В Визжащей Хижине горит одинокая масляная лампа. Том стоит посреди комнаты. Он вертит в руках Старшую палочку. В самом дальнем и темном углу комнаты сидит одетый в лохмотья Люциус, на лице которого все еще виднеются раны от наказания, которому подверг его Том, разъяренный побегом трио из банка. Один его глаз заплыл.

Надо полагать, Люциус должен считать себя счастливчиком, что Том, не потрудившийся приказать Олливандеру сделать новую палочку «скользкому другу» за весь год, не отправил его, безоружного, в самую гущу битвы.

Сам Том сражаться тоже не стремится – не царское, видимо, это дело. Он уверен, что Гарри сам придет к нему: «Мне не нужно искать Поттера. Прежде, чем закончится ночь, Поттер придет, чтобы найти меня».

Немного позже в разговоре со Снейпом он великодушно развернет мысль: «Ты звучишь, совсем как Люциус. Никто из вас не понимает Поттера так, как я, – ха-ха три раза. Особенно преподаватель Поттера и телохранитель по совместительству Снейп, семь лет не спускавший с Поттера глаза. – Его не нужно находить. Поттер придет ко мне. Я знаю о его слабости, видишь ли, о его главном провале. Он возненавидит необходимость смотреть, как остальные умирают в бою вокруг, зная, что это происходит ради него, – «…не то что я». – Он захочет остановить это любой ценой. Он придет», – однако ни с Люциусом, ни со Снейпом Том не будет до конца честен и откровенен.

Том уверен, что Гарри примчится к нему, потому что знает, что парень охотится за его крестражами. А один из этих крестражей – змея – сейчас находится рядом с ним, заключенный (хоть до чего-то умного Том додумался сам) в полупрозрачную зачарованную сферу защиты, грациозно паря в воздухе.

Но и это не полная причина, по которой Том сидит всю ночь в Хижине, трусовато подглядывая за далекими вспышками битвы в замке сквозь единственное окно, не заколоченное досками.

Обеспокоенный за другой осколок своей души (весьма интересный способ переживать о душеньке, между прочим; я-то, наивная, всю жизнь считала, что душу защищают в битвах, на полях сражений – а не отсиживаясь на заднем дворе, подобно… безоружному трусу Люциусу), Том посылает орды своих слуг к Комнате, одновременно уговаривая себя, что Гарри ни за что – ни за что – ни за что на свете не найдет ни Комнату, ни диадему, из-за угла подглядывает за происходящим и вертит в пальцах палочку, то и дело опуская на нее взгляд.

Она его беспокоит – он прямо признается себе в этом. Чуть позже в разговоре со Снейпом он скажет: «Всю эту долгую ночь, когда я в шаге от победы, я сидел здесь, удивляясь, размышляя, почему Старшая палочка отказывается быть тем, чем она должна быть, отказывается служить так, как она, согласно легенде, должна служить для своего законного владельца…» Том понимает, что палочка не не работает, а именно не слушается.

Возможно, он и впрямь снимал с ее помощью часть защиты замка и заметил, что она вовсе не так сильна, как говорит о ней легенда. Хотя весь день оборачивается для Тома затяжным испытанием палочки – пытки и убийства в поместье, поход за крестражами, теперь вот Хогвартс – вряд ли с момента, как Том заполучил палочку, он имел лучшую возможность проверить ее в истинно сложном деле.

И вот теперь, на словах уверенный в своей победе, Том нервничает и перестраховывается: «Я беспокоюсь в настоящий момент о том, Северус, что случится, когда я наконец встречу мальчишку!» Он боится. Палочка его не слушается. Он боится не только встречи с Гарри, имеющим неприятную привычку ломать его палочки и разрушать его крестражи – он в принципе боится лезть с неслушающейся палочкой куда-либо.

Том объявляет, что находится «в шаге от победы» – но на самом деле он, тревожно сверлящий глазами далекий замок, успокаивающий себя, что Гарри недостаточно умен, недостаточно даровит, чтобы найти Комнату, заключающий Нагайну в зачарованную сферу защиты и вертящий в пальцах непослушную палочку, совершенно ни в чем не уверен.

Право слово, около двух с половиной часов назад, стоя у ворот замка с Нагайной на плечах и жаждой крови в сердце, он выглядел куда более внушительно, чем теперь, когда его Пожиратели уверенно одерживают верх, и защита замка трещит по швам.

Знаете, когда проигрывает армия?

