Итак, что такого происходит за кадром в середине декабря, что является нехилым заделом на будущий выигрыш Дамблдора на совершенно отдаленном этапе Игры?

Во-первых, 28 декабря Ксенофолиус Лавгуд сообщит ребятам, что «две недели назад» (то есть 14 декабря) купил рог морщерогого кизляка у «восхитительного молодого волшебника, который знал о моем интересе к утонченному и изысканному морщерогому кизляку. Сюрприз на Рождество для моей Полумны».

Однако в тот же момент Гермиона в ужасе завопит, что это вовсе не рог кизляка, а совсем даже «рог взрывопотама! Класс «Б» по списку запрещенных к продаже материалов, и это невероятно опасная вещь, чтобы иметь ее в доме!», поскольку «он может взорваться от легчайшего прикосновения».

И я, знаете ли, склонна верить Гермионе больше, чем Ксено. Хотя бы потому, что она узнает рог по описанию из книги «Фантастические звери и где их искать» («…я узнаю желобки по основанию»). А еще потому, что этот огромный серый спиралевидный рог, свисающий со стены на несколько футов вглубь комнаты, примерно через час после данных слов Гермионы действительно взорвется, обрушив добрую половину дома Лавгудов. Чем, кстати, очень поможет ребятам.

Однако это уже совершенно другая история, поэтому сейчас остановимся на том, что: а) некий молодой человек 14 декабря дарит Ксено рог взрывопотама, который две недели висит в доме Ксено и не взрывается – ни при акте купли-продажи, ни после; б) этот рог взорвется именно в тот момент, когда это будет необходимо, и подарит трио свободу и, возможно, жизни; в) Полумне об этом роге известно. Последнее ясно точно, поскольку значительно позже весной она скажет: «…папочка написал мне о нем, но я его еще не видела…»

И вот тут уже наступает во-вторых: «…потому что Пожиратели Смерти сняли меня с «Хогвартс-Экспресс», и я так и не приехала домой на Рождество». Что само по себе вызывает много вопросов.

Например, зачем Ксено сообщает Полумне о том, что он приобрел рог, если хочет сделать сюрприз и знает, что она вот-вот вернется домой (15 декабря)? Или вот: «Они забрали мою Полумну, – станет шептать Ксено, нервно потрясываясь. – Из-за того, что я писал. Они забрали мою Полумну, и я не знаю, где она и что они с ней сделали. Но они должны отдать ее мне, если я – если я –» – «Передадите им Гарри?»

Однако почему, если Полумну забирают аж 15 декабря, Ксено продолжает выпускать «Придиру» с лозунгами поддержки Гарри (Рон, покинувший Билла 25 декабря, за 10 дней не усмотрел в журнале никаких изменений курса)? Ладно, положим, 10 дней – малый срок для периодики, тем более 28 декабря трио лично увидит, что тон лозунгов «Придиры» резко меняется. Но только ли по причине того, что печатал Ксено, Пожиратели забирают Полумну?

«Я сказал тебе на прошлой неделе, Лавгуд, мы не вернемся за чем-то меньшим, чем какая-то надежная информация! – станет орать на Ксено прибывший вместе с Треверсом Селвин. – Помнишь, что было на прошлой неделе? Когда ты хотел обменять свою дочь на ту тупую тиару! А на неделе до того, когда ты подумал, что мы вернем ее, если ты предоставишь нам доказательства, что существуют морщерогие кизляки? <…> Ты, лгущий комок грязи. Ты в жизни не видел Поттера, так? <…> Ты получишь свою девочку, Лавгуд, если поднимешься по этим ступеням и приведешь мне Гарри Поттера».

Честное слово, создается впечатление, будто Ксено вглухую не понимает, чего он него хотят. Меж тем, мне кажется, Пожиратели весьма прямы в своих требованиях, объявляя, что Полумна будет праздновать Рождество с ними. Однако вместо того, чтобы срочно менять курс «Придиры», раз уж он не в состоянии найти и выдать им Гарри, Ксено сначала пытается втюхать им рог, столь вовремя оказавшийся у него на руках, а затем и модель тары. То есть те две вещи, которые, по его мнению, наиболее дороги самой Полумне – как будто он надеется или искренне верит, что Пожиратели охотятся не столько за Гарри, сколько за информацией, которой могут обладать Ксено и Полумна. Из «какой-то надежной информации» у Лавгудов только такая и имеется.

