Неделя, которую ребята тратят на подготовку к операции «Годрикова Впадина», становится самой лучшей за долгий, удручающе бессмысленный период, наступивший после того, как их оставил Рон.

Гарри невероятно бодрится тем фактом, что у них снова имеется какая-никакая цель, и включается в работу по ее успешному достижению. Гермиона больше походит на себя прежнюю – к ней возвращается ее командный тон, и она полна желанием действовать с привычной решимостью. Гарри поминутно ожидает, что она вот-вот объявит о том, что ей необходимо отлучиться в библиотеку.

24 декабря, собрав все свои пожитки в сумочку Гермионы, запрятав ее в нагрудный карман ее пальто, выпив Оборотного зелья, перевоплотившись в незнакомых маглов лет сорока и набросив на себя мантию-невидимку, под покровом приближающейся ночи Гарри и Гермиона впервые в жизни трансгрессируют в Годрикову Впадину, заснеженную и украшенную к Рождеству.

В очередной раз порадовав Когтевран, что не являются его студентами («Весь этот снег! – шепчет Гермиона. – Почему мы не подумали про снег? После всех приготовлений… мы оставляем следы! Нам придется избавляться от них. Иди вперед, я сделаю –»), ребята стягивают с себя мантию и без какого-либо внешнего прикрытия углубляются в деревушку, заглядывая во все окна встречных домов по обеим сторонам главной дороги в надежде отыскать дом Поттеров, пока не выходят на главную площадь с военным мемориалом на ней.

Вокруг снуют люди, из паба льется музыка, а в церкви неподалеку поют рождественские хоралы. Гермиона примечает за ней кладбище. Гарри ощущает волну страха и замирает в нерешительности. Он не знает, хочет ли войти. Очевидно, поняв чувства друга, Гермиона берет его за руку и впервые ведет его за собой. Я сильно расстрагиваюсь всякий раз, когда читаю это. Как бы там ни было, что бы ни происходило между трио, Гермиона и Рон всегда – всегда – подставляют Гарри плечо и берут на себя большую часть его веса в моменты, когда он просто не может идти дальше.

Мемориал трансформируется, когда ребята проходят мимо, и Гарри впервые видит скульптуру родителей. У Лили на руках радостно улыбается маленький Гарри. Это странный момент для Гарри – смотреть на себя в камне, и парень смотрит, пока не устает – Гермиона стоит поодаль, не вмешиваясь.

На кладбище пустынно, снег по обеим сторонам от протоптанной дорожки к церкви лежит нетронутым. Из церкви льется пение – у Гарри сжимается сердце: веет Хогвартсом. Находясь дома, он вновь нестерпимо, до боли хочет домой, к грубым песенкам Пивза, двенадцати елям, которые тащит Хагрид, Рону в свитере ручной вязки, Дамблдору в найденной в одной из хлопушек шуточной шляпе…

Ребята долго продираются сквозь снег, стараясь, чтобы их не освещал свет из окон церкви, поминутно вглядываясь во тьму, сжимая палочки, чтобы перепроверить, что они одни, и читая надпись за надписью на могильных камнях, снова и снова встречая знакомые фамилии – родственников тех, с кем они учились в школе.

Гарри едва не умирает на месте, когда Гермиона восклицает: «Гарри, здесь!» – но оказывается, что она указывает на могилу Дамблдоров – Кендры и Арианы. Для Гарри это хуже, чем слышать о том, что часть семьи Директора захоронена здесь, рядом с его собственной. Парень с обидой смотрит на камень. Почему Дамблдор ничего не сказал? Неужели он не знал, как много бы это значило для него, Гарри – чувствовать, что они с Директором связаны потерей, возможно, даже приходить сюда вместе? Злость застилает подростку глаза, когда он стоит там и размышляет о том, что им воспользовались, оставив ему работу, обращаясь с ним, как с оружием, но не доверяя ему ничего из личного…

Как же он похож на Снейпа в этот миг, право слово. Уверена, тот так же всю дорогу страдал от того, что считал неискренностью и недостаточной любовью. Меж тем, дать себе труд подумать о том, что Дамблдору было тяжело поднимать темы подобного рода, конечно, Гарри не может, как не может и понять, что Директор просто не мог быть откровенен с ним настолько – Гарри был слишком мал и совершенно не готов услышать правду о его семье и быть деликатным с ним разговорах о ней – Директор просто берег себя от того, чтобы быть невзначай раненным мальчиком, маленьким, любопытным и абсолютно не деликатным.

