Не отражая небосвод,

Застыла гладь угрюмых вод.

И тени башен пали вниз,

И тени с башнями слились,

Как будто вдруг, и те, и те,

Они повисли в пустоте.

Меж тем как с башни – мрачный вид! –

Смерть исполинская глядит.

(Эдгар Аллан По)

Вся школа, включая привидения, собирается в Большом Зале. На часах – примерно 23:25 1 мая 1998 года. Макгонагалл обращается к студентам, стоя там, где и положено стоять полноправной преемнице великого Гроссмейстера – на преподавательской платформе, откуда обычно Дамблдор поздравлял студентов с началом или окончанием очередного учебного года. За ее спиной находятся члены Ордена Феникса и все преподаватели, включая Флоренса и перепуганную Трелони.

Макгонагалл говорит о том, что Филч и мадам Помфри будут контролировать эвакуацию, о том, что старосты должны организовать свои факультеты по ее команде, следить за спокойствием и делать все быстро, о том, что базовая защита замка уже сотворена, но вряд ли продержится долго, а также о том, что совершеннолетние дети могут остаться, чтобы сражаться. Одна из девочек Слизерина интересуется, где находится Снейп – его факультет остается с ним до конца.

Гарри старается как можно менее заметно пробраться к столу гриффиндорцев, высматривая Рона и Гермиону. Многие дети напуганы. Многие головы поворачиваются в сторону Гарри.

А затем слова Макгонагалл тонут в другом голосе – высоком и холодном, который, кажется, сочится из стен. Многие студенты в ужасе кричат. Младшекурсники принимаются плакать.

- Я знаю, что вы готовитесь сражаться, – говорит Том. – Ваши попытки тщетны. Вы не можете сражаться со мной. Я не хочу вас убивать. Я очень уважаю преподавателей Хогвартса. Я не хочу проливать кровь магов. Отдайте мне Гарри Поттера, и никто не пострадает. Отдайте мне Гарри Поттера, и я не трону школу. Отдайте мне Гарри Поттера, и вы будете вознаграждены. У вас есть время до полуночи.

Любезность Тома объясняется, конечно, вовсе не тем, что он не хочет кого-то там убивать или уважает своих бывших преподавателей. Никого он не уважает, кроме себя любимого. Ему не слишком нравится идея разрушать замок, это правда, поскольку он считает его личным королевством. Кроме того, Том понимает, что ему необходимо время собрать, организовать и настроить Пожирателей – плюс-минус те самые полчаса. Он понимает (не без помощи Снейпа, я уверена), что за это время Гарри может найти диадему. Том надеется, что Гарри схватят свои же. В его лагере, среди его Пожирателей трусы и предатели сделали бы именно так.

С другой стороны, советник Снейп, уверена, выторговавший Гарри эти полчаса на поиски диадемы, прекрасно знает, что: а) Гарри умеет очень быстро и продуктивно думать в весьма экстремальных условиях с ограничением времени; б) любви у стороны Гарри в тысячу раз больше, чем у стороны Тома. Еще полчаса Гарри будет в полной безопасности.

Гарри замирает на месте. На него смотрят без исключения все, кто находится в Большом Зале. А затем из-за слизеринского стола поднимается Пэнси Паркинсон и указывает на него дрожащей рукой:

- Но он вон там! Поттер там! Кто-нибудь, схватите его.

Огромной единой волной из-за своего стола поднимаются все гриффиндорцы, обращаясь лицами к Пэнси. Им вторят пуффендуйцы, а затем и когтевранцы – многие студенты достают палочки. Щеки Паркинсон делаются пунцовыми. Гарри стоит, не в силах пошевелиться. На этом моменте у меня всегда наворачиваются слезы на глаза. Когда вот так, здесь и сейчас, в непосредственной видимости совершается настоящий подвиг, как-то очень хорошо душа очищается от невыносимой тяжести бытия, и в такие моменты всегда случаются слезы. Никто из тех, кто встает за Гарри, не готов к тому, что их ждет. Они не готовы к смерти. Они не готовы сражаться. Но они хотят побороться за жизнь – и уже не отделяют жизни товарищей от своих собственных – ибо жизни и того, что делает нас живыми людьми, мы лишимся, как только прекратим биться друг за друга – а потому готовы оставить Гарри в безопасности любой ценой.

- Благодарю вас, мисс Паркинсон, – коротко комментирует Макгонагалл. – Вы первой покинете Зал с мистером Филчем. Остальные члены вашего факультета могут последовать.