Причем с тиарой выходит едва ли не интереснее, чем с рогом – исполненная в особом, лавгудовском стиле, она украшает голову бюста не кого-нибудь, а Кандиды Когтевран, и символизирует собой не что-нибудь, а утраченную диадему Основательницы, которая в данный момент является крестражем Тома, о котором Гарри знает меньше всего.

Не вполне ясно, видела ли тиару Полумна (по крайней мере, позже весной она расскажет о ней достаточно подробно и не упомянет, что узнала о ней из письма отца), или тиара появляется примерно в тот же момент, что и рог, однако становится очевидным, что Лавгуды по уши вмешаны Дамблдором в весь квест Игры, составленный для Гарри.

Как именно – разберемся, когда дойдем до эпизода визита трио к Ксено, сейчас важно то, что не только Ксено, вмешанный в Игру, будто не понимает Пожирателей, но и Пожиратели словно бы не понимают Ксено.

Начать хотя бы с того, что за такие шутки с рогом и тиарой вообще-то и убить (по их меркам) можно. Однако Ксено лишь поколачивают и держат живым на свободе, словно бы уверенные в том, что он в принципе в состоянии предоставить ту самую «надежную информацию». Более того, Полумну берут в плен и удерживают не в далеком Азкабане, что логичнее, а почему-то буквально под боком, в поместье Малфоев. Весьма неосмотрительно позволяя ей видеть и слышать всякое и передавать информацию Невиллу и Джинни, дочке члена Ордена, с помощью восхитительных зачарованных монет Гермионы, между прочим.

И вообще, судя по тому, что весной, когда трио наконец ее увидит, Полумна все еще жива и вполне бодра, спокойная за до сих пор не менее живого отца, обращаются с Лавгудами не иначе как с ценными информаторами.

По всей видимости, кто-то внушает Пожирателям мысль, что именно ценными информаторами Лавгуды и являются, возможно, напомнив, что они присутствовали в Норе на свадьбе Билла и Флер, членов Ордена и друзей Гарри. Не тот же ли это человек, который все-таки выпускает Полумну из школы в поезд на рождественские каникулы, хотя он просто не может не знать, что Пожиратели собираются ее брать?

Но если Снейп знает и не предотвращает захват девушки в заложники, значит, эта жертва сделана совершенно сознательно. Если это так, а по всему выходит, что это так, то Снейп зачем-то добивается а) пленения Полумны; б) гарантии сохранения ее жизни и жизни ее отца через повешение на уши Пожирателям тонны лапши о том, что именно через Лавгудов они доберутся до Гарри.

Интересный ход в середине декабря.

Ежу ясно, что все нити Игры рано или поздно приведут Гарри и Ко к Ксено, от которого он так или иначе узнает о пленении Полумны – и так или иначе захочет ее спасти. А у Ксено Гарри и Ко ждут тиара (следующий задел на новый ход) и рог взрывопотама (способ выбраться живыми из очередной ловушки), который появляется именно тогда, когда Полумну берут в плен.

Как хотите, а для меня – Игра в чистом виде, пусть я пока и не могу показать, как далеко все это заходит, ибо хронологический принцип – превыше всего.

Мало того, пленением Полумны Снейп обеспечивает Ордену доступ хоть бы к малой части информации из штаба Пожирателей (через Джинни и монеты), коим стало поместье Малфоев, а также очень сильно злит ОД, открывая новую фазу его борьбы с режимом Кэрроу в школе.

Сложный, интересный, многоплановый, пусть и жесткий (ну так война) ход. Подробнее обсудим позже.

Пока же вовсю наступает Рождество, и за неделю до него, 17 декабря, Гарри, предварительно хорошо накормив Гермиону и избавив ее от медальона на несколько часов для повышения настроения во всей палатке, решается толкнуть Игру в единственную сторону, которую оставил в его голове многомудрый любящий Директор – завести разговор с Гермионой о необходимости посещения Годриковой Впадины.

Однако именно в тот момент, когда Гарри, откашливаясь и стараясь потеть не так заметно, начинает нелегкий разговор, Гермиона, сидящая в старом кресле с книгой Бидля и словариком в руках, решается обсудить то единственное, к чему не перекрыл доступ ее мыслей многомудрый и ироничный Директор:

- Гарри, не мог бы ты помочь мне кое с чем? – она протягивает Гарри книгу. – Посмотри на символ.