Я уж молчу о том, что посещение кладбища в 11 лет могло бы стать для Гарри очередным ударом, и Дамблдор лишь заботился о нем, не отвечая на вопросы, которые Гарри и не задавал.

Наконец, додуматься до того, что, приведи Директор Гарри сюда раньше, его бы не тянуло в Годрикову Впадину теперь, когда это исключительно важно для Игры, Гарри тоже не может, ибо об Игре не знает.

А она есть и во всю раскручивается – перечитав еще раз выгравированные на камне Арианы и Кендры слова («Где сокровище ваше, там будет и сердце ваше»), которые Гарри не понял, парень возвращается к поискам могил родителей, однако спустя пару минут Гермиона вновь подает голос:

- Здесь! О, нет, прости. Я думала, тут написано «Поттер».

Ну, в общем и целом, почти. Смахнув снег и наледь с невероятно старого надгробного камня запредельно дальнего родственника Гарри Игнотуса Певерелла, Гермиона, хмурясь, вперяет взгляд в надписи.

- Гарри, вернись на минуту.

Гарри неохотно плетется к ней, не слишком желая отвлекаться от трепетного и наполненного символизмом поиска.

- Что?

С похожими чувствами подросток искал Сириуса меж рядов стеллажей с пророчествами в Отделе Тайн полтора года назад, а нашел пророчество о себе – подойдя к шарику, на который указывали друзья.

- Посмотри на это! – эхом далеких лет отзывается Гермиона. – Гарри, это тот знак из книги!
- Да… возможно…

Гермиона зажигает палочку и присматривается к имени на камне.

- Тут написано Иг– Игнотус, я думаю…

Надписи на камне действительно трудно рассмотреть. Виновато ли в этом время, или кто-то постарался, чтобы прочесть, что написано, было трудно, но не невозможно, я не знаю.

- Я пойду продолжу искать родителей, ладно? – немного резко бросает Гарри и бредет прочь по снегу, оставив Гермиону, склонившуюся над надгробным камнем Певерелла, вглядываться в гравировку.

Итак, могила Игнотуса Певерелла – не только очередной камешек в кирпичную кладку дороги Даров Смерти в линии Игры, которую выстроил для Гарри Дамблдор, но и, по всему выходит, основная причина, по которой он хотел, чтобы ребята оказались в Годриковой Впадине.

Шанс, что они не обнаружат могилу, весьма минимален – она привлекает не только знаком, но и тем, что выглядит старой, а фамилия на камне издалека похожа на фамилию Гарри. Ясно, как божий день, что в поисках нужной могилы ребята в две пары глаз станут внимательно присматриваться ко всем остальным.

Единственное, что, похоже, выходит не по плану – инсайт о знаке Даров должен был настигнуть Гермиону не до посещения Годриковой Впадины, а после – и знак на могиле Игнотуса должен был способствовать тому самым прямым образом. Однако Гермиона, потеряв всякую надежду на внешние подсказки, поняла то, что Дамблдор хотел, чтобы она поняла к этому этапу, самостоятельно – в очередной раз продемонстрировав, что не зря обладает званием самой умной волшебницы своего возраста. Таким образом знак на могиле переходит из разряда подсказок в разряд подтверждения догадок. Но, как говорится, что совой об иву, что ивой о сову – результат в итоге все равно именно такой, как хотелось Директору.

Гарри углубляется все дальше – пока не замолкает пение в церкви, не расходятся из нее все жители, и не гаснет свет, погрузив кладбище в пропитанную тишиной темноту, от которой Гарри становится тревожно. А в этой темноте раздается резкий голос Гермионы, по которому Гарри сразу понимает, что она нашла:

- Гарри, они здесь… прямо тут.

Она стоит в нескольких ярдах от Гарри, всего в двух рядах от могилы Кендры и Арианы у мраморного надгробия, которое, кажется, сияет в спустившейся темноте, подобно гробнице Дамблдора.