Один за другим пустеют факультетские столы. Зал покидают все слизеринцы. Часть когтевранцев остается, чуть больше – пуффендуйцев. Половина гриффиндорцев не выходит из-за стола – Макгонагалл приходится лично выпроваживать часть младшекурсников из Большого Зала («Совершенно нет, Криви, идите! И вы, Пикс!»). Часть из них все-таки улизнет в суматохе, включая обоих братьев Криви, нескольких первокурсников и второкурсников, которым захочется помочь или просто посмотреть, Драко с компанией… Слизнорт прав – вся эта суета… тотальный контроль в ней невозможен, как бы ни старались старосты. К сожалению, жертв не избежать.

Подобно тому, как в Игре-4 к участию в Турнире были допущены только совершеннолетние, официально в Финальной битве только совершеннолетние могут принять участие – они вроде как могут за себя отвечать и выбирать адекватно. Этот шаг не столько минимизирует жертвы (хотя, разумеется, не без этого), сколько минимизирует муки совести взрослых – они сделали, что смогли, чтобы обезопасить детей. Формально взрослые 17-летние люди вольны сделать собственный выбор. Разумеется, как и в Игре-4, себя обнаруживают исключения – далеко не все из тех, кто остается, дожил до 17 лет.

Можно, конечно, вопить, что, раз Дамблдор это допустил, значит, он гад. Можно. Но глупо. На мой взгляд, гораздо умнее признать, что Дамблдор – добрый, любящий, стремящийся спасти всех, но далеко не всесильный человек, а без таких людей, как братья Криви, самовольно отказавшихся покидать школу, жизнь была бы не столь прекрасна.

Тем временем Кингсли занимает место Макгонагалл на преподавательской платформе и объясняет оставшимся план дальнейших действий, который Орден уже успел согласовать с преподавателями. Учитывая, как мало времени у них всех было, чтобы придумать и согласовать этот план, полагаю, он был разработан сильно заранее – просто на всякий случай. Возможно, даже при участии живого Дамблдора.

Так, согласно плану, группы сражающихся под руководством Макгонагалл, Флитвика и Стебль должны занять удобные оборонительные позиции на башнях Гриффиндора, Когтеврана и Астрономической. Кингсли, Артур и Люпин поведут группы по прилегающей к замку территории, а близнецы организуют защиту секретных ходов.

- Поттер! – рявкает профессор Макгонагалл, когда бывшие и нынешние студенты Хогвартса принимаются разделяться на группы, решив мягко намекнуть: – Разве вы не должны что-то искать? – жирным курсивом интересуется она.
- О! О, да!

Лишенный Рона и Гермионы, Гарри совсем теряется. Вокруг бурлит подготовка к битве, и Гарри хочет быть вместе со всеми – он почти забывает о крестражах.

- Тогда идите, Поттер, идите! – «Мы ради чего все это устраиваем?! Святой Мерлин, Альбус, почему ты отвел главную роль этому глупому ребенку?!»
- Точно – да –

Гарри выбегает в холл, ощущая на себе чужие взгляды. Может быть, Макгонагалл, Люпин или миссис Уизли глядят ему вслед, как раньше вслед Снейпу глядел Дамблдор – желая удачи и молясь о ней для него.

Поток студентов выносит Гарри на вершину мраморной лестницы, но потом он бежит по боковому коридору, желая уйти от толпы. В нем волнами поднимается паника, мешая думать, он никак не может сосредоточиться без ребят. Он замирает у пустого постамента и достает Карту Мародеров. Ребят нигде не видно, впрочем, количество точек в холле и на первых этажах столь велико, что Гарри сомневается, что разглядел все подписи с именами. Гарри отважно пытается сделать то, чего от него вот уже столько лет добивался Снейп – сконцентрироваться.

Гарри удается понять, что делать дальше, меньше чем за минуту – Том, выставивший Кэрроу у башни Когтеврана, самолично подсказывает подростку, что отталкиваться нужно именно от этого факта. А далее Гарри несется искать Серую Даму – если ни один из живых когтевранцев не в состоянии рассказать о диадеме, возможно, про нее Гарри поведает кто-то из мертвых – ведь диадема здесь, в замке, она существует и сохраняется – Том это тоже подсказал.

Гарри бросается обратно в холл, где стоит невообразимый шум – старосты приказывают сохранять спокойствие, младшие дети плачут, старшие зовут затерявшихся в толпе родственников и друзей, многие толкаются – Гарри видит, как Захария Смит пробирается в начало очереди, распихивая первокурсников…

Наконец подросток находит Почти Безголового Ника. Ник, Игрок второго эшелона, настолько рад видеть Гарри, что трясет его руки в своих в знак приветствия (ужасное ощущение). Однако, увы, в Игру в этом году он не включен – его явно обижает просьба Гарри указать на привидение Когтеврана. Впрочем, внимательно оглядев холл, он таки находит Серую Даму:

- Вон она там, Гарри, молодая женщина с длинными волосами.