Гарри пялится на изображение треугольного глаза – перечеркнутый вертикальной чертой круг, вписанный в равносторонний треугольник.

- Гермиона, я никогда не изучал древние руны, – аккуратно напоминает ей Гарри.

- Я знаю, но это не руна, и его нет в транскрипциях. Я все время думала, что это изображение глаза, но мне так не кажется! Знак был нарисован чернилами, посмотри, кто-то его нарисовал, он не часть книги. Подумай, может, ты видел знак прежде?

Итак, Гермиона вовсю чувствует, что вышла на след. Расчет прост: если знак нарисован в книге кем-то другим уже после того, как книга была выпущена, а книгу оставил Дамблдор в завещании самому умному члену команды Гарри, возможно, этот знак нарисовал он в надежде, что самый умный член команды Гарри еще и внимательный и точно догадается, что знак – не руна и вообще был нарисован. А раз так, значит, Директор хотел что-то сообщить самому умному и внимательному члену команды Гарри, скрыв это нечто от Министерского шмона завещанных предметов.

Вполне возможно, смысл этого нечто может знать, но не понимать этого, именно Гарри – не зря же Дамблдор в прошлом году столь много внимания уделял индивидуальным урокам с ним. А если вопрос не в индивидуальных уроках прошлого года, значит, что-то должно было попасться Гарри на пути до палаточного периода Игры – это же Дамблдор. Либо так, либо ей, Гермионе, придется с прискорбием признать, что никакой Игры нет и никогда не было. От одной перспективы такого поворота Гермиона даже слегка белеет.

- Нет… – говорит Гарри, что приводит юного Игрока в состояние микроинсульта.

Однако тут Гарри решает приглядеться к рисунку внимательнее:

- Нет, погоди минуту. Разве это не тот же знак, который носил на шее отец Полумны?
- Я тоже так подумала! – восклицает Гермиона, вспомнив, как дышать.

Вот будь я чуть помнительнее, я бы в ее действиях обязательно разглядела Игру и сильно обиделась бы. Книга Бидля находится в ее руках уже 4 с половиной месяца и за все это время была проштудирована ею не раз, и не два, и не три. Почему девушке понадобилось так много времени, чтобы сообразить, что знак Даров нарисован в книге от руки? Почему, если минимум одна Гермиона прекрасно помнит, что этот символ радостно сверкал на шее Ксенофолиуса во время свадьбы Билла и Флер, она не спросила про знак у Гарри раньше – ведь, уверена, она помнила и то, что Гарри говорил с Ксено? Тянула время специально, давая всем возможность вдоволь настрадаться от ощущения безвыходности в палатке?

Все проясняет словарик в ее руках. Прежде чем начать разговор о знаке в книге, Гермиона еще раз перепроверила, нет ли его в словаре транскрипций и сокращений, не является ли он условным обозначением и так далее. Она сомневается. Она, не робот, не прорицатель и не прожженный ас Игры, вроде Снейпа и Макгонагалл (которые тоже сомневаются на протяжении всех Игр, между прочим, правильно ли они поняли очередной изгиб мыслей Директора и правильно ли действуют в связи с этим), всю дорогу только и делает, что сомневается, проверяет и перепроверяет все, что кажется ей новым кусочком Игры – потому что больше всего на свете боится спутать не Игру с Игрой и сделать неверный шаг. «Я наделся, что мисс Грейнджер будет замедлять тебя», – скажет Дамблдор в мае, имея ввиду именно это.

Никому другому подобная роль бы не подошла. Горячие головы Гарри и Рона, отсутствие больших метаний и склонности к глубокому анализу, иными словами, чисто сириусовская привычка действовать под влиянием левого ботинка (не зря родственники), могли бы привести к тому, что ребята расшифровали бы всю Игру значительно раньше времени, удобного Дамблдору для Финала (времени, когда Гарри во все въедет правильно) – и это не был бы удовлетворительный результат. Слава Мерлину, имеется Гермиона, которая Слишком Много Думает.

- Ну, тогда это знак Грин-де-Вальда, – Гарри пожимает плечами, мимоходом отправив Гермиону в нокаут.
- Что? – девушка не удерживает челюсть.

Гарри пересказывает то, что услышал от Крама о юном Грин-де-Вальде в Дурмстранге.

