БИ-7
Глава 40
Серебряная лань
Серебряная лань
Интересный, конечно, вопрос, что случилось бы, если бы Гермиона именно в этот день не потеряла бдительность и не назвала бы вслух место стоянки, но я, помнится, уже однажды рассуждала на эту тему – уверена, когда у Директора кончилось бы терпение, Финеас уж всяко бы раскрутил ребят на произнесение названия их локации вслух. В качестве экстренной меры. Да и Рон бродит неподалеку с Деллюминатором Дамблдора. Маячком то есть.
Но, поскольку последние дни и ночи ребят выдаются ужасающе выматывающими, даже Гермиона ослабла в хватке и потеряла бдительность сама по себе.
Ночь черна до поразительного. В очередной раз дернувшись и проснувшись, Гарри некоторое время бестолково моргает, пытаясь удостовериться, что открыл глаза. А затем у него отваливается челюсть – сквозь деревья по направлению к нему бесшумно и целенаправленно двигается яркий серебристый свет.
Гарри вскакивает на ноги, держа наготове палочку Гермионы. Свет приближается и приближается – наконец на небольшую полянку, едва различимую среди густо посаженных деревьев, не оставляя следов на снегу выходит сияющая серебряная прекрасная лань. Она держит голову очень прямо и смотрит на Гарри. Подросток впадает в шок – но вовсе не от странности ее появления, а потому, что лань кажется ему необъяснимо знакомой. Есть в ней что-то абсолютно родное, внушающее Гарри необъяснимое спокойствие. Будто он ждал ее все это время, но забыл об этом, и теперь, когда она пришла, Гарри хорошо и ладно – все правильно. Его импульс заорать Гермионе, что случилось ЧП, исчезает столь же мгновенно, как и появился – Гарри чувствует это кишками: лань пришла за ним и ради него единственного.
Удивительно – и не в первый раз – как точно и быстро Гарри настраивается на чувственный уровень Снейпа. Пожалуй, услышь он хотя бы часть размышлений или ощущений подростка, Снейпу бы потом долго пришлось медитировать на предмет того, почему подобная настройка вообще возможна (нежели у них с Гарри – о ужас – так много общего?!).
Словно зачарованный, Гарри продолжает пялиться на лань, а она в ответ глядит на него своими большими грустными глазами странное, долгое и чистое мгновение – затем разворачивается – и идет прочь.
- Нет, – хрипло шепчет Гарри. – Вернись!
Однако лань продолжает свое движение, и ее свет уже частично скрывают от Гарри толстые стволы деревьев.
Разумеется, Снейп мог просто пустить Патронуса гулять по лесу в надежде, что так или иначе Гарри его увидит. Однако лань показала себя Гарри так, что у меня возникает совершенно однозначное чувство, будто Снейп прекрасно знал, где в точности находится палатка ребят, знал, что этой ночью дежурит Гарри, и он один – а потому, не видя его из-за чар, инстинктивно выдержал некоторое время – достаточное для того, чтобы Гарри попался на крючок и уже ничего не мог с собой сделать, а затем поманил за Патронусом.
У меня нет точного ответа на вопрос, как он узнал, где располагается палатка. Может быть, палатка была своеобразным жучком сама по себе, кто знает? Помнится, еще в Норе накануне свадьбы Билла и Флер, пока трио обсуждало свои дела, кто-то активно бродил по нижнему этажу. Рон тогда предположил, что это Чарли. Но с тем же успехом можно подумать, что это был Артур или Хагрид – кто-нибудь из Игроков с вполне себе Игровой миссией по установке маячков на вещи, которые Артур потом отдаст ребятам – ту же палатку.
Хотя, разумеется, в личном обладании Снейпа нынче имеется целый арсенал загадочных магических приборчиков Дамблдора – может, он использовал что-то вроде Деллюминатора. Или, в конце концов, какое-нибудь особо мощное заклинание обнаружения – главное-то знать, что точно что-то ищешь приблизительно там-то, а уж найти всегда возможно.
Гарри колеблется одну дрожащую долю секунды – и инстинкт, его знаменитый непобедимый инстинкт, побеждает разум, бормотавший что-то о ловушке, и Гарри пускается за ланью.
Я смотрю на Гарри со стороны и отчего-то слишком хорошо представляю себе, что чувствует Снейп в тот момент – увидев подростка впервые за почти полгода. Он очень испуган – его первая мысль из множества. Вторая, должно быть, про то, как Гарри повзрослел и похудел. И что сейчас, наверное, его бывшего воспитанника уже можно назвать мужчиной.
За прошедшее время Снейпу довелось видеть немало изменений в своих учениках, столкнувшихся с войной в столь юном возрасте, но тут другое. Гарри – его, и он не видел подростка очень долгое время. Он гонит сочувствие, но, должно быть, ничего не выходит. Поношенные вещи, костлявые запястья, затравленный взгляд, впалые глаза, выпяченные скулы – все это знакомо, но не так, как хотелось бы. На лице Гарри написана такая отчаянная надежда, что Снейпу, вероятно, приходится схватить себя рукой за горло в попытке задушить стон и старое – из прошлых лет, когда Гарри был еще совсем ребенком и с триумфом покидал Тайную Комнату – желание схватить, удостовериться, что мальчик в порядке…
Гарри стремительно следует за ланью, уверенный, что, когда она остановится, он сможет приблизиться к ней, и она заговорит, и он услышит, наконец, все, что должен был знать…
Так и представляю эту сцену: нежное серебристое невесомое существо замирает на месте, Гарри медленно подходит к нему, тянет руку, чтобы погладить нежную мордочку:
- Чьим Патронусом может быть эта прекрасная лань? – вопрошает подросток, и чудесное сказочное создание с прекрасными глазами трепетно поворачивает к нему свою голову, и…
- ПОТТЕР, НЕМЕДЛЕННО УБЕРИ СВОИ ГРЯЗНЫЕ РУКИ, ИНАЧЕ ГРИФФИНДОР ЛИШИТСЯ --!
- Снейпа, – в ужасе бормочет Гарри, не стремясь вылезать из сугроба, куда крайне предусмотрительно упал в страхе.
Гарри и лань все дальше углубляются в лес – видимо, к тому моменту, как лань наконец останавливается и поворачивает свою голову к Гарри, а он бросается к ней, уже готовый задавать вопросы, ее замечает Рон. Он видит и Гарри, бегущего за ней следом, но прежде, чем он успевает дать о себе знать, или Гарри что-либо делает, лань исчезает.
Подросток оказывается погруженным в непроглядную тьму, полностью дезориентированный и испуганный. Лань значила безопасность. Теперь, когда она пропала, Гарри находится на грани паники. Он зажигает Люмос. Он вертится на месте, стараясь осветить палочкой как можно больше пространства вокруг, напряженный до предела, ослепленный отпечатком света лани на сетчатке глаз, и никак не может понять – воображает ли он себе, что кто-то наблюдает за ним, или так и есть на самом деле?
Что ж, подобные ощущения не подводили его с самого детства – почему бы им вдруг подвести Гарри сейчас? Во-первых, неподалеку явно замер Рон, не менее дезориентированный, а еще – прекрасно отдающий себе отчет в том, что, стоит ему сейчас шевельнуться, Гарри немедленно пальнет в него заклинанием. И не факт, что с перепугу выберет самое безобидное.
Во-вторых, чуть позже тот же Рон отметит: «Мне правда кажется, я видел, как что-то двигалось там», – и укажет на два близко растущих дерева в нескольких ярдах от того места, где стоит Гарри. Точка выбрана идеально, чтобы видеть, но не быть замеченным – между дубами есть лишь несколько дюймов как раз на уровне глаз. А на земле как по волшебству отсутствует снег. Никаких следов. И очень полезная черная дорожная мантия.
Снейп действительно продумал все до мелочей – возможно, сразу наложив дезиллюминационные чары, как уже не раз делал в особо сложные моменты Игры, едва оказался на заранее расчищенном месте. И, возможно, заранее свел вместе два дуба.
Разумеется, он остается смотреть, к чему приведет его блестящая задумка с ланью. Должен же кто-нибудь остаться – на случай, если Гарри ничего не заметит. Тогда чудесная трепетная лань появится снова и голосом крайне взбешенного профессора сэра Зельеварения провозгласит нечто вроде: «Меч – подо льдом, ты, самонадеянный лентяй и безнадежный тугодум. Постарайся не сдохнуть, я не собираюсь лезть за тобой в ледяную воду».
Однако все оказывается не настолько плохо – в конце концов Гарри замечает, как что-то блестит в темноте, отражая свет его палочки – озеро, покрытое толстым слоем льда, под которым виднеется большой серебряный крест рукояти.
Едва не захлебнувшись собственным сердцем, Гарри падает на колени и принимается вертеть палочкой, чтобы лучше рассмотреть… подо льдом полыхают красным рубины, и Гарри шокировано замирает. Меч Гриффиндора лежит на дне озера в Богом забытом лесу.
Мигом отметя версию о том, что должен быть кто-то, кто положил сюда меч, и, если он сделал это именно потому, что неподалеку находились Гарри и Гермиона, где это человек и почему прячется, а вместо этого решив, что некая неведомая магия привела Гермиону именно в этот лес, где просто так лежит меч, а также то, что лань была хранителем озера и вдруг решила показать свое сокровище Гарри, он расслабляется, перестав выискивать врагов в окружающей тьме, и вновь сосредотачивается на озере.
- Акцио, меч, – шепчет он.
Разумеется, меч не двигается с места. Гарри думает.
- Помогите, – бормочет он и с надеждой косится на меч, явивший себя ему в последний раз именно в миг, когда он нуждался в помощи, однако меч продолжает игнорировать парня.
Гарри принимается курсировать по кругу, не открывая глаз от меча. Мне мельком вспоминается Дамблдор, который в минуты глубокой задумчивости тоже имел обыкновение прогуливаться туда-сюда по своему кабинету.
Что сказал Дамблдор, – мысленно спрашивает себя Гарри, – в последний раз, когда я достал меч?
«Только настоящий гриффиндорец мог достать его из шляпы», – тут же мысленно цитирует Гарри, не особо задумываясь. Дамблдор на Небе, небось, плачет от умиления.