Гарри смотрит в указанном им направлении. Встретившись с ним взглядом, Серая Дама поднимает брови и уплывает сквозь стену.

Гарри бросается за ней и нагоняет в самом конце коридора, примыкающего к холлу.

- Вы Серая Дама?

Она кивает. Красивая молодая девушка, она также выглядит высокомерной и гордой.

- Привидение башни Когтевран?
- Правильно.

Ее тон не воодушевляет.

- Пожалуйста, мне нужна помощь, – говорит Гарри и поступает в типично своем стиле – то есть просит очень прямолинейно: – Мне нужно знать все, что вы можете рассказать об утраченной диадеме.

Ее губы кривятся в холодной усмешке.

- Боюсь, я не могу вам помочь, – она поворачивается, чтобы уйти.
- Подождите! – орет Гарри.

Он этого не хотел. Но паника и злость мешают ему себя контролировать. Он смотрит на часы. Через 15 минут наступает полночь.

Разумеется, поведение Серой Дамы не является Игроком – стала бы она тянуть и без того катастрофически ограниченное время, если бы понимала, что к чему? Нет, она такая – высокомерная, гордая, скрытная, несущая огромный груз вины и ответственности, а также позора и стыда за собственные действия.

Ее звали Елена Когтевран, и она приходилась родной дочерью Кандиде, одной из четверых Основателей Хогвартса. Она украла диадему у матери и сбежала. Кандида скрыла факт кражи даже от Основателей. Когда она была на пороге смерти, Кандида послала человека, до безумства влюбленного в Елену, чтобы он нашел ее и привел к ней – она хотела увидеть дочь в последний раз.

Однако Елена отказалась идти с Кровавым Бароном, когда он наконец нагнал ее в лесах Албании. Вероятно, боялась матери, желала оставаться свободной – и надеялась забрать диадему из дуплистого дерева, куда успела спрятать ее, когда услышала, что Барон гонится за нею по лесам, где она пряталась. Впавший в ярость Барон ударил ее ножом в грудь, а когда понял, что он сделал, лишил жизни и себя: «Все эти века он носит цепи в знак раскаяния… как и должен».

Спустя долгое-долгое время Елена рассказала эту историю Тому Реддлу, который с детства умел очаровывать всех, кто не Дамблдор. Уверена, она узнала потом, что Том сделал с диадемой ее матери, когда нашел ее. Иначе почему Елена так стыдится того, что рассказала ему о реликвии? «Я… не знала… Он был… лестным. Казалось… он понимает… сочувствует…» – произносит она, закрыв глаза от стыда.

Откуда Елена об этом узнала, я не знаю. Вполне возможно, подобно тому, как однажды он просветил Слизнорта на тему того, что сделало Тома Волан-де-Мортом, Дамблдор просветил и Елену. Не мог же он, в самом деле, полагаться на один дипломатический талант Гарри. Елена – экспонат для парня слишком сложный и гордый, к тому же, у Гарри практически нет времени последовательно и аккуратно ее распаковать.

Конечно, Гарри должен был трудом, ловкостью и выдержкой пополам с тактом получить от нее ответ (ничто в Игре не дается просто так), подобрать ключ, найти нужные слова, как он это делал с тем же Слизнортом, но Дамблдор просто не мог пустить их диалог на самотек. Наверняка еще до своей смерти он успел провести с Еленой разъяснительную беседу (на правах, к тому же, Директора школы), мол, если вдруг так случится, что Гарри станет интересоваться… нет, поверьте, этот мальчик не гоняется за хорошими отметками… если я его знаю, в момент, когда он у вас спросит, будет не до отметок… моя дорогая Елена, если вы однажды уже рассказали эту историю студенту, вам, уверен, не составит труда сделать это еще раз… скажем так, я просто знаю, у меня хорошая интуиция… кстати говоря, вам поведать, что тот студент сделал с диадемой вашей матери?.. не отчаивайтесь, мы все совершаем ошибки… вы можете ее исправить – просто позвольте Гарри услышать эту историю, когда он вас спросит…

В общем, что-то в этом – типично Дамблдоровском – роде. Гарри, конечно, тоже молодец и давит на нужные кнопки («Это о Волан-де-Морте – чтобы его победить – или вам это не интересно? <…> если вам есть дело до Хогвартса, если вы хотите, чтобы с Волан-де-Мортом было покончено, вы должны рассказать мне все, что знаете о диадеме!»), наученный годами тренировок в манипуляциях, но без предварительной обработки другими людьми Елена бы просто послала Гарри куда подальше еще на этапе, когда Ник ткнул в нее пальцем. Даже с учетом оной обработки рассказ о своем позорном прошлом дается Елене крайне тяжело – но тем не менее дается.