- Мой Лорд, – в отчаянии треснувшим голосом зовет Люциус, который в эти минуты переживает пытку, куда более худшую, чем ту, которая могла бы обрушиться на него, выпусти его Том на поле боя без палочки. – Мой Лорд… пожалуйста… мой сын…
- Если твой сын мертв, Люциус, это не моя вина. Он не присоединился ко мне, как остальные слизеринцы. Возможно, он решил поддержать Гарри Поттера?
- Нет – никогда, – шепчет Малфой.
- Надейся на это.
- А вы – а вы не боитесь, мой Лорд, что Поттер может умереть не от вашей руки? – голос Люциуса дожит, однако он, к его, если можно так сказать, чести, продолжает пытаться возражать Тому. – Разве не будет… простите мне… более благоразумно отозвать бойцов, войти в замок и поискать его с-самому?

Знаете, мне его жаль. Сам затянул удавку на шее семьи, сам выбил табуретку из-под ног и только сейчас начинает понимать, что выхода нет – кроме как молиться, что люстра не выдержит веса и сама рухнет вниз. Ибо Дамблдор со своими ножницами в этот раз не придет – хватит и одного.

- Не притворяйся, Люциус. Ты хочешь, чтобы битва прекратилась, чтобы ты смог узнать, что случилось с твоим сыном. И мне не нужно искать Поттера. – «Помнишь, что он сделал с твоей палочкой? А вдруг он сделает это с моей?! Не пойду я ни в какой замок, чего ты пристал!» – Прежде, чем закончится ночь, Поттер придет, чтобы найти меня.

Люциус всхлипывает. Том приближается к нему, наслаждаясь абсолютной беспомощностью старого скользкого друга, которого вынужден был терпеть после возрождения, поскольку был унизительно зависим от него. Я же говорила – он отомстит Люциусу за это сполна.

Люциус выглядит жалким. Он полностью уничтожен. Том бы, возможно, еще понаслаждался этим зрелищем (в конце концов, не просто же так Люциус здесь сидит – кто-то ведь должен своими всхлипами поднимать серьезно обмякшую за вечер самооценку Его Темнейшества), однако палочка беспокоит его сильнее, чем даже собственное эго.

- Иди и приведи Снейпа.
- Снейпа, м-мой Лорд?
- Снейп. Сейчас. Он мне нужен. Я нуждаюсь в его – услуге. – Так это называется? – Иди.

Напуганный, Люциус, спотыкаясь, покидает комнату. Том продолжает вертеть палочку в руках, не отрывая от нее взгляда.

- Это единственный выход, Нагайна.

Что ж, решение и впрямь далось ему нелегко. Том приходит к мнению, что для того, чтобы палочка начала его слушаться, Снейпа надо убрать. Его предложения непривычно обрывочны и коротки. Я думаю, он, насколько это возможно, неприятно взволнован – ему и впрямь не хочется лишать себя Снейпа. Но, как видим, не так сильно, как не хочется лишать себя победы.

Не понимая ни единой психологической тонкости (и умудряясь проигнорировать часть толстостей), Гарри возвращается в себя и сообщает ребятам, что Том и защищенная змея находятся в Визжащей Хижине, а Люциус только что был отправлен за Снейпом.

- Волан-де-Морт сидит в Визжащей Хижине? – возмущается Гермиона. – Он не – он даже не сражается?

Сложив самую толстую из очевидностей (Том знает, что Гарри побежит к нему, ибо охотится за крестражами, а один из них – змея – рядом с ним), Гарри начинает спорить с ребятами, кто именно из них троих отправится в очевидную западню. Неизвестно, сколь долго продолжался бы спор идиота с идиотами благородного с благородными и к чему бы привел, однако внезапно гобелен, за которым прячутся ребята, грубо отодвигается в сторону, и двое Пожирателей в масках орут:

- Поттер!

Однако прежде, чем они поднимают палочки, Гермиона вскрикивает: «Глиссео!» – и лестница под ногами трио превращается в гладкий скат. Оглушающие заклинания Пожирателей свистят над головами ребят, когда они падают вниз, выкатываются в коридор в конце секретного хода и тормозят в противоположную стену.

- Дуро! – Гермиона указывает палочкой, и скат вновь становится лестницей – каменной ровно настолько, насколько необходимо, чтобы решительно расплющить двоих взрослых крепких мужчин.

Чудесное заклинание, между прочим. Будто специально сотворенное для человека с русской душой – или человеком с русской душой – и эффект имеет, и помогает высказать собственное мнение относительно интеллектуальных способностей противника. Мне оно сразу понравилось, как и Анне.