А какие качества определяют гриффиндорца? – еще вдумчивее мысленно спрашивает себя Гарри.
«Быть может, вас ждет Гриффиндор, славный тем, что учатся в нем храбрецы. Сердца их отваги и силы полны, к тому ж, благородны они», – грустно думает Гарри.
В скобках замечу, что превосходная память Гарри, конечно, не миф, однако в данных конкретных двух случаях роль сыграли скорее условия, в которых произошло запоминание – огромный адреналиновый выброс перед разговором с Дамблдором в конце Игры-2, а также ильная боль в шраме при встрече глазами с затылком Квиррелла в Игре-1 после церемонии Распределения, крайне адреналиновой для первокурсника Гарри.
Который в данную минуту останавливается и с крайне несчастным выражением лица оглядывает озеро. Он вновь оглядывается по сторонам – скорее, чтобы оттянуть неприятный момент признания того, что он знает, что ему нужно делать, чем чтобы удостовериться, что на него не нападут.
Дрожащими руками Гарри принимается снимать все свои свитера.
Мне очень нравится, как подросток, стуча челюстью в тон мыслям, саркастично спрашивает себя, в чем тут храбрость, отвага и благородство – и тут же шутит сам с собой: возможно, за благородство засчитывается то, что он не просит Гермиону сделать это за него? Слышал бы Снейп, полагаю, расперся бы от абсолютного удовлетворения – отомстил так отомстил. За все годы. И на многие годы вперед. Шучу, конечно.
Пока Гарри раздевается, где-то ухает сова – возможно, поближе к нему подбирается Рон, решивший, что сейчас не лучшее время показываться другу на глаза. Дрожа с головы до босых пят, Гарри кладет мешочек Хагрида и палочку Гермионы на самый верх горки одежды, предварительно указав палочкой на лед и дождавшись, пока тот с грохотом треснет.
С секунду поразмыслив над тем, что откладывание задания не сделает его легче, а воду теплее, Гарри задерживает дыхание и прыгает. Разумеется, поразмыслить над тем, что именно такой подход к делу, скорее всего, и считается храбростью, отвагой и благородством, парень не успевает, а ведь это очень важно в контексте Большой Игры – и всей жизни, если быть откровенной.
Если очень долго делать вид, что ничего не боишься, храбрость может стать полезной привычкой, второй кожей, основным правилом (душевной) гигиены – чем-то вроде манеры спать с открытым окном или принимать контрастный душ. А поскольку храбрость – это когда боишься, но делаешь, все это очень-очень верно. В конце концов получается вполне себе Человек – иными словами, способность делать то, что не хочется, без чего ничего человеческого не существует. Да и что такое боязнь холода, в конце концов, когда на кону стоят жизни людей и существование мира? Для Гарри – действительно ничто. И я раньше никогда не думала, что бывает как-то по-другому. Однако теперь знаю: бывает. И вот в контексте именно этого то, что Гарри таки померз, и есть храбрость, отвага и благородство.
Это невыносимо горячо и холодно одновременно, у Гарри напрочь перехватывает дыхание, а глаза, кажется, вылезают из орбит. Гарри кое-как нащупывает эфес меча ногами, не желая нырять дважды. Барахтаясь, чертыхаясь и задыхаясь, он набирает полные легкие воздуха и ныряет.
Ему кажется, его мозг скоро выдавится через макушку маленьким смерзшимся куском. Каждая клетка тела вопит в агонии. На чистом инстинкте, не понимая, где он и кто он, Гарри проталкивается вниз сквозь черную ледяную воду, нашаривает эфес и тянет к себе меч, желая только одного – вылезти на поверхность как можно быстрее.
А затем что-то сжимается на его шее. Гарри в панике цепляется за то, что посчитал водорослями, и обнаруживает, что медальон Слизерина сжимает цепочку вокруг его глотки. Мальчик дергается в сторону поверхности, но лишь дальше уплывает под лед. Он отпускает меч, обеими руками пытаясь ослабить сильнее затягивающийся узел на шее, глотая воду и задыхаясь, но ничего не выходит. Заледеневшие пальцы не слушаются. Перед глазами Гарри плывут маленькие белые огонечки, и он в отчаянии бьет лед. Наверное, это одна из самых страшных ситуаций в его жизни – кругом черные ледяные воды, он почти ничего не видит, ничего не может сделать, хочет вдохнуть, но не может – какая глупая смерть… вода, кругом вода…
Что ж… кто ж знал, что этот идиот полез в озеро, не додумавшись снять с себя чертов медальон? Хотя у меня имеется стойкое подозрение, что Дамблдор, зная свою стоеросовую дубину лучше, чем гимн Хогвартса, все-таки мог догадываться о такой вероятности. Гарри с медальоном в буквальном смысле сроднился душой – ему даже в голову не пришло обратить на него внимание.
Тем лучше – ибо сей факт в сочетании с тем, что Дамблдор, уверена, приказал Снейпу ждать до крайнего момента и ничего не предпринимать, приводит к тому, что в прорубь за Гарри бросается Рон, на ходу избавившись от огромного рюкзака, но не дав себе времени снять даже куртку.
Однако, видимо, Рон опережает Снейпа на долю секунды: «Я думаю, я видел, как что-то там двигалось, – скажет Рон немного позже, указывая на Те Самые Деревья, – но я бежал к озеру, потому что ты нырнул и не выплыл, поэтому я не собирался менять маршрут, чтобы посмот–»
Неужели Снейп не сокрыл себя дезиллюминационными чарами, прекрасно зная, что и Гарри, и Рон могут его увидеть? Не думаю. Либо в ту секунду, как Рон понесся к озеру, он их снял, готовясь нестись туда же, либо он, заметив Рона, навел их на себя обратно, либо задел что-то, дернувшись к Гарри, а затем опять нырнул за дерево, ибо увидел Рона.
В любом случае – не вынесло сердце профессора сэра Зельеварения, ох, не вынесло – и для меня этот его жест едва ли не трогательнее того, как он дернулся было в сторону только что вернувшейся из больницы Макгонагалл в Финале Игры-5. Правда. И я почти готова забыть и простить ему зубы Гермионы.
Обхватив Гарри двумя руками (Гарри драматично думает, что руки принадлежат смерти, которая наконец пришла забрать его), Рон вытаскивает друга на поверхность, затем снова бросается в воду, хватает меч и рубит цепочку крестража, впившуюся Гарри в плоть. Кажется, на пару мгновений Гарри теряет сознание, потому что помнит лишь себя в воде – а затем лицом в снегу. Он ничего не понимает, у него не хватает сил ни на что – Гарри с трудом ощупывает шею замерзшей рукой и бессильно замирает, кашляя и сдерживая рвоту.
Чей-то кашель доносится до него сверху. А затем Гарри слышит:
- Ты – с ума – сошел?!
На чистом шоке, шатаясь и трясясь, Гарри поднимается на ноги и протирает глаза. Напротив него, держа медальон в одной руке, а меч – в другой, стоит насквозь мокрый Рон.
- Какого черта, – орет он, потрясая медальоном в сторону друга, – ты не снял с себя эту штуку, прежде чем прыгнуть?
Гарри ничего не отвечает. Серебряная лень кажется ему теперь ничем – ничем – в сравнении с возвращением Рона. Он не может в это поверить. Бросившись к одежде, Гарри принимается одеваться. Натягивая свитер за свитером, он не спускает с друга глаз, ожидая, что тот исчезнет с минуты на минуты, просто растворившись в воздухе. Гарри пялится до тех пор, пока наконец не выдавливает из себя:
- Это был т-ты?
- Ну, да, – Рон выглядит смущенным.
- Т-ты наколдовал ту лань?
- Что? Нет, конечно, нет! Я думал, это сделал ты.
- Мой Патронус – олень.
- О, да. Мне показалось, он другой. Без рогов.
Гарри поднимает палочку, вешает на шею мешочек Хагрида, выпрямляется и вновь смотрит на Рона. Тот все еще не исчез.
- Как вышло, что ты здесь?
Очевидно, Рон наделся, что этот вопрос возникнет последним, если вообще возникнет.
- Ну, я, знаешь – вернулся. Если --, – он прочищает горло. – Ну, знаешь. Если я вам все еще нужен.
Возникает пауза. Кажется, все детали их расставания мигом встают стеной между Роном и Гарри. Гарри думает: несмотря ни на что, Рон здесь. Он все-таки вернулся. Он только что спас его жизнь.
А мне вдобавок думается: ведь и Рон проявляет отвагу и храбрость. И я вовсе не про озеро говорю. Подумать только: этот парень сутками искал друзей, чтобы вернуться к ним – как он представлял себе эту встречу? что чувствовал? я бы на его месте умирала от страха – посмотреть в глаза тем, кого бросил – так…
Гарри не привык изрекать что-нибудь длинное и патетичное в таких случаях. То, что он не говорит ничего, означает, что он уже сказал все.
После краткого выяснения обстоятельств, при которых Рон последовал за Гарри к озеру, а также безрезультативного вояжа Гарри к Тем Самым Деревьям, на которые указал Рон, отметив, что, кажется, видел что-то за ними (Снейп, видимо, задержал дыхание, когда Гарри приблизился и осмотрел дубы), подростки вновь смотрят на меч, который Рон до сих пор неуклюже держит в руке. Медальон в другой его руке подергивается, чуя опасность.
Но, поскольку последние дни и ночи ребят выдаются ужасающе выматывающими, даже Гермиона ослабла в хватке и потеряла бдительность сама по себе.
Ночь черна до поразительного. В очередной раз дернувшись и проснувшись, Гарри некоторое время бестолково моргает, пытаясь удостовериться, что открыл глаза. А затем у него отваливается челюсть – сквозь деревья по направлению к нему бесшумно и целенаправленно двигается яркий серебристый свет.