- Знак Грин-де-Вальда? – Гермиона пораженно гипнотизирует символ в книжке. – Я никогда не слышала, что у Грин-де-Вальда был знак. Об этом не упоминается ни в чем, что я когда-либо о нем читала.

Ох, Гермиона, может быть, надо было кое-что посмотреть? Бгг.

- Это очень странно, – хмурится девушка. – Если это знак Темной Магии, что он делает в детской книжке?
- Да, странно, – соглашается Гарри. – И можно было бы подумать, что Скримджер мог его узнать. Он был Министром, он должен был быть экспертом во всяких Темных штуках.
- Я знаю… – Гермиона хмурится. – Возможно, он подумал, что это просто глаз, как и я. Все остальные рассказы начинаются с маленьких картинок над названиями.

Гермиона затихает, увлеченная разглядыванием знака. Ясно, что ее мысли движутся сразу в двух направлениях, причем одно иронично вытекает из другого: во-первых, очень похоже, что она вновь напала на Игру; во-вторых… а в чем Игра?

Какой-то знак, о котором не упоминается ни в одной из книг о Грин-де-Вальде, о котором не знает не то что Скримджер, но даже Гермиона, которая, можно быть уверенными, в свое время проштудировала все, что когда-либо было написано о Грин-де-Вальде (ну, или почти все), однако о нем известно Краму и Лавгудам, через которых про него узнает и Гарри.

Знак оставлен в книжке с картинками и, видимо, на том месте, где была совершенно другая картинка, которую кто-то предварительно стер, чтобы не вызвать подозрений ненужных глаз, однако вывел этот знак чернилами, даже не попытавшись подделать эффект того, что знак пропечатан – следовательно, хотел вызвать подозрения глаз нужных.

Если все это сделал Дамблдор, а по всему выходит, что именно он (не Скримджер же развлекался), это значит, что он пытался намекнуть на нечто, известное очень узкому кругу лиц. Что это и почему оно известно Директору? Положим, Крам знает волею случая, как ученик той школы, где учился Грин-де-Вальд; возможно, Ксено случайно придумал себе похожий символ; однако откуда этот знак известен Дамблдору?

И вот как на этом этапе рассуждений не вспомнить про знаменитую дуэль Директора с Грин-де-Вальдом, про то, что Скитер намекала, будто победа Директора – чуть ли не договоренность двоих волшебников между собой, а также о замечательном пассаже Риты про то, что Дамблдор «сам вляпался в Темные Искусства в юности»? Есть отчего в глубокой задумчивости уставиться в одну точку.

Но, поскольку иными входящими данными Гермиона пока не располагает, дальше молчаливого созерцания книжки дело у нее так и не продвигается. Уверена, Дамблдор на том свете и Дамблдор в кабинете, слушающий прямую трансляцию Финеаса, гнусно хихикают.

Тем временем Гарри решает попытать счастья еще разок и повторяет предложение отправиться в Годрикову Впадину.

- Да, – задумчиво кивает Гермиона, все еще размышляя о таинственном знаке в книжке. – Да, я тоже об этом думала. Я правда считаю, что нам придется.

Гарри пялится на нее.

- Ты меня правильно услышала? – осторожно интересуется парень.
- Конечно. Ты хочешь отправиться в Годрикову Впадину. Я согласна, я думаю, мы должны. Я имею ввиду, я тоже не могу придумать, где еще он может быть. Будет опасно, но чем больше я об этом думаю, тем больше мне кажется, что он там.

Лицо Гермионы приобретает выражение, какое обычно появляется на лицах все осознавших людей, которым несильно нравится то, что они осознали. Гарри же продолжает недоумевать до тех пор, пока Гермиона не решает над ним сжалиться:

- Ну, меч, Гарри! Дамблдор должен был знать, что ты захочешь вернуться туда, я имею ввиду, Годрикова Впадина – место, где родился Годрик Гриффиндор –

После краткого экскурса в историю магии («Правда? Годрик Гриффиндор из Годриковой Впадины?» – «…ты мог бы осознать связь»), вызванного тем, что Гарри в очередной раз доказывает, что Шляпа не просто так не отправила его учиться в Когтевран, Гермиона вновь повторяет сакраментальную фразу:

- …Но разве ты не видишь? Годрикова Впадина, Годрик Гриффиндор, меч Гриффиндора; разве ты не думаешь, что Дамблдор ожидал, что ты все это свяжешь?