Мимо трио галопом проносится стадо парт, управляемое профессором Макгонагалл, которая ребят, кажется, даже не замечает. Ее волосы выбились из тугого узла, а на шее красуется глубокая царапина. Завернув за угол, она вопит партам: «Фас!»

Гермиона приказывает Гарри набросить на себя мантию-невидимку, однако Гарри укрывает ею всех троих – в пыли и дыме их ноги все равно не видно. Мантия, «настоящая магия которой, конечно, состоит в том, что она может защищать других так же хорошо, как и хозяина», как позже охарактеризует ее Дамблдор, становится непосредственной страховкой ребят – едва ли не единственной (не считая приказа Тома не убивать Гарри, но тут, как говорится, все весьма спорно – вот Люциус и Снейп это понимают – а вдруг на Гарри чисто случайно стена упадет?) в столь открытом, чудовищном Финале, и Гарри интуитивно чувствует это.

Сбежав вниз по лестнице, трио влетает в коридор, полный дуэлянтов – Пожиратели сражаются с преподавателями и студентами, портреты шипят проклятья в адрес врагов и выкрикивают советы союзникам. Дин, выигравший себе палочку, сражается с убийцей Люпина Долоховым. Парвати бросается заклинаниями в Трэверса, которого, видимо, гоблины все-таки нашли в подземельях Гринготтса и вернули хозяину. Пивз с громким воплем: «Вииии!» – обрушивает на готовы Пожирателям дремоносные бобы. Часть бобов попадает Рону в голову, и один из Пожирателей в капюшонах выкрикивает: «Там кто-то невидимый!» – тут же получив Оглушающее от Дина. Парвати парализует Долохова.

- Бежим! – орет Гарри, и трио, схватив мантию и пригнув головы, прорывается сквозь толпу дуэлянтов к мраморной лестнице.

На верхней площадке Драко Малфой умоляет Пожирателя в капюшоне пощадить его:

- Я Драко Малфой, я Драко, я на вашей стороне!

Без лишних размышлений Гарри оглушает Пожирателя. Драко оборачивается и получает сокрушительный удар в лицо от Рона, который, кажется, ломает ему нос (и поделом! нос за нос!).

- И это второй раз за ночь, когда мы спасли тебе жизнь, ты, двуличный ублюдок! – орет Рон, проносясь мимо.

На лестнице дуэлянтов еще больше. Рядом с парадными дверьми Флитвик сражается с Яксли, Кингсли – с Пожирателем в капюшоне. Везде бегают дети, кто-то тащит в укрытие раненых друзей. Трио разбрасывает Оглушающие. Откуда-то выныривает Невилл с охапками Ядовитой Тентакулы, которая немедленно цепляется за Пожирателя.

Трио сбегает вниз в холл. Часы с очками факультетов разбиты – изумруды Слизерина сыпятся на пол… в прошлом году повсюду были разбросаны рубины Гриффиндора – аккурат после смерти Дамблдора – теперь же – изумруды. Как хотите, а на мой взгляд, знак, который лопается от собственного жира…

Из-за балюстрады наверху падают два тела – мгновением позже на одно из них несется Сивый.

- Нет! – визжит Гермиона и заклинанием отбрасывает его в сторону от Лаванды, лежащей почти без чувств.

Сивый не успевает подняться на ноги – продолжая помогать школе вершить правосудие и возмездие при помощи подручных тяжелых предметов и с большим удовольствием, Трелони прицельно запускает ему в голову хрустальный шар.

- У меня есть еще! Для любого желающего! Вот --, – Трелони бросает еще один шар через окно, придав ему ужасающую скорость взмахом палочки.

В то же мгновение тяжелые парадные двери распахиваются, и холл заполоняют акромантулы. И Пожиратели, и защитники замка бегут прочь, швыряясь заклинаниями в пауков, что только сильнее их злит. Не успевает трио подумать, как выбраться из замка, что-то огромное отпихивает ребят с дороги – потрясая своим розовым зонтиком (палочку к починке «основания» которого явно приложил Дамблдор), Хагрид несется прямо к гигантским паукам.

- Не делайте им больно, не раньте их! – вопит он.
- Хагрид, нет!

Гарри забывает обо всем на свете – сложившись вдвое, он выбегает из-под мантии и бросается за другом:

- Хагрид, вернись!