Гарри вскакивает на ноги, держа наготове палочку Гермионы. Свет приближается и приближается – наконец на небольшую полянку, едва различимую среди густо посаженных деревьев, не оставляя следов на снегу выходит сияющая серебряная прекрасная лань. Она держит голову очень прямо и смотрит на Гарри. Подросток впадает в шок – но вовсе не от странности ее появления, а потому, что лань кажется ему необъяснимо знакомой. Есть в ней что-то абсолютно родное, внушающее Гарри необъяснимое спокойствие. Будто он ждал ее все это время, но забыл об этом, и теперь, когда она пришла, Гарри хорошо и ладно – все правильно. Его импульс заорать Гермионе, что случилось ЧП, исчезает столь же мгновенно, как и появился – Гарри чувствует это кишками: лань пришла за ним и ради него единственного.
Удивительно – и не в первый раз – как точно и быстро Гарри настраивается на чувственный уровень Снейпа. Пожалуй, услышь он хотя бы часть размышлений или ощущений подростка, Снейпу бы потом долго пришлось медитировать на предмет того, почему подобная настройка вообще возможна (нежели у них с Гарри – о ужас – так много общего?!).
Словно зачарованный, Гарри продолжает пялиться на лань, а она в ответ глядит на него своими большими грустными глазами странное, долгое и чистое мгновение – затем разворачивается – и идет прочь.
- Нет, – хрипло шепчет Гарри. – Вернись!
Однако лань продолжает свое движение, и ее свет уже частично скрывают от Гарри толстые стволы деревьев.
Разумеется, Снейп мог просто пустить Патронуса гулять по лесу в надежде, что так или иначе Гарри его увидит. Однако лань показала себя Гарри так, что у меня возникает совершенно однозначное чувство, будто Снейп прекрасно знал, где в точности находится палатка ребят, знал, что этой ночью дежурит Гарри, и он один – а потому, не видя его из-за чар, инстинктивно выдержал некоторое время – достаточное для того, чтобы Гарри попался на крючок и уже ничего не мог с собой сделать, а затем поманил за Патронусом.
У меня нет точного ответа на вопрос, как он узнал, где располагается палатка. Может быть, палатка была своеобразным жучком сама по себе, кто знает? Помнится, еще в Норе накануне свадьбы Билла и Флер, пока трио обсуждало свои дела, кто-то активно бродил по нижнему этажу. Рон тогда предположил, что это Чарли. Но с тем же успехом можно подумать, что это был Артур или Хагрид – кто-нибудь из Игроков с вполне себе Игровой миссией по установке маячков на вещи, которые Артур потом отдаст ребятам – ту же палатку.
Хотя, разумеется, в личном обладании Снейпа нынче имеется целый арсенал загадочных магических приборчиков Дамблдора – может, он использовал что-то вроде Деллюминатора. Или, в конце концов, какое-нибудь особо мощное заклинание обнаружения – главное-то знать, что точно что-то ищешь приблизительно там-то, а уж найти всегда возможно.
Гарри колеблется одну дрожащую долю секунды – и инстинкт, его знаменитый непобедимый инстинкт, побеждает разум, бормотавший что-то о ловушке, и Гарри пускается за ланью.
Я смотрю на Гарри со стороны и отчего-то слишком хорошо представляю себе, что чувствует Снейп в тот момент – увидев подростка впервые за почти полгода. Он очень испуган – его первая мысль из множества. Вторая, должно быть, про то, как Гарри повзрослел и похудел. И что сейчас, наверное, его бывшего воспитанника уже можно назвать мужчиной.
За прошедшее время Снейпу довелось видеть немало изменений в своих учениках, столкнувшихся с войной в столь юном возрасте, но тут другое. Гарри – его, и он не видел подростка очень долгое время. Он гонит сочувствие, но, должно быть, ничего не выходит. Поношенные вещи, костлявые запястья, затравленный взгляд, впалые глаза, выпяченные скулы – все это знакомо, но не так, как хотелось бы. На лице Гарри написана такая отчаянная надежда, что Снейпу, вероятно, приходится схватить себя рукой за горло в попытке задушить стон и старое – из прошлых лет, когда Гарри был еще совсем ребенком и с триумфом покидал Тайную Комнату – желание схватить, удостовериться, что мальчик в порядке…
Гарри стремительно следует за ланью, уверенный, что, когда она остановится, он сможет приблизиться к ней, и она заговорит, и он услышит, наконец, все, что должен был знать…
Так и представляю эту сцену: нежное серебристое невесомое существо замирает на месте, Гарри медленно подходит к нему, тянет руку, чтобы погладить нежную мордочку:
- Чьим Патронусом может быть эта прекрасная лань? – вопрошает подросток, и чудесное сказочное создание с прекрасными глазами трепетно поворачивает к нему свою голову, и…
- ПОТТЕР, НЕМЕДЛЕННО УБЕРИ СВОИ ГРЯЗНЫЕ РУКИ, ИНАЧЕ ГРИФФИНДОР ЛИШИТСЯ --!
- Снейпа, – в ужасе бормочет Гарри, не стремясь вылезать из сугроба, куда крайне предусмотрительно упал в страхе.
Гарри и лань все дальше углубляются в лес – видимо, к тому моменту, как лань наконец останавливается и поворачивает свою голову к Гарри, а он бросается к ней, уже готовый задавать вопросы, ее замечает Рон. Он видит и Гарри, бегущего за ней следом, но прежде, чем он успевает дать о себе знать, или Гарри что-либо делает, лань исчезает.
Подросток оказывается погруженным в непроглядную тьму, полностью дезориентированный и испуганный. Лань значила безопасность. Теперь, когда она пропала, Гарри находится на грани паники. Он зажигает Люмос. Он вертится на месте, стараясь осветить палочкой как можно больше пространства вокруг, напряженный до предела, ослепленный отпечатком света лани на сетчатке глаз, и никак не может понять – воображает ли он себе, что кто-то наблюдает за ним, или так и есть на самом деле?
Что ж, подобные ощущения не подводили его с самого детства – почему бы им вдруг подвести Гарри сейчас? Во-первых, неподалеку явно замер Рон, не менее дезориентированный, а еще – прекрасно отдающий себе отчет в том, что, стоит ему сейчас шевельнуться, Гарри немедленно пальнет в него заклинанием. И не факт, что с перепугу выберет самое безобидное.
Во-вторых, чуть позже тот же Рон отметит: «Мне правда кажется, я видел, как что-то двигалось там», – и укажет на два близко растущих дерева в нескольких ярдах от того места, где стоит Гарри. Точка выбрана идеально, чтобы видеть, но не быть замеченным – между дубами есть лишь несколько дюймов как раз на уровне глаз. А на земле как по волшебству отсутствует снег. Никаких следов. И очень полезная черная дорожная мантия.
Снейп действительно продумал все до мелочей – возможно, сразу наложив дезиллюминационные чары, как уже не раз делал в особо сложные моменты Игры, едва оказался на заранее расчищенном месте. И, возможно, заранее свел вместе два дуба.
Разумеется, он остается смотреть, к чему приведет его блестящая задумка с ланью. Должен же кто-нибудь остаться – на случай, если Гарри ничего не заметит. Тогда чудесная трепетная лань появится снова и голосом крайне взбешенного профессора сэра Зельеварения провозгласит нечто вроде: «Меч – подо льдом, ты, самонадеянный лентяй и безнадежный тугодум. Постарайся не сдохнуть, я не собираюсь лезть за тобой в ледяную воду».
Однако все оказывается не настолько плохо – в конце концов Гарри замечает, как что-то блестит в темноте, отражая свет его палочки – озеро, покрытое толстым слоем льда, под которым виднеется большой серебряный крест рукояти.
Едва не захлебнувшись собственным сердцем, Гарри падает на колени и принимается вертеть палочкой, чтобы лучше рассмотреть… подо льдом полыхают красным рубины, и Гарри шокировано замирает. Меч Гриффиндора лежит на дне озера в Богом забытом лесу.
Мигом отметя версию о том, что должен быть кто-то, кто положил сюда меч, и, если он сделал это именно потому, что неподалеку находились Гарри и Гермиона, где это человек и почему прячется, а вместо этого решив, что некая неведомая магия привела Гермиону именно в этот лес, где просто так лежит меч, а также то, что лань была хранителем озера и вдруг решила показать свое сокровище Гарри, он расслабляется, перестав выискивать врагов в окружающей тьме, и вновь сосредотачивается на озере.
- Акцио, меч, – шепчет он.
Разумеется, меч не двигается с места. Гарри думает.
- Помогите, – бормочет он и с надеждой косится на меч, явивший себя ему в последний раз именно в миг, когда он нуждался в помощи, однако меч продолжает игнорировать парня.
Гарри принимается курсировать по кругу, не открывая глаз от меча. Мне мельком вспоминается Дамблдор, который в минуты глубокой задумчивости тоже имел обыкновение прогуливаться туда-сюда по своему кабинету.
Что сказал Дамблдор, – мысленно спрашивает себя Гарри, – в последний раз, когда я достал меч?
«Только настоящий гриффиндорец мог достать его из шляпы», – тут же мысленно цитирует Гарри, не особо задумываясь. Дамблдор на Небе, небось, плачет от умиления.
А какие качества определяют гриффиндорца? – еще вдумчивее мысленно спрашивает себя Гарри.
«Быть может, вас ждет Гриффиндор, славный тем, что учатся в нем храбрецы. Сердца их отваги и силы полны, к тому ж, благородны они», – грустно думает Гарри.
В скобках замечу, что превосходная память Гарри, конечно, не миф, однако в данных конкретных двух случаях роль сыграли скорее условия, в которых произошло запоминание – огромный адреналиновый выброс перед разговором с Дамблдором в конце Игры-2, а также ильная боль в шраме при встрече глазами с затылком Квиррелла в Игре-1 после церемонии Распределения, крайне адреналиновой для первокурсника Гарри.
Который в данную минуту останавливается и с крайне несчастным выражением лица оглядывает озеро. Он вновь оглядывается по сторонам – скорее, чтобы оттянуть неприятный момент признания того, что он знает, что ему нужно делать, чем чтобы удостовериться, что на него не нападут.
Дрожащими руками Гарри принимается снимать все свои свитера.