На самом деле, конечно, ни о чем таком Гарри даже не помышляет, заинтересованный лишь могилами родителей, своим старым домом, где он едва не умер, и Батильдой Бэгшот, которая может помочь узнать правду о Дамблдоре. О том, что Мюриэль рассказала, что Батильда живет в Годриковой Впадине, Гарри напоминает Гермионе вслух.

- Гарри, а что если меч у Батильды? – страшным шепотом предполагает Гермиона, подпрыгнув так, что Гарри хватается за палочку и круто разворачивается ко входу в палатку, ожидая встретить как минимум дюжину Пожирателей. – Что если Дамблдор доверил ей его?

Гарри не вполне уверен в том, что это возможно – если даже не принимать во внимание слухи о свихнутости Батильды, получается, Дамблдор слишком многое пустил на самотек, ни разу не намекнув ни на подделку меча, ни на дружбу с Батильдой, когда был жив и занимался Гарри. Что, само собой, лишний раз указывает на Игру, чего Гарри, само собой, еще не понимает – разве мог Директор пустить хоть что-либо на самотек (тем более – такие ключевые вещи, как подделанный меч) в вопросе столь серьезном? Да ни в жизнь.

- Да, он мог, – тем не менее соглашается Гарри. – Так когда мы идем в Годрикову Впадину?

Гермиона принимается перечислять, что им понадобится для обеспечения безопасности, а Гарри в воодушевлении размышляет о своем, впервые с самого того момента, как он узнал о мече-подделке, чувствуя себя чуть ли не счастливым: он возвращается домой, к жизни, которой его лишили, и которая никогда прежде не казалась ему столь реальной, досягаемой и ощутимой.

Что ж, на то все и был расчет. Оставив юному Игроку ничтожно малое количество полезной информации, Дамблдор закрыл практически все ходы и локации – кроме тех, что самым непосредственным образом связаны с Игрой – и предоставил девушке большую часть времени мариноваться в собственном соку, сидя в безопасности и придерживая в ней Гарри.

Только мысль о том, что меч находится в Годриковой Впадине, в принципе была способна убедить Гермиону поддаться уговорам Гарри – без чего парень не сдвинулся бы с места. А такая мысль возникает в ее голове именно и только потому, что Дамблдор перекрыл все остальные связки дорожек Игры и подождал достаточно долго, чтобы Гермиона поняла это, а также то, что подсказок не будет. «Нам придется» посетить Годрикову Впадину», – говорит она, и это значит именно то, что есть на самом деле: иного выхода нет. Дамблдор не оставил.

В погоне за призрачными знаками и связками, которых на самом деле не существует, ребята приступают к предпраздничным развлечениям (тренируются трансгрессировать вместе под мантией и ищут волосы случайных маглов для Оборотных зелий) под руководством Гермионы, которая тормозит отправление в Годрикову Впадину (и, следовательно, всю Игру) еще на неделю своим желанием максимально перестраховаться, уверенная, что Том ждет Гарри именно там.

Гарри послушно делает, что она говорит, потому что так вернее всего, а Дамблдоры на портрете и том свете, уверена, радостно попивают чай, угощая себя (а в случае первого – и Снейпа) лимонными дольками.

Если вдуматься, все это так похоже на «У Бога на все свои планы», что аж зубы сводит от досады – так обидно, что планы эти неведомы, и люди лишь тычутся, как слепые котята, уповая на то, что они действительно есть, и им следует всего-то быть внимательными и наблюдать, не промелькнет ли где-то знак, что делать дальше, пока они исполняют Его волю, как они ее поняли, как Он им ее показал. И смешно, и тревожно, и как-то грустно – вдруг ошибешься?

Я давно говорю, что в этой истории Дамблдор как раз выполняет функции Бога – особенно для Гарри. То, в каком отчаянии ребята были до того, как связали призрачные знаки, то, как счастливы стали, все-таки их связав, то, как ошибаются, не зная этого, вся их покинутость, запутанность и неопределенность – все есть подтверждение тому и маленькая модель нашего огромного человечества. Как на ладони.

Падения и взлеты духа, вечный поиск одного единственного правильного пути среди множества прочих – кажущаяся порой фатальной тотальная свобода выбора, которого на самом деле нет – кое-чья любящая рука все время мягко подталкивает тебя в нужном ей направлении. Просто продолжай идти – дорога обязательно выведет…

Меж тем, наступает Рождество.