Но Гарри не успевает даже нагнать его – он исчезает в самой середине чудовищных черных тел пауков, которые разворачиваются и спешат прочь из замка. Вопя его имя, Гарри несется на улицу за пауками. Они направляются к Лесу.

- Хагрид!

Гарри кажется, что он видит, как огромная рука друга машет ему из середины черного моря монстров – но не успевает он сделать и шага в его сторону, как в футе от парня на землю обрушивается огромная великанья нога. Великан разбивает окно на верхних этажах, и осыпавшееся вниз стекло заставляет Гарри убраться обратно в дверной проем. Великан пытается схватить людей, пробегающих мимо окна.

Рон едва успевает остановить Гермиону, которая подняла было палочку.

- Не надо! Оглуши его – и он разломает половину замка!
- Хаггер?

Из-за угла появляется Грохх – и только в этот момент трио понимает, что он действительно маленький великан. Он и двадцатифутовый монстр, ревущий от ярости, сливаются в схватке.

- Бежим! – Гарри снимается с места.

Рон и Гермиона бегут за другом. Гарри все еще не теряет надежды спасти Хагрида и старается бежать со скоростью снитча – но на полпути к Лесу трио замирает на месте. Воздух вокруг леденеет, взрывы, грохот и крики битвы будто глохнут. Из темноты по направлению к замку с чудовищными хриплыми звуками движется другая темнота, и ночь смыкается вокруг Гарри, а Фред умер, и Хагрид умирает в муках или уже мертв…

- Давай, Гарри! – голос Гермионы доносится словно бы из ужасно далекого прошлого. – Патронус, Гарри, давай!

Но жалость к себе убила больше людей, чем все войны в мире. Гарри поднимает палочку, но тут же опускает ее. Почему он? Кто он? Подросток тонет в безнадежности, хочет упасть на землю и ничего не делать – как много еще погибло? как много среди них тех, кого он знает? разве это может когда-нибудь кончиться? Гарри кажется, что его душа уже на половину покинула тело. Он полностью лишен сил. Он не может бороться, он бесполезен…

- Гарри, давай! – вопит Гермиона, но Гарри в отчаянии – в полном и беспросветном отчаянии ждет, пока сотни дементоров подплывут еще ближе…

Патронусы Рона и Гермионы вспыхивают и гаснут. Гарри дрожит. Несколько часов назад, в Хогсмиде, когда Фред еще был жив, и с Хагридом все было в порядке, Гарри твердо решил, что не позволит дементорам забрать его душу, он подумал о друзьях и вызвал Патронуса, ему хватило одной мимолетной мысли, беспокойства о самых важных для него людях, чтобы победить эту темноту, но теперь… теперь он больше не может думать о тех, кому нужна его помощь. Он почти приветствует то, что последует – забытье, ничто, верное и полное бесчувствие…

Потому что ему невыносимо – невыносимо – видеть, как вспышки заклинаний и огонь на башнях отражаются в стеклах очков этой темной ночью, и знать, что его друзья, его близкие страдают и умирают, а он ничего – ничего – не может с этим сделать.

А затем… над головами трио проносятся серебряные заяц, боров и лис, и дементоры отступают. Полумна, Эрни и Симус становятся рядом с Гарри, Роном и Гермионой.

- Вот так, – подбадривает Гарри Полумна, словно он попросту практикуется в заклинании на очередном уроке ОД. – Вот так, Гарри… давай, подумай о чем-нибудь счастливом.
- Чем-нибудь счастливом?

Голос Гарри треснул.

- Мы все еще здесь, – шепчет Полумна, – мы все еще боремся. Давай, сейчас…

Следует серебряная вспышка. Она превращается в дрожащий огонек. А затем, потребовав от Гарри самых огромных усилий за всю его жизнь, из палочки вырывается серебряный олень и несется на дементоров, которые в страхе улетают, и воздух становится теплым, и звуки битвы в замке позади звучат громче.

Я думаю… возможно, это переломный момент всей битвы. Счастье – оружие. Оно может быть и мечом, и щитом. Борьба с боггартами смехом. Розыгрыши Фреда и Джорджа, обернувшиеся оружием против Амбридж, ставшие единственным светлым пятном в Косом Переулке в самые сложные годы – и базой защитной магии, которой Фред и Джордж торговали там же, где и своими изобретениями шутливого характера. Люпин, научивший Гарри вызывать Патронуса – величайший шутник и один из Мародеров (на минуточку).