Мне очень нравится, как подросток, стуча челюстью в тон мыслям, саркастично спрашивает себя, в чем тут храбрость, отвага и благородство – и тут же шутит сам с собой: возможно, за благородство засчитывается то, что он не просит Гермиону сделать это за него? Слышал бы Снейп, полагаю, расперся бы от абсолютного удовлетворения – отомстил так отомстил. За все годы. И на многие годы вперед. Шучу, конечно.
Пока Гарри раздевается, где-то ухает сова – возможно, поближе к нему подбирается Рон, решивший, что сейчас не лучшее время показываться другу на глаза. Дрожа с головы до босых пят, Гарри кладет мешочек Хагрида и палочку Гермионы на самый верх горки одежды, предварительно указав палочкой на лед и дождавшись, пока тот с грохотом треснет.
С секунду поразмыслив над тем, что откладывание задания не сделает его легче, а воду теплее, Гарри задерживает дыхание и прыгает. Разумеется, поразмыслить над тем, что именно такой подход к делу, скорее всего, и считается храбростью, отвагой и благородством, парень не успевает, а ведь это очень важно в контексте Большой Игры – и всей жизни, если быть откровенной.
Если очень долго делать вид, что ничего не боишься, храбрость может стать полезной привычкой, второй кожей, основным правилом (душевной) гигиены – чем-то вроде манеры спать с открытым окном или принимать контрастный душ. А поскольку храбрость – это когда боишься, но делаешь, все это очень-очень верно. В конце концов получается вполне себе Человек – иными словами, способность делать то, что не хочется, без чего ничего человеческого не существует. Да и что такое боязнь холода, в конце концов, когда на кону стоят жизни людей и существование мира? Для Гарри – действительно ничто. И я раньше никогда не думала, что бывает как-то по-другому. Однако теперь знаю: бывает. И вот в контексте именно этого то, что Гарри таки померз, и есть храбрость, отвага и благородство.
Это невыносимо горячо и холодно одновременно, у Гарри напрочь перехватывает дыхание, а глаза, кажется, вылезают из орбит. Гарри кое-как нащупывает эфес меча ногами, не желая нырять дважды. Барахтаясь, чертыхаясь и задыхаясь, он набирает полные легкие воздуха и ныряет.
Ему кажется, его мозг скоро выдавится через макушку маленьким смерзшимся куском. Каждая клетка тела вопит в агонии. На чистом инстинкте, не понимая, где он и кто он, Гарри проталкивается вниз сквозь черную ледяную воду, нашаривает эфес и тянет к себе меч, желая только одного – вылезти на поверхность как можно быстрее.
А затем что-то сжимается на его шее. Гарри в панике цепляется за то, что посчитал водорослями, и обнаруживает, что медальон Слизерина сжимает цепочку вокруг его глотки. Мальчик дергается в сторону поверхности, но лишь дальше уплывает под лед. Он отпускает меч, обеими руками пытаясь ослабить сильнее затягивающийся узел на шее, глотая воду и задыхаясь, но ничего не выходит. Заледеневшие пальцы не слушаются. Перед глазами Гарри плывут маленькие белые огонечки, и он в отчаянии бьет лед. Наверное, это одна из самых страшных ситуаций в его жизни – кругом черные ледяные воды, он почти ничего не видит, ничего не может сделать, хочет вдохнуть, но не может – какая глупая смерть… вода, кругом вода…
Что ж… кто ж знал, что этот идиот полез в озеро, не додумавшись снять с себя чертов медальон? Хотя у меня имеется стойкое подозрение, что Дамблдор, зная свою стоеросовую дубину лучше, чем гимн Хогвартса, все-таки мог догадываться о такой вероятности. Гарри с медальоном в буквальном смысле сроднился душой – ему даже в голову не пришло обратить на него внимание.
Тем лучше – ибо сей факт в сочетании с тем, что Дамблдор, уверена, приказал Снейпу ждать до крайнего момента и ничего не предпринимать, приводит к тому, что в прорубь за Гарри бросается Рон, на ходу избавившись от огромного рюкзака, но не дав себе времени снять даже куртку.
Однако, видимо, Рон опережает Снейпа на долю секунды: «Я думаю, я видел, как что-то там двигалось, – скажет Рон немного позже, указывая на Те Самые Деревья, – но я бежал к озеру, потому что ты нырнул и не выплыл, поэтому я не собирался менять маршрут, чтобы посмот–»
Неужели Снейп не сокрыл себя дезиллюминационными чарами, прекрасно зная, что и Гарри, и Рон могут его увидеть? Не думаю. Либо в ту секунду, как Рон понесся к озеру, он их снял, готовясь нестись туда же, либо он, заметив Рона, навел их на себя обратно, либо задел что-то, дернувшись к Гарри, а затем опять нырнул за дерево, ибо увидел Рона.
В любом случае – не вынесло сердце профессора сэра Зельеварения, ох, не вынесло – и для меня этот его жест едва ли не трогательнее того, как он дернулся было в сторону только что вернувшейся из больницы Макгонагалл в Финале Игры-5. Правда. И я почти готова забыть и простить ему зубы Гермионы.
Обхватив Гарри двумя руками (Гарри драматично думает, что руки принадлежат смерти, которая наконец пришла забрать его), Рон вытаскивает друга на поверхность, затем снова бросается в воду, хватает меч и рубит цепочку крестража, впившуюся Гарри в плоть. Кажется, на пару мгновений Гарри теряет сознание, потому что помнит лишь себя в воде – а затем лицом в снегу. Он ничего не понимает, у него не хватает сил ни на что – Гарри с трудом ощупывает шею замерзшей рукой и бессильно замирает, кашляя и сдерживая рвоту.
Чей-то кашель доносится до него сверху. А затем Гарри слышит:
- Ты – с ума – сошел?!
На чистом шоке, шатаясь и трясясь, Гарри поднимается на ноги и протирает глаза. Напротив него, держа медальон в одной руке, а меч – в другой, стоит насквозь мокрый Рон.
- Какого черта, – орет он, потрясая медальоном в сторону друга, – ты не снял с себя эту штуку, прежде чем прыгнуть?
Гарри ничего не отвечает. Серебряная лень кажется ему теперь ничем – ничем – в сравнении с возвращением Рона. Он не может в это поверить. Бросившись к одежде, Гарри принимается одеваться. Натягивая свитер за свитером, он не спускает с друга глаз, ожидая, что тот исчезнет с минуты на минуты, просто растворившись в воздухе. Гарри пялится до тех пор, пока наконец не выдавливает из себя:
- Это был т-ты?
- Ну, да, – Рон выглядит смущенным.
- Т-ты наколдовал ту лань?
- Что? Нет, конечно, нет! Я думал, это сделал ты.
- Мой Патронус – олень.
- О, да. Мне показалось, он другой. Без рогов.
Гарри поднимает палочку, вешает на шею мешочек Хагрида, выпрямляется и вновь смотрит на Рона. Тот все еще не исчез.
- Как вышло, что ты здесь?
Очевидно, Рон наделся, что этот вопрос возникнет последним, если вообще возникнет.
- Ну, я, знаешь – вернулся. Если --, – он прочищает горло. – Ну, знаешь. Если я вам все еще нужен.
Возникает пауза. Кажется, все детали их расставания мигом встают стеной между Роном и Гарри. Гарри думает: несмотря ни на что, Рон здесь. Он все-таки вернулся. Он только что спас его жизнь.
А мне вдобавок думается: ведь и Рон проявляет отвагу и храбрость. И я вовсе не про озеро говорю. Подумать только: этот парень сутками искал друзей, чтобы вернуться к ним – как он представлял себе эту встречу? что чувствовал? я бы на его месте умирала от страха – посмотреть в глаза тем, кого бросил – так…
Гарри не привык изрекать что-нибудь длинное и патетичное в таких случаях. То, что он не говорит ничего, означает, что он уже сказал все.
После краткого выяснения обстоятельств, при которых Рон последовал за Гарри к озеру, а также безрезультативного вояжа Гарри к Тем Самым Деревьям, на которые указал Рон, отметив, что, кажется, видел что-то за ними (Снейп, видимо, задержал дыхание, когда Гарри приблизился и осмотрел дубы), подростки вновь смотрят на меч, который Рон до сих пор неуклюже держит в руке. Медальон в другой его руке подергивается, чуя опасность.
- Ты думаешь, меч настоящий? – спрашивает Рон.
- Один способ узнать это, так?
Гарри оглядывается по сторонам.
- Пойдем сюда, – он указывает на плоский камень под небольшой смоковницей.
Времени для долгих рассуждений нет. Нужно покончить с крестражем раз и навсегда. Гарри протягивает руку за медальоном и кладет его на камень. Однако, когда Рон подает ему и меч, Гарри качает головой.
- Нет, ты должен это сделать.
- Я? – Рон выглядит абсолютно потрясенным. – Почему?
- Потому что ты вытащил меч из озера. Я думаю, это должен быть ты.
Инстинкты Гарри уверены в этом так же, как часом ранее были уверены в лани. Если Дамблдор чему его и научил, так это как раз тому, что существует абсолютно особая, неуловимая магия определенных действий. И это тоже – Большая Игра. Возможно, как и Том, Гарри склонен к тому, чтобы совершать ряд чисто символичных действий и драматизировать некоторые события, но, в отличие от Тома, он воспитан очень правильно, а потому и выходит у него очень верно.
Не он вытащил меч. Его вытащил еще один настоящий гриффиндорец, король (согласно известной песенке) – Рон. И, возможно, урок о храбрости, отваге и благородстве этой ночью был преподан не только – и не столько – Гарри. С этой точки зрения весьма, между прочим, символично, что все последующее действо будет вершиться именно под смоковницей. Дерево Бо (Бодхи), Фиговое дерево, Древо небес – один из ярчайших символов понимания природы Добра и Зла.
Я уверена, что существует определенная система – система, которая связывает каждый крестраж и того, кому впоследствии предназначается уничтожить его. Я полагаю, эта система тоже относится к высшей магии и реализуется согласно ее неясным нам законам, однако я думаю, что Дамблдор вполне о ней знал – как знал и то, что медальон уничтожит именно Рон. Более того, он немало тому способствовал, устроив все именно так, а не иначе, запретив Снейпу вмешиваться до последнего, но сподвигнув его действовать именно в это время.
