – и невидимый щит отталкивает парней в разные стороны. Гарри и Гермиона взирают на Рона через прозрачную стену. В этот миг Гарри ненавидит Рона всей душой. В ответном взгляде парня читается то же чувство: «Была б моя воля, я бы воспользовался своей палочкой так, чтобы у тебя возобновилась проходимость воздуха в организме». Что-то между ними трещит и лопается.

- Оставь крестраж, – говорит Гарри.

Рон срывает медальон с шеи и бросает его в ближайшее кресло.

- Что ты делаешь? – он обращается к Гермионе.
- В смысле?
- Ты остаешься или что?
- Я… – Гермиона страдающим взглядом оглядывает обоих друзей. – Да – да, я остаюсь. Рон, мы сказали, что пойдем с Гарри, мы сказали, что поможем –

Гермиона вновь права. Несмотря ни на что, она ведь обещала. По сути, к черту все романтические чувства и терзания, к черту все – как она может бросить Гарри, если она обещала? Она говорит именно об этом, однако Рон ее не слышит:

- Я понял. Ты выбрала его.
- Рон, не – пожалуйста –

Рон поворачивается к выходу.

- Рон, нет! Вернись, вернись! – Гермиона бросается к нему, но наталкивается на собственный щит. Пока она снимает его, Рон успевает скрыться на улице.

Гарри стоит очень неподвижно в полной тишине, слушая, как Гермиона, рыдая, выкрикивает имя Рона снаружи под проливным дождем. Спустя несколько минут она возвращается, дрожа и плача.

- Он у-у-ушел! Трансгрессировал! – выдыхает она и, повалившись в кресло, горько плачет.

Гарри надевает медальон на шею, срывает одеяла и простынь с койки Рона, набрасывает их на Гермиону, потому что о своих нужно заботиться, забирается на свою койку и отворачивается. Не знаю, что ранит его больше – уход Рона, слезы Гермионы или то, что она все-таки осталась, что бы ни думала на весь этот счет.

Конечно, в эту ночь Гарри наверняка передумывает о Роне множество нехороших вещей. Наверняка он тут же сожалеет об этом, хоть и вполне понимает себя. Наверняка он понимает и Рона, хотя не хочет себе в этом признаваться: даже у пружины есть предел; иногда ее приходится заводить до упора и молиться, чтобы она не лопнула – и не забыть не удивляться, если она вдруг лопнет. Это естественно.

Кроме того, как позже признается сам Рон, он хотел вернуться в секунду, когда трансгрессировал прочь. Однако, к несчастью, он попадает прямо в группу егерей, которые с воодушевлением вцепляются в него с твердым намерением отвести в Министерство и получить за это вознаграждение. Рон уверяет их в том, что он – Стэн Шанпайк («Первый человек, о котором я смог подумать»). К счастью, ему попадаются пятеро идиотов, двое из которых вступают в драку между собой, споря о том, Стэн ли Рон или нет. Рону удается ударить одного идиота в живот, вырвать у него палочку, Обезоружить того, который держит в руках его собственную, и трансгрессировать. Это выходит не вполне удачно – он вновь расщепляется и лишается двух ногтей, а также дает маху на мили и мили от Гарри и Гермионы. К моменту, когда он добирается до места их стоянки, ребята уже ее покидают.

Однако Гарри, обозревающий невидящим взором брезентовый потолок палатки, и рыдающая Гермиона всего этого не знают. Мир стремительно рушится вокруг них.