Я думаю, она могла заставить себя во всем признаться Гарри лишь на таком условии: что ее рассказ искупит ее вину, что Гарри поможет ей исправить ошибку, сделает это за нее. Уж больно красиво перекликается линия диадемы, которую Гарри ищет не для того же, для чего все остальные, с Философским камнем из первой Игры, отданным тому, кто не собирался пользоваться им по прямому назначению, но только – и только – в борьбе против Тома.

За половину короткой минуты после того, как Елена оканчивает рассказ, Гарри понимает, почему Том вернулся именно в Албанию, потеряв тело – он бывал в этих лесах и счел их надежными. Гарри понимает также, что, превратив диадему в драгоценный крестраж, он не мог позволить ей и дальше валяться в дупле какого-то дерева – с его точки зрения было бы куда символичнее вернуть ее обратно в замок, в ее истинный дом, и сделал он это –

- …в ночь, когда он просил о работе! – заканчивает Гарри вслух, ошеломленный своим открытием.

Что ж, если не спросить, никогда не узнаешь, а если знаешь – нужно лишь спросить. Когда вы задаете вопрос, ответ уже найден, ибо дело как раз не в ответе, а в правильно поставленном вопросе.

Поблагодарив впавшую в окончательное замешательство Елену (Гарри же мальчик вежливый), Гарри мчится обратно в холл, перебирая в голове все варианты секретных – абсолютно секретных – совершенно максимально секретных мест в замке, где Том мог бы оставить диадему.

Через 5 минут наступает полночь.

За прошедшие 25 минут Том успел собрать не только своих Пожирателей, но и великанов, которые, судя по тому, откуда они в дальнейшем станут выходить на атаку замка, стали спускаться с гор, переходящих в леса, прилегающих к Лесу замка. Слизеринцы тоже присоединились к Реддлу («Если твой сын мертв, Люциус, это не моя вина, – станет говорить Том несколько позже. – Он не присоединился ко мне, как остальные слизеринцы»).

Том отдал своей армии весьма четкий и однозначный приказ: если начнется битва, «схватить Поттера. Убивать его друзей – чем больше, тем лучше – но не убивать его». Сам Том, видимо, отдав приказ, вернулся в Хижину («Всю эту долгую ночь, когда я в шаге от победы, я сидел здесь…»).

Судя по всему, организовать атаку Пожирателей было приказано Снейпу (не Люциусу же, в конце концов). Если так, скорее всего, он расставил их по заведомо наиболее проигрышным позициям из всех возможных. Максимум, что он мог сделать в сложившихся условиях. Ну, может, еще «забыл» сказать, что на семи секретных проходах в замок лежат опасные проклятия. И, конечно, ни словом не обмолвился о восьмом.

Сквозь этот самый восьмой ход тем временем почти успели эвакуироваться все студенты и проникнуть в замок все помощники Ордена, которые все продолжали прибывать. Эвакуацией в пабе руководили Аб и пропавший с радаров в самом замке Слизнорт, которого в прямое боестолкновение с Пожирателями совсем не тянуло, но сбежать не пускала совесть – кроме того, наверняка он с успехом нашел себя, организовывая «всю эту суету» менее суетливо, чем всякие там гриффиндорцы.

Объявление любезного Тома о времени начала битвы и ее причинах, по словам Аба, «слышал весь Хогсмид» – следовательно, новости разлетелись по стране с ужасающей скоростью. В Хогсмид стали прибывать все новые и новые люди. Полагаю, под предлогом того, что не нужно устраивать боестолкновения с совершенно неинтересными им людьми в Хогсмиде, Снейп освободил деревню от Пожирателей, перебросив их на дорогу между Хогсмидом и замком. Это значительно развязало руки тем, кто буквально вынужден был организовывать прибывающих сражаться волшебников – например, тому же Слизнорту, умудрившемуся сделать это незаметно буквально под носом у Тома (благо, окна Хижины заколочены досками).

Меж тем, Ник умудрился призвать в замок все сообщество безголовых призраков полным составом. Наконец, услышав Тома, свою пещеру покинули Хагрид, Клык и Грохх – преодолев Пожирательские кордоны в обход через Лес верхом на Гроххе, Хагрид добирается до замка в 23:58, и Грохх, не совсем верно поняв его просьбу опустить его в замке, забрасывает и Хагрида, и Клыка в окно первого этажа – в коридор, по которому как раз в глубокой задумчивости бежит Гарри.