Гарри движется, будто во сне – как в тот самый кошмарный миг, когда пробирался сквозь толпу к телу Директора у подножия Астрономической башни – боль и скорбь мешают ему дышать, их очень тяжело нести. Под именами и датами жизни и смерти сияет надпись, которую, я уверена, выбрал Дамблдор: «Последний же враг истребится – смерть».

Гарри очень волнуется, прочитав это вслух:

- Разве это не идея Пожирателей Смерти? Почему это здесь?
- Это не значит побороть смерть в смысле, который имеют ввиду Пожиратели Смерти, Гарри, – мягко поясняет Гермиона. – Это значит… ну, знаешь… жить вне смерти. Жить после смерти.

Гарри качает головой, и из его глаз брызгают горячие слезы – он не старается их остановить. Ощущение бессмысленности этого – ощущение бессмысленности всего – впервые в жизни накрывает его с головой – пусть текут. Гарри стоит над останками своих родителей и не верит, что они живут вне и после смерти. Слова на камне кажутся ему бессмысленными. Никто из тех, кто покоится в этой земле, не подозревает, что Гарри, их живой сын, стоит здесь, так близко, дышит и плачет благодаря их жертве – впервые в жизни и со всем отчаянием желая – и жалея – лечь рядом и больше никогда не вставать.

В эту пору Гарри не верит, что существует жизнь после смерти – тени родителей на кладбище в ночь возрождения Реддла он воспринимает как порождение Прайори Инкантатем, поскольку так понял Дамблдора, а Сириус, как бы он его ни звал, так никогда к нему и не вернулся. Чтобы понять то, что он прочел, Гарри предстоит это пережить – и прежде этого понять еще очень многое.

Ориген в своем труде «О началах» описывал это так: «Истребление последнего врага следует понимать так: не то, что сущность, Богом созданная, прейдет, но враждебная юля, что не от Бога, а от самой себя происходит, истребится. Истребится не в смысле прекращения существования, а в смысле ее бытия как «врага» и как «смерти»… Следует понимать, что произойдет это не внезапно, но постепенно и понемногу, с истечением бесконечных веков, в смысле усовершенствования и исправления в каждом отдельном человеке, с опережением одних, скорым шагом стремящихся к вершине, с коротко нагоняющими их другими, со значительно более поздними в пути третьими. И так многими бесчисленными порядками идти им к Богу, из врагов к умиротворению в Господе, вплоть до последнего врага, называемого Смертью, ибо и она сама истребится, чтобы не быть более врагом».

Поскольку многих веков в распоряжении Гарри нет, для него готовят участь тех, которые стремятся к вершине скорым шагом (что всегда есть самая болезненная участь), однако он того пока не знает. Еще очень многих вещей он не знает – даже того, что его слезы и желание не вставать тоже есть любовь на самом деле.

Но любовь знает его – Гермиона остается рядом. Слова не нужны. Стоя там и глубоко дыша, чтобы вернуть контроль, обжигая горло о морозный воздух, Гарри не думает об этом, но их дружба никогда не была случайностью – ни с ней, ни с Роном. Это была судьба. Даже когда весь мир отворачивался от него, они оставались рядом, напоминая, что он не одинок. Они – его родственные души, которые он всегда носит внутри своей (что помогает ему вызывать Патронуса?), те немногие, кто знает его, принимает его и верит в него прежде всех остальных – и даже тогда, когда остальных нет или они против него. Никто не понимает Гарри лучше, чем его друзья – даже он сам. Стоит ему лишь затревожиться о том, что он даже не принес цветов, как Гермиона колдует рождественский венок.

Едва Гарри кладет его на могилу, ему сразу же хочется уйти. Он боится, что не вынесет более ни минуты. Он поворачивается спиной к могиле Поттеров, могиле Дамблдоров и направляется мимо церкви к скрипучей калитке. Гермиона следует за ним, и ему хочется выть, как в какой-то чужой жизни уже однажды выл Клык, от непереносимого смешения боли, отчаяния, любви и нежности. Но он не может – давится всем этим.

Такое вот… настоящее Рождество.