Рон ушел не потому, что он слаб и бесхарактерен, но потому, что медальон, пытаясь отвести угрозу, заставил его уйти. Все проблемы Рона начались именно после того, как ребята добыли медальон – его расщепило, именно на него ношение крестража оказывало самое разрушительное влияние, усугубляя его страхи и комплексы до предела. Даже больше – то, о чем думает и Гарри в этот миг – без помощи Рона ему не удалось бы достать единственное оружие против медальона. Возможно, именно потому Рон и смог достать меч, что ему нужно было уничтожить крестраж, поставивший его в позицию крайней жертвы и заставивший его жить с этим выбором (хорошо, что Дамблдор, предусмотревший это, в буквальном смысле подарил Рону Свет – что тоже символично, как бы мне ни хотелось избежать этого слова).
На полях кратенько приведу аргументы в пользу теории: дневник уничтожил Гарри. Сам Том из дневника признавался, что завладел Джинни, чтобы добраться до Гарри. Что вообще-то весьма странно – Слизерин создал Василиска, чтобы избавить школу от магглорожденных, Том решил завершить дело предка, а в итоге веками выстраиваемый план уехал совершенно в другую степь и рухнул безо всякой видимой причины? Нет, это крестраж почувствовал в Гарри угрозу и попытался уничтожить мальчика первым.
Далее – кольцо. Дамблдор попытался уничтожить тот единственный крестраж, у которого шансов уничтожить его самого было больше, чем у других. Никакая иная реликвия с куском души Тома в ней не подвергла Дамблдора такой опасности, как кольцо, по случайности являвшееся не только крестражем, но и тем Даром Смерти, который более остальных привлекал Директора.
Причем Рон все это очень хорошо чувствует:
- Я не могу, Гарри, я серьезно – ты сделай это –
- Но почему?
- Потому что эта штука плохо на меня влияет! – Рон пятится. – Я не могу с ней справиться <…>, она влияет на меня хуже, чем на вас с Гермионой <…>, я не могу этого объяснить <…>, я не могу это сделать, Гарри!
Он трясет головой, тяжело дыша и отступая назад.
- Тогда почему ты здесь? – жестко спрашивает Гарри. – Зачем ты вернулся?
Рон останавливается. Он растерянно, загнанно смотрит другу в глаза, но Гарри не отводит взгляд.
- Ты можешь сделать это, – говорит он, – можешь! Ты только что достал меч, я знаю, это ты должен его использовать. Пожалуйста, просто избавься от крестража, Рон.
Кажется, все это вместе немного приводит Рона в чувство. Сглотнув, он подходит обратно к камню и принимается быть настоящим Человеком и гриффиндорцем – то есть делать то, чего боится и не хочет.
- Скажи, когда, – хрипит он.
- На счет три, – говорит Гарри.
Минутой ранее, обговаривая план («Я его открою, а ты бей»), Гарри озвучил ответ, как открыть медальон, прежде, чем смог о нем подумать, будто всегда знал. Его обостренные за прошедшие бессонные ночи и испытания инстинкты ясно знали: ему поможет змеиный язык.
Медальон дрожит и мечется, как пойманный в ловушку таракан. Гарри, добрый мальчик, почти готов его пожалеть – если бы не красная полоса вокруг шеи парня, до сих пор горящая огнем.
- Раз… два… три… откройся.
Последнее слово Гарри не произносит, а шипит, и створки медальона широко распахиваются, являя миру темные глаза Тома Реддла.
- Бей, – говорит Гарри, крепко держа створки.
Строго говоря, если задача уничтожения крестража состояла в том, чтобы уничтожить его носитель, наверное, медальон открывать было не обязательно. По крайней мере, в том, что Гарри его открыл, точно нет ничего хорошего – едва Рон заносит над головой трясущийся меч, медальон обращается к нему.
А затем перед Роном вырастают его худшие страхи – Гарри и Гермиона, полыхая красными глазами, говорят ему гадости, унижают и издеваются. Рон не может отвести взгляд от фигур друзей, вышедших из обоих зеркал медальона, и его глаза в какой-то момент тоже полыхают красным. Это ужасная сцена. Гарри выпускает створки медальона из рук, потому что он раскаляется и жжет кожу, и кричит, чтобы Рон действовал, пытаясь привести друга в чувства, но Рон, будто загипнотизированный, слушает и смотрит на лже-друзей, безвольно опустив меч. Он поднимает его с безмерной болью на лице в тот момент, когда лже-Гермиона принимается дико целовать лже-Гарри.
- Давай, Рон! – орет Гарри в который раз.
Рон смотрит в его сторону, и Гарри пугается, увидев в его глазах красный проблеск.
- Рон?
Он размахивается. Гарри бросается в сторону. Что-то звякает, и раздается дикий протяжный вой. Выхватив палочку и развернувшись, готовясь защищаться, Гарри понимает, что все кончилось – их с Гермионой фигуры исчезли, разломанные останки медальона, обе створки которого Рон проткнул мечом, слегка дымятся, а сам Рон держит меч в обмякшей руке, тяжело дыша. Его глаза вновь становятся голубыми. И мокрыми.
Не зная, что делать и что говорить, Гарри медленно подходит к нему и берет крестраж, притворяясь, будто не видит слез.
Но меч громко звякает, когда Рон роняет его и валится на колени следом, пряча голову в ладони. Его трясет, и Гарри, умный мальчик, догадывается, что это не от холода. Гарри аккуратно присаживается рядом и кладет руку на плечи друга. Честное слово, суровая мужская дружба иногда слишком сурова для меня.
- Когда ты ушел, – тихо говорит Гарри, – она плакала целую неделю. Может, и дольше, только не хотела, чтобы я видел. Было много ночей, когда никто из нас даже не разговаривал друг с другом. Без тебя…
Гарри не может закончить. Он рад тому, что Рон на него не смотрит. Только сейчас, вновь видя друга перед собой, Гарри понимает, сколь многого ему стоило его отсутствие на самом деле.
- Она мне как сестра, – продолжает Гарри. – Я люблю ее, как сестру, и уверен, она чувствует то же ко мне. Так всегда было. Я думал, ты знаешь.
Рон не отвечает, но отворачивается и с шумом вытирает нос о рукав. Гарри поднимается на ноги, прогуливается к лесу на несколько ярдов, подбирает брошенный Роном рюкзак и возвращается к другу. Рон почти приходит в себя.
- Мне жаль, – сдавленно произносит он. – Мне жаль, что я ушел. Я знаю, я был – я был –
Он оглядывается в поисках подходящего слова в окружающей темноте.
- Ты, вроде как, за все отплатил этой ночью, – говорит Гарри. – Достал меч. Прикончил крестраж. Спас мне жизнь.
- Звучит гораздо круче, чем было, – бормочет Рон.
- Такие вещи всегда звучат круче, чем они были на самом деле, – возражает Гарри. – И я годами пытался сказать тебе это. – «Нечему завидовать, дубина».
Рон хмыкает.
Спустя мгновение друзья уже обнимаются.
Так вышло, что из всех троих Рон всегда вызывал во мне наименьшую симпатию. Я никогда не воспринимала его прежде, как наиважнейшего человека в жизни трио, подобно близнецам, относясь к нему, как к совершенно обычной части повседневного существования. Но именно в этом эпизоде до меня наконец дошло, что Гарри бы просто не справился без него со всем, что на него свалилось, как не справился бы без Гермионы.
Рон был одним из первых в жизни Гарри, кто отнесся к нему по-человечески, он всегда дарил ему самое необходимое – заботу, семью и свою дружбу. У них масса общих интересов, он научил Гарри играть в шахматы, всегда радовался, когда Гарри приезжал погостить, он разделял все его заботы и проблемы, относясь к ним, как к своим. Он был для Гарри настоящим проводником в волшебный мир, он всегда оставался с Гарри – хотя любой мог бы задуматься об опасности дружбы с мальчиком-который-притягивает-опасности-даже-к-сестрам-их-друзей.
Он простил все истерики Гарри на пятом курсе и послал Перси (родного-на-минуточку-брата!) с его предложениями отказаться от Гарри. Он не раз спасал другу жизнь, доказывая, что тоже умеет отлично соображать в критических ситуациях. И я никогда не забуду, как он встал на поломанную ногу в Визжащей хижине в возрасте 14 лет и громогласно объявил серийному маньяку-убийце Сириусу, что, если тот хочет добраться до Гарри, ему придется иметь дело лично с ним, Роном. Наконец, он не оставил Гарри, когда тот отправился искать крестражи. И в Министерстве в битве с Пожирателями годом ранее – тоже.
Да, у них с Гарри было несколько больших конфликтов, но в обоих случаях (в Игре-4 и сейчас) Рона можно понять. Когда до него дошло, что выбор Кубка Огня – реальная угроза жизни Гарри, он вернулся, чтобы помогать другу буквально во всем. На его уход из палатки повлиял ряд уже тысячу раз упомянутых факторов, кроме прочего, это действительно война Гарри – только у него на руках изначально были и сведения, и понимание тяжести предстоящего пути.
Да, Рон мог с Гарри просто никуда не идти, понимая, что будет трудно… но следует признать: это звучит бредово. Рон не мог не пойти. Он остался рядом, но дал слабину, что мог бы сделать любой на его месте. Он никогда не был к такому готов – никто и никогда не смог бы быть готовым – но он действительно старался не подвести своих лучших друзей.
Возможно, по сравнению с Гермионой он и является неудачником во многих вещах, но он точно не является хуже Гарри, и он совершенно точно является хорошим гриффиндорцем – взять хотя бы эту схватку с собственными демонами, которых выпустил медальон. Крестраж не был сильнее Рона в конечном итоге. Рон его победил, и это великий подвиг – победить все свои страхи.
Возможно, именно в тот миг, когда ребята обнимаются, Рон наконец по-настоящему взрослеет. Ведь взросление – это не то, что позволяет оставить позади уязвимость или преуменьшать сложность эмоций, когда их нельзя подогнать под сценарий нового тебя. Взросление – это возможность осознать, что теперь ты достаточно силен, чтобы принять то, кем ты был и кто ты есть сейчас, понять, что ты не уверен, кем станешь в будущем. Это лишнее подтверждение тому, что все мы – просто кучка прекрасных катастроф, и это нормально.