Все всё время ухватываются за смех в темноте. Смех, счастье, легкомыслие – не просто выбор, но выбор сложный и демонстративный, счастье – это реально и физически существующая величина. Величина, которую люди порождают сами, оружие, которым они управляют, вещь, необходимая для жизни, которой можно и нужно уметь управляться не только ради себя, но и ради других.

И, на мой взгляд, очень важно, что осознать это помогает именно Полумна, вновь оказавшаяся прямым и непосредственным душевным комфортом Гарри. Я восхищаюсь ею. Она всегда делала то, что помогало ей чувствовать себя счастливой, даже несмотря на то, что окружающие насмехались над ней. Она носила странные амулеты, верила в самые немыслимые вещи, мастерила шляпу-льва, читала журналы вверх ногами, засовывала палочку за ухо и выпучивала глаза, потряхивая редисками в ушах – а еще всегда была отважной, умела сострадать и оставалась верна себе.

В четырнадцать лет она вступила в незаконный ОД, тогда же научилась создавать телесного Патронуса, была среди тех, кто сражался с Пожирателями в Министерстве, присоединилась к движению сопротивления Тому в шестнадцать, была похищена и страдала в плену Пожирателей месяцами, но все же осталась для сражения в битве за Хогвартс. И она нарисовала в спальне потрясающие портреты своих друзей.

Гарри снова может дышать.

С ревом, перекрывшим все слова благодарности Рона, из Леса выходит еще один великан, размахивая дубиной, которая выглядит больше, чем кто-либо из ребят. Что-то в Лесу трещит, хотя ночь свободна по крайней мере от ветра. Судя по всему, Пожиратели организовали полевой штаб именно там – оттуда же периодически выгоняя всяких существ, натравливая их на замок для усиления атаки.

Интересно, что существа идут именно через Лес, а не главные ворота – то ли так им ближе до замка, то ли они не хотят трогать Хогсмид. Я ставлю на второе – Том хочет, чтобы Хижина была окружена уютом и покоем. Очередная ошибка. Под покровом оного уюта собирается армия.

Ребята разбегаются в стороны – секунду спустя на то место, где они стояли, опускается тяжелая нога великана, сотрясая землю. Полумна, Симус и Эрни пропадают, поспешив вернуться к битве в замке.

- Давайте убираться отсюда! – орет Рон.

Великан размахивает дубиной во все стороны. Его рев разрывает барабанные перепонки.

- Гремучая ива! – приказывает Гарри. – Идем!

И они бегут. Бегут за их жизни. Бегут за жизни всех тех, кто остался в Хогвартсе защищать замок. Бегут так, как не бежали никогда. У Гарри проясняется в голове. Ему удается обнести все это стеной, загнать в маленький угол, куда можно – пока – не смотреть – мысли о Фреде и Хагриде, боязнь и боль за всех остальных… Все это должно подождать. Он один может покончить с Томом и остановить поток смертей, значит, он обязан это сделать. Вот так поступают настоящие полководцы. Все – после, боль – после. Гарри должен бежать и делать свое дело. Он бежит, обгоняя смерть. Бежит – чем быстрее он это делает, тем, кажется, меньше смертей может произойти.

- Как – как мы пройдем внутрь? – выдыхает Рон, вместе с Гермионой нагнав Гарри через полную минуту у разъяренной, беспокойной Гремучей ивы. – Я не могу – не вижу место – если бы у нас только – снова был Живоглот –
- Живоглот? – хрипит Гермиона, согнувшись вдвое и сжимая грудь. – Ты волшебник или что?

История делает круг. Шпилька возвращена Рону. Долго же Гермиона ждала такую возможность.

А Рон исполняет превосходное заклинание Левитации, правильно расставив ударение в словах, и ветка нажимает на нужное место у корней ивы, успокаивая сумасшедшее дерево в мгновение ока.

- Погодите.

Гарри сам не знает, что хочет сказать. Он боится, что ведет ребят в западню – Том хотел, чтобы он пришел… Но реальность проста и сурова: Гарри должен убить змею, а змея находится с Томом. И Гарри не представляет себя без друзей… Но вдруг –

Гермиона толкает его вперед:

- Гарри, мы идем, просто забирайся!

Знают они все. И про его страх остаться в одиночестве, и про его благородные порывы. Знают. И им самим страшно. Но… год назад они говорили: «…было время повернуть назад, если мы хотели. У нас было достаточно времени, разве нет? Мы с тобой, что бы ни случилось». И теперь они держат свое слово. Опять.