Рон – самая очаровательная кучка в жизни Гарри. Со всеми взлетами и падениями, которые лишь укрепляли их дружбу. Он умеет обращаться со всем этим очень сложным, живым механизмом (вроде цветка на окне), все время поливая, переставляя на солнце, отщипывая желтые листочки, чтобы он не завял. Если дружбы нет, если душа пустая, так не сделать – ни в озеро за Гарри не прыгнуть, ни против маньяка за него не встать, ни истерики с театральными уходами Гарри не закатить.
Конечно, он делал глупости. Но, в конце концов, всякому нужно дать право на страх и на сомнения. Да, проступок простить нельзя, но и ставить крест на человеке (!) недопустимо. Смотря, конечно, какой проступок. То, что сделал Рон – проступок низкого калибра. Вот глупости он совершал во внушительных количествах, да. Подлости – никогда. Только это идет в счет. У каждого из нас внутри есть что-то, что шепчет нам нехорошие вещи. Что наиболее важно, так это то, что мы выбираем – слушать или нет, повиноваться этому голосу или нет. Такие мы и есть на самом деле.
Рон Уизли на самом деле – это верность, которая не застрахована от сомнений. Он такой же неидеальный, как и Гарри, и Гермиона. Но парадокс в том, что неидеальные люди как раз и создают идеальные команды. Гарри и Гермиона без него бы не справились. С ним им в одночасье становится легче.
Если и есть в Большой Игре какая-то фундаментальная, основная, материковая истина, то вот она: Игра определяет то, что Игроки в ней делают. Друг для друга они все и есть среда Игры, «продукты» своей среды.
По-иному: в краткосрочной перспективе Игра определяет Игроков. Но в итоге именно они, Игроки, определяют Игру.
У момента невозврата точки нет – Рон в ту ночь доказывает это внятно – следовательно, нужно делать все, что возможно, для соблюдения благоприятных условий развития Большой Игры. Строить отношения, решать споры, просить прощения, признавать свои ошибки, искупать вину, быть храбрыми и благородными – и так далее. Может быть, все это, проделанное каждым, когда-нибудь приблизит возможность того самого общего блага.
Чуть позже я обязательно остановлюсь на этом подробнее, но пока лишь уточню пример: да, большому морю было все равно, куда поплыла маленькая рыбка Рон. Однако маленькая рыбка Рон, приняв решение бороться ради своих близких, полностью изменила всю структуру основы большого моря Игры. Иными словами, если бы он не вернулся, у Гарри бы ничего не вышло. Вообще, я имею ввиду.
- А теперь, – бодро заявляет Гарри, когда объятия распадаются, – все, что нам осталось – это найти палатку.
Однако задача не оказывается трудной – ребята тратят удивительно мало времени, чтобы ворваться в палатку и приняться будить Гермиону. Гарри списывает это на общество Рона, которое в тысячу раз приятнее ему, чем общество лани, за которой он так долго следовал от палатки. Возможно, так оно и есть. А может, Снейп вел Гарри к озеру несколько замысловатым маршрутом – чтобы Рон успел увидеть друга.
Кстати, о Снейпе. Уж не знаю, проследил ли он, чтобы ребята вернулись в палатку, однако сцену уничтожения медальона он явно наблюдал до конца – никто в мире не убедит меня в том, что, удостоверившись, что Гарри не задохнулся под водой и получил меч, который способен уничтожить штуку, которая душила парня, Снейп тихонько убрался восвояси.
Нет, он досмотрел сцену уничтожения крестража до конца – и, если верить в тот маразм на палочке, который он выдаст в качестве воспоминания о том, что предшествовало опусканию меча в озеро, возвращается в замок и начинает задавать Директору вопросы, от которых ему, Директору, потом будет больно целый месяц.
Ибо из воспоминания получается, что Дамблдор отказывался объяснить Снейпу про меч – это что, выходит, что Снейп не знал о крестражах? Или не знал, как их уничтожить? Но у него было достаточно информации, чтобы сложить два и два, как минимум с Игры-5! А выходит, будто он вообще был минимально вовлечен в детали мироспасательной операции. Но, если так, откуда у него родился этот блестящий план с озером? Ведь он, получается, понятия не имел, при каких именно обстоятельствах Гарри добыл меч в прошлый раз. Так откуда это «У меня есть план»?
В общем, как ни крути, а воспоминание имеет массу поддельных моментов. Если принять за факт, что Дамблдор Снейпу ничего пояснять не стал, следует поверить, что Директор действительно в легком маразме – в чем смысл, ничего не рассказывая Снейпу, отправлять его на задание, из которого он точно вынесет все, о чем ему не рассказали? Дамблдор давно в скандалах не участвовал?
На мой взгляд, как я уже объясняла, воспоминание подделано именно с целью сокрытия уровня доступа Снейпа к Игре, а вместе с этим – и значительного куска Игры в целом, который Гарри ни к чему видеть в тот момент, когда он станет просматривать воспоминание в самом Финале. Возникла бы масса ненужных вопросов, да и образ Снейпа, совсем как Гарри страдающего от вечного молчания и секретов Дамблдора, сильно бы смазался.
Как оно было на самом деле, я уже примерно нарисовала углем на салфетке. К тому могу добавить лишь, что Снейп, по всей видимости, действительно получил приказ держаться подальше от крестражей («А ничего, что один из них я наблюдал сутками напролет шесть лет подряд?!» – «Это другое, мальчик мой…») вместе с основной информацией о них в рамках плана Игры.
Второе – как раз чтобы скандала не было (ну, по крайней мере, масштабного). Первое – исключительно ради безопасности. Мы видели, как колбасило Рона, у которого не такие уж серьезные проблемы. Мы представляем, как тряхануло Дамблдора при встрече с кольцом. Как взаимодействовал бы любой крестраж (кроме трех живых) со Снейпом, у которого, ко всему, еще и Метка имеется – неизвестно, и, я полагаю, Дамблдор считает мудрым не узнавать и не экспериментировать. Еще одна причина, между прочим, по которой Снейп ждал до последнего, кусая все свои части тела, пока Гарри задыхался в озере – у него был приказ не приближаться к крестражу.
Ну, а после удачного окончания операции он, вестимо, возвращается в замок, где за ведерочком бренди рассказывает Дамблдору, как все прошло, и они, довольные собой, друг другом и Гарри (Снейп – тайно), уходят на боковую. Или слушают перед сном прямую трансляцию Финеаса о происходящем в палатке жарком примирении подростков. Да, скорее так. Должен же был Дамблдор следить, не ушел ли кто опять, не убила ли кого Гермиона, по сравнению с которой все крестражи Тома – жалкие игрушки, когда она в гневе.
Гарри приходится воздвигнуть мощную стену Щитовых чар, чтобы Гермиона перестала бить Рона, а также основательно заговорить ей зубы, чтобы она перестала кричать фальцетом, который вскоре могли бы слышать только летучие мыши, но в итоге она, тесно скрестив руки и ноги, выслушивает повинные рассказы Рона о том, как он пытался вернуться, заодно узнав, что про Гарри говорят повсюду в прессе, о егерях, чудесных свойствах Деллюминатора, действующего, очевидно, по принципу «Где сокровище ваше, там будет и сердце ваше», а также – все с более открытым ртом и менее сердитым выражением лица – о лани, озере, мече и крестраже.
Пока Гермиона обследует уничтоженный медальон, Гарри забирает у Рона палочку, которую он выхватил у схвативших его осенью егерей, и коротко успевает ему сообщить, что его собственная палочка сломана. Затем Гермиона поднимается на ноги (парни опасливо замолкают), укладывает медальон в свою сумочку и без единого слова забирается в постель, повернувшись к друзьям спиной.
- Лучшее, на что можешь надеяться, я думаю, – бормочет Гарри Рону.
- Ага, – шепчет Рон. – Могло быть и хуже. Помнишь тех птичек?
- Я все еще не исключаю их, – сурово произносит Гермиона, и парни улыбаются.
Конечно. Куда ей против Мужской Солидарности. Все уже решено, и Рон, ухмыляющийся в процессе доставания пижамы из рюкзака, прекрасно это понимает.
Совсем недавно было Рождество. Коренной перелом в Игре Года. Символично. Ведь в чем великая суть христианства? Посмотрите на Дамблдора, о котором ребята читали в книге Риты, посмотрите на вернувшегося Рона, взгляните на Снейпа, успешно провернувшего такую большую и сложную операцию. У каждого грешника есть шанс на спасение. Он тебя не судит. Понимая, какая на тебя возложена ответственность (быть Человеком), Он дает тебе уникальный шанс (а бывает, и не один) исправиться. Он говорит тебе: «Я верю, что ты можешь исправиться, мое сердце к тебе открыто». И это очень здорово, на самом деле. Невероятная возможность осознать и исправить ошибку, вынести урок и стать лучше – что может быть увлекательнее?
Но вот, если ты всего этого не сделал… что ж. Это твой выбор. По-моему, как говаривал Винни Пух, так.
- Один способ узнать это, так?
Гарри оглядывается по сторонам.
- Пойдем сюда, – он указывает на плоский камень под небольшой смоковницей.
Времени для долгих рассуждений нет. Нужно покончить с крестражем раз и навсегда. Гарри протягивает руку за медальоном и кладет его на камень. Однако, когда Рон подает ему и меч, Гарри качает головой.
- Нет, ты должен это сделать.
- Я? – Рон выглядит абсолютно потрясенным. – Почему?
- Потому что ты вытащил меч из озера. Я думаю, это должен быть ты.
Инстинкты Гарри уверены в этом так же, как часом ранее были уверены в лани. Если Дамблдор чему его и научил, так это как раз тому, что существует абсолютно особая, неуловимая магия определенных действий. И это тоже – Большая Игра. Возможно, как и Том, Гарри склонен к тому, чтобы совершать ряд чисто символичных действий и драматизировать некоторые события, но, в отличие от Тома, он воспитан очень правильно, а потому и выходит у него очень верно.
Не он вытащил меч. Его вытащил еще один настоящий гриффиндорец, король (согласно известной песенке) – Рон. И, возможно, урок о храбрости, отваге и благородстве этой ночью был преподан не только – и не столько – Гарри. С этой точки зрения весьма, между прочим, символично, что все последующее действо будет вершиться именно под смоковницей. Дерево Бо (Бодхи), Фиговое дерево, Древо небес – один из ярчайших символов понимания природы Добра и Зла.
Я уверена, что существует определенная система – система, которая связывает каждый крестраж и того, кому впоследствии предназначается уничтожить его. Я полагаю, эта система тоже относится к высшей магии и реализуется согласно ее неясным нам законам, однако я думаю, что Дамблдор вполне о ней знал – как знал и то, что медальон уничтожит именно Рон. Более того, он немало тому способствовал, устроив все именно так, а не иначе, запретив Снейпу вмешиваться до последнего, но сподвигнув его действовать именно в это время.
Рон ушел не потому, что он слаб и бесхарактерен, но потому, что медальон, пытаясь отвести угрозу, заставил его уйти. Все проблемы Рона начались именно после того, как ребята добыли медальон – его расщепило, именно на него ношение крестража оказывало самое разрушительное влияние, усугубляя его страхи и комплексы до предела. Даже больше – то, о чем думает и Гарри в этот миг – без помощи Рона ему не удалось бы достать единственное оружие против медальона. Возможно, именно потому Рон и смог достать меч, что ему нужно было уничтожить крестраж, поставивший его в позицию крайней жертвы и заставивший его жить с этим выбором (хорошо, что Дамблдор, предусмотревший это, в буквальном смысле подарил Рону Свет – что тоже символично, как бы мне ни хотелось избежать этого слова).
На полях кратенько приведу аргументы в пользу теории: дневник уничтожил Гарри. Сам Том из дневника признавался, что завладел Джинни, чтобы добраться до Гарри. Что вообще-то весьма странно – Слизерин создал Василиска, чтобы избавить школу от магглорожденных, Том решил завершить дело предка, а в итоге веками выстраиваемый план уехал совершенно в другую степь и рухнул безо всякой видимой причины? Нет, это крестраж почувствовал в Гарри угрозу и попытался уничтожить мальчика первым.
Далее – кольцо. Дамблдор попытался уничтожить тот единственный крестраж, у которого шансов уничтожить его самого было больше, чем у других. Никакая иная реликвия с куском души Тома в ней не подвергла Дамблдора такой опасности, как кольцо, по случайности являвшееся не только крестражем, но и тем Даром Смерти, который более остальных привлекал Директора.
Причем Рон все это очень хорошо чувствует:
- Я не могу, Гарри, я серьезно – ты сделай это –
- Но почему?
- Потому что эта штука плохо на меня влияет! – Рон пятится. – Я не могу с ней справиться <…>, она влияет на меня хуже, чем на вас с Гермионой <…>, я не могу этого объяснить <…>, я не могу это сделать, Гарри!
Он трясет головой, тяжело дыша и отступая назад.
- Тогда почему ты здесь? – жестко спрашивает Гарри. – Зачем ты вернулся?
Рон останавливается. Он растерянно, загнанно смотрит другу в глаза, но Гарри не отводит взгляд.
- Ты можешь сделать это, – говорит он, – можешь! Ты только что достал меч, я знаю, это ты должен его использовать. Пожалуйста, просто избавься от крестража, Рон.
Кажется, все это вместе немного приводит Рона в чувство. Сглотнув, он подходит обратно к камню и принимается быть настоящим Человеком и гриффиндорцем – то есть делать то, чего боится и не хочет.
- Скажи, когда, – хрипит он.
- На счет три, – говорит Гарри.
Минутой ранее, обговаривая план («Я его открою, а ты бей»), Гарри озвучил ответ, как открыть медальон, прежде, чем смог о нем подумать, будто всегда знал. Его обостренные за прошедшие бессонные ночи и испытания инстинкты ясно знали: ему поможет змеиный язык.
Медальон дрожит и мечется, как пойманный в ловушку таракан. Гарри, добрый мальчик, почти готов его пожалеть – если бы не красная полоса вокруг шеи парня, до сих пор горящая огнем.
- Раз… два… три… откройся.
Последнее слово Гарри не произносит, а шипит, и створки медальона широко распахиваются, являя миру темные глаза Тома Реддла.
- Бей, – говорит Гарри, крепко держа створки.
Строго говоря, если задача уничтожения крестража состояла в том, чтобы уничтожить его носитель, наверное, медальон открывать было не обязательно. По крайней мере, в том, что Гарри его открыл, точно нет ничего хорошего – едва Рон заносит над головой трясущийся меч, медальон обращается к нему.
А затем перед Роном вырастают его худшие страхи – Гарри и Гермиона, полыхая красными глазами, говорят ему гадости, унижают и издеваются. Рон не может отвести взгляд от фигур друзей, вышедших из обоих зеркал медальона, и его глаза в какой-то момент тоже полыхают красным. Это ужасная сцена. Гарри выпускает створки медальона из рук, потому что он раскаляется и жжет кожу, и кричит, чтобы Рон действовал, пытаясь привести друга в чувства, но Рон, будто загипнотизированный, слушает и смотрит на лже-друзей, безвольно опустив меч. Он поднимает его с безмерной болью на лице в тот момент, когда лже-Гермиона принимается дико целовать лже-Гарри.
- Давай, Рон! – орет Гарри в который раз.
Рон смотрит в его сторону, и Гарри пугается, увидев в его глазах красный проблеск.
- Рон?
Он размахивается. Гарри бросается в сторону. Что-то звякает, и раздается дикий протяжный вой. Выхватив палочку и развернувшись, готовясь защищаться, Гарри понимает, что все кончилось – их с Гермионой фигуры исчезли, разломанные останки медальона, обе створки которого Рон проткнул мечом, слегка дымятся, а сам Рон держит меч в обмякшей руке, тяжело дыша. Его глаза вновь становятся голубыми. И мокрыми.
Не зная, что делать и что говорить, Гарри медленно подходит к нему и берет крестраж, притворяясь, будто не видит слез.
Но меч громко звякает, когда Рон роняет его и валится на колени следом, пряча голову в ладони. Его трясет, и Гарри, умный мальчик, догадывается, что это не от холода. Гарри аккуратно присаживается рядом и кладет руку на плечи друга. Честное слово, суровая мужская дружба иногда слишком сурова для меня.
- Когда ты ушел, – тихо говорит Гарри, – она плакала целую неделю. Может, и дольше, только не хотела, чтобы я видел. Было много ночей, когда никто из нас даже не разговаривал друг с другом. Без тебя…
Гарри не может закончить. Он рад тому, что Рон на него не смотрит. Только сейчас, вновь видя друга перед собой, Гарри понимает, сколь многого ему стоило его отсутствие на самом деле.
- Она мне как сестра, – продолжает Гарри. – Я люблю ее, как сестру, и уверен, она чувствует то же ко мне. Так всегда было. Я думал, ты знаешь.
Рон не отвечает, но отворачивается и с шумом вытирает нос о рукав. Гарри поднимается на ноги, прогуливается к лесу на несколько ярдов, подбирает брошенный Роном рюкзак и возвращается к другу. Рон почти приходит в себя.
- Мне жаль, – сдавленно произносит он. – Мне жаль, что я ушел. Я знаю, я был – я был –
Он оглядывается в поисках подходящего слова в окружающей темноте.
- Ты, вроде как, за все отплатил этой ночью, – говорит Гарри. – Достал меч. Прикончил крестраж. Спас мне жизнь.
- Звучит гораздо круче, чем было, – бормочет Рон.
- Такие вещи всегда звучат круче, чем они были на самом деле, – возражает Гарри. – И я годами пытался сказать тебе это. – «Нечему завидовать, дубина».
Рон хмыкает.
Спустя мгновение друзья уже обнимаются.
Так вышло, что из всех троих Рон всегда вызывал во мне наименьшую симпатию. Я никогда не воспринимала его прежде, как наиважнейшего человека в жизни трио, подобно близнецам, относясь к нему, как к совершенно обычной части повседневного существования. Но именно в этом эпизоде до меня наконец дошло, что Гарри бы просто не справился без него со всем, что на него свалилось, как не справился бы без Гермионы.
Рон был одним из первых в жизни Гарри, кто отнесся к нему по-человечески, он всегда дарил ему самое необходимое – заботу, семью и свою дружбу. У них масса общих интересов, он научил Гарри играть в шахматы, всегда радовался, когда Гарри приезжал погостить, он разделял все его заботы и проблемы, относясь к ним, как к своим. Он был для Гарри настоящим проводником в волшебный мир, он всегда оставался с Гарри – хотя любой мог бы задуматься об опасности дружбы с мальчиком-который-притягивает-опасности-даже-к-сестрам-их-друзей.
Он простил все истерики Гарри на пятом курсе и послал Перси (родного-на-минуточку-брата!) с его предложениями отказаться от Гарри. Он не раз спасал другу жизнь, доказывая, что тоже умеет отлично соображать в критических ситуациях. И я никогда не забуду, как он встал на поломанную ногу в Визжащей хижине в возрасте 14 лет и громогласно объявил серийному маньяку-убийце Сириусу, что, если тот хочет добраться до Гарри, ему придется иметь дело лично с ним, Роном. Наконец, он не оставил Гарри, когда тот отправился искать крестражи. И в Министерстве в битве с Пожирателями годом ранее – тоже.
Да, у них с Гарри было несколько больших конфликтов, но в обоих случаях (в Игре-4 и сейчас) Рона можно понять. Когда до него дошло, что выбор Кубка Огня – реальная угроза жизни Гарри, он вернулся, чтобы помогать другу буквально во всем. На его уход из палатки повлиял ряд уже тысячу раз упомянутых факторов, кроме прочего, это действительно война Гарри – только у него на руках изначально были и сведения, и понимание тяжести предстоящего пути.
Да, Рон мог с Гарри просто никуда не идти, понимая, что будет трудно… но следует признать: это звучит бредово. Рон не мог не пойти. Он остался рядом, но дал слабину, что мог бы сделать любой на его месте. Он никогда не был к такому готов – никто и никогда не смог бы быть готовым – но он действительно старался не подвести своих лучших друзей.
Возможно, по сравнению с Гермионой он и является неудачником во многих вещах, но он точно не является хуже Гарри, и он совершенно точно является хорошим гриффиндорцем – взять хотя бы эту схватку с собственными демонами, которых выпустил медальон. Крестраж не был сильнее Рона в конечном итоге. Рон его победил, и это великий подвиг – победить все свои страхи.
Возможно, именно в тот миг, когда ребята обнимаются, Рон наконец по-настоящему взрослеет. Ведь взросление – это не то, что позволяет оставить позади уязвимость или преуменьшать сложность эмоций, когда их нельзя подогнать под сценарий нового тебя. Взросление – это возможность осознать, что теперь ты достаточно силен, чтобы принять то, кем ты был и кто ты есть сейчас, понять, что ты не уверен, кем станешь в будущем. Это лишнее подтверждение тому, что все мы – просто кучка прекрасных катастроф, и это нормально.
Рон – самая очаровательная кучка в жизни Гарри. Со всеми взлетами и падениями, которые лишь укрепляли их дружбу. Он умеет обращаться со всем этим очень сложным, живым механизмом (вроде цветка на окне), все время поливая, переставляя на солнце, отщипывая желтые листочки, чтобы он не завял. Если дружбы нет, если душа пустая, так не сделать – ни в озеро за Гарри не прыгнуть, ни против маньяка за него не встать, ни истерики с театральными уходами Гарри не закатить.
Конечно, он делал глупости. Но, в конце концов, всякому нужно дать право на страх и на сомнения. Да, проступок простить нельзя, но и ставить крест на человеке (!) недопустимо. Смотря, конечно, какой проступок. То, что сделал Рон – проступок низкого калибра. Вот глупости он совершал во внушительных количествах, да. Подлости – никогда. Только это идет в счет. У каждого из нас внутри есть что-то, что шепчет нам нехорошие вещи. Что наиболее важно, так это то, что мы выбираем – слушать или нет, повиноваться этому голосу или нет. Такие мы и есть на самом деле.
Рон Уизли на самом деле – это верность, которая не застрахована от сомнений. Он такой же неидеальный, как и Гарри, и Гермиона. Но парадокс в том, что неидеальные люди как раз и создают идеальные команды. Гарри и Гермиона без него бы не справились. С ним им в одночасье становится легче.
Если и есть в Большой Игре какая-то фундаментальная, основная, материковая истина, то вот она: Игра определяет то, что Игроки в ней делают. Друг для друга они все и есть среда Игры, «продукты» своей среды.
По-иному: в краткосрочной перспективе Игра определяет Игроков. Но в итоге именно они, Игроки, определяют Игру.
У момента невозврата точки нет – Рон в ту ночь доказывает это внятно – следовательно, нужно делать все, что возможно, для соблюдения благоприятных условий развития Большой Игры. Строить отношения, решать споры, просить прощения, признавать свои ошибки, искупать вину, быть храбрыми и благородными – и так далее. Может быть, все это, проделанное каждым, когда-нибудь приблизит возможность того самого общего блага.
Чуть позже я обязательно остановлюсь на этом подробнее, но пока лишь уточню пример: да, большому морю было все равно, куда поплыла маленькая рыбка Рон. Однако маленькая рыбка Рон, приняв решение бороться ради своих близких, полностью изменила всю структуру основы большого моря Игры. Иными словами, если бы он не вернулся, у Гарри бы ничего не вышло. Вообще, я имею ввиду.
- А теперь, – бодро заявляет Гарри, когда объятия распадаются, – все, что нам осталось – это найти палатку.
Однако задача не оказывается трудной – ребята тратят удивительно мало времени, чтобы ворваться в палатку и приняться будить Гермиону. Гарри списывает это на общество Рона, которое в тысячу раз приятнее ему, чем общество лани, за которой он так долго следовал от палатки. Возможно, так оно и есть. А может, Снейп вел Гарри к озеру несколько замысловатым маршрутом – чтобы Рон успел увидеть друга.
Кстати, о Снейпе. Уж не знаю, проследил ли он, чтобы ребята вернулись в палатку, однако сцену уничтожения медальона он явно наблюдал до конца – никто в мире не убедит меня в том, что, удостоверившись, что Гарри не задохнулся под водой и получил меч, который способен уничтожить штуку, которая душила парня, Снейп тихонько убрался восвояси.
Нет, он досмотрел сцену уничтожения крестража до конца – и, если верить в тот маразм на палочке, который он выдаст в качестве воспоминания о том, что предшествовало опусканию меча в озеро, возвращается в замок и начинает задавать Директору вопросы, от которых ему, Директору, потом будет больно целый месяц.
Ибо из воспоминания получается, что Дамблдор отказывался объяснить Снейпу про меч – это что, выходит, что Снейп не знал о крестражах? Или не знал, как их уничтожить? Но у него было достаточно информации, чтобы сложить два и два, как минимум с Игры-5! А выходит, будто он вообще был минимально вовлечен в детали мироспасательной операции. Но, если так, откуда у него родился этот блестящий план с озером? Ведь он, получается, понятия не имел, при каких именно обстоятельствах Гарри добыл меч в прошлый раз. Так откуда это «У меня есть план»?
В общем, как ни крути, а воспоминание имеет массу поддельных моментов. Если принять за факт, что Дамблдор Снейпу ничего пояснять не стал, следует поверить, что Директор действительно в легком маразме – в чем смысл, ничего не рассказывая Снейпу, отправлять его на задание, из которого он точно вынесет все, о чем ему не рассказали? Дамблдор давно в скандалах не участвовал?
На мой взгляд, как я уже объясняла, воспоминание подделано именно с целью сокрытия уровня доступа Снейпа к Игре, а вместе с этим – и значительного куска Игры в целом, который Гарри ни к чему видеть в тот момент, когда он станет просматривать воспоминание в самом Финале. Возникла бы масса ненужных вопросов, да и образ Снейпа, совсем как Гарри страдающего от вечного молчания и секретов Дамблдора, сильно бы смазался.
Как оно было на самом деле, я уже примерно нарисовала углем на салфетке. К тому могу добавить лишь, что Снейп, по всей видимости, действительно получил приказ держаться подальше от крестражей («А ничего, что один из них я наблюдал сутками напролет шесть лет подряд?!» – «Это другое, мальчик мой…») вместе с основной информацией о них в рамках плана Игры.
Второе – как раз чтобы скандала не было (ну, по крайней мере, масштабного). Первое – исключительно ради безопасности. Мы видели, как колбасило Рона, у которого не такие уж серьезные проблемы. Мы представляем, как тряхануло Дамблдора при встрече с кольцом. Как взаимодействовал бы любой крестраж (кроме трех живых) со Снейпом, у которого, ко всему, еще и Метка имеется – неизвестно, и, я полагаю, Дамблдор считает мудрым не узнавать и не экспериментировать. Еще одна причина, между прочим, по которой Снейп ждал до последнего, кусая все свои части тела, пока Гарри задыхался в озере – у него был приказ не приближаться к крестражу.
Ну, а после удачного окончания операции он, вестимо, возвращается в замок, где за ведерочком бренди рассказывает Дамблдору, как все прошло, и они, довольные собой, друг другом и Гарри (Снейп – тайно), уходят на боковую. Или слушают перед сном прямую трансляцию Финеаса о происходящем в палатке жарком примирении подростков. Да, скорее так. Должен же был Дамблдор следить, не ушел ли кто опять, не убила ли кого Гермиона, по сравнению с которой все крестражи Тома – жалкие игрушки, когда она в гневе.
Гарри приходится воздвигнуть мощную стену Щитовых чар, чтобы Гермиона перестала бить Рона, а также основательно заговорить ей зубы, чтобы она перестала кричать фальцетом, который вскоре могли бы слышать только летучие мыши, но в итоге она, тесно скрестив руки и ноги, выслушивает повинные рассказы Рона о том, как он пытался вернуться, заодно узнав, что про Гарри говорят повсюду в прессе, о егерях, чудесных свойствах Деллюминатора, действующего, очевидно, по принципу «Где сокровище ваше, там будет и сердце ваше», а также – все с более открытым ртом и менее сердитым выражением лица – о лани, озере, мече и крестраже.
Пока Гермиона обследует уничтоженный медальон, Гарри забирает у Рона палочку, которую он выхватил у схвативших его осенью егерей, и коротко успевает ему сообщить, что его собственная палочка сломана. Затем Гермиона поднимается на ноги (парни опасливо замолкают), укладывает медальон в свою сумочку и без единого слова забирается в постель, повернувшись к друзьям спиной.
- Лучшее, на что можешь надеяться, я думаю, – бормочет Гарри Рону.
- Ага, – шепчет Рон. – Могло быть и хуже. Помнишь тех птичек?
- Я все еще не исключаю их, – сурово произносит Гермиона, и парни улыбаются.
Конечно. Куда ей против Мужской Солидарности. Все уже решено, и Рон, ухмыляющийся в процессе доставания пижамы из рюкзака, прекрасно это понимает.
Совсем недавно было Рождество. Коренной перелом в Игре Года. Символично. Ведь в чем великая суть христианства? Посмотрите на Дамблдора, о котором ребята читали в книге Риты, посмотрите на вернувшегося Рона, взгляните на Снейпа, успешно провернувшего такую большую и сложную операцию. У каждого грешника есть шанс на спасение. Он тебя не судит. Понимая, какая на тебя возложена ответственность (быть Человеком), Он дает тебе уникальный шанс (а бывает, и не один) исправиться. Он говорит тебе: «Я верю, что ты можешь исправиться, мое сердце к тебе открыто». И это очень здорово, на самом деле. Невероятная возможность осознать и исправить ошибку, вынести урок и стать лучше – что может быть увлекательнее?
Но вот, если ты всего этого не сделал… что ж. Это твой выбор. По-моему, как говаривал Винни Пух, так.
