Очень нравится мне вспоминать второй фильм на этом моменте. Помните, как Дадли отпихнул Гарри с дороги, по обыкновению издеваясь и всячески компенсируясь, и спросил: «Да кто захочет дружить с тобой?». Так вот, когда в дом Дурслей вваливаются члены Ордена Феникса и Отряда Дамблдора в количестве, превышающем вместимость кухни тети Петуньи, понимаешь, насколько сильно ошибался кузен Гарри.
Строго говоря, из чудесных объяснений Грюма, предваряющих начало операции, я успела разобрать и подробно изложить все – теперь остается поработать над теми пояснениями к его пояснениям, о которых лично Грюм умудряется распространиться крайне мало либо промолчать вообще.
Начнем с его шутки про то, что «даже Сами-Знаете-Кто не в состоянии разделить себя на семь частей», после которой Гарри и Гермионе приходится в срочном порядке прятать глаза. Я понимаю, конечно, что Грюм имел ввиду физическое разделение и, скорее всего, брякнул, не подумав, но выходит весьма эпично. Не хватает только грюмова: «Хотя…» – задумчиво вставленного после паузы.
Второе – серьезное. А именно – гримасничающий и вздрагивающий после слов о том, что все присутствующие готовы рискнуть жизнью, Назем, который всю дорогу ведет себя так, что сомнений не остается: он-то к этому совершено не готов, и участвовать в операции его явно заставили, хорошенько схватив за жабры и иные части тела.
Забавно, что его притащили в дом даже несмотря на то, что Гарри пытался задушить его со всей искренностью, на какую только был способен, о чем знала по меньшей мере целая Тонкс. Шансов предположить, что Назем сам активно навязывал свою кандидатуру участию в операции, у меня как-то даже и не остается.
Однако зачем Грюм тащит с собой упирающегося, скулящего, совершенно ненадежного и трусоватого Назема, о котором сразу ясно, что он ни за какие деньги не станет рисковать жизнью за других людей – тем более за Гарри, которого он и не знает толком? Что, других людей не нашлось? Но, позвольте – даже Кингсли удалось вытащить с Даунинг-стрит на одну ночь – неужели не было ни единой возможности взять кого-то еще вместо Назема? Да вряд ли.
Вообще говоря, Грюм делает крайне любопытную вещь, я о ней даже не сразу догадалась.
Во-первых, перед операцией у него явно имелся разговор с Наземом, в течение которого Назем высказал интересное пожелание («Я сказал тебе, я лучше буду защитником»), которое Грюм пропустил мимо ушей («Заткнись»), быстренько отбив вполне железным доводом: «Я уже говорил тебе, ты, бесхребетный червяк, если мы встретимся с каким угодно Пожирателем Смерти, он будет стремиться схватить Поттера, а не убить его. Дамблдор всегда говорил, что Сам-Знаешь-Кто захочет покончить с Поттером лично, – факт, давно известный Ордену, который всегда и всем следовало бы держать в голове в интересах сохранения этой самой головы. – Это защитникам нужно волноваться больше всего, Пожиратели Смерти захотят убить их».
Во-вторых, защитником Назема в облике Гарри выступает сам Грюм:
- Пары будут такими, – говорит он, когда все выпивают Оборотное зелье и заканчивают переодеваться, – Наземникус полетит со мной на метле –
- Почему я с тобой?
- Потому что ты тот, за кем необходимо присматривать, – рычит Грюм в ответ.
Блестящий ответ. Очень в Директорском стиле – сказать что-то, не сказав ровным счетом ничего. Но какого гиппогрифа Грюм сообщает подчиненным, кто с кем летит, только сейчас? Что, времени, кроме этого, перед вылетом, больше не нашлось совершенно? Хорош командир…
Однако следом за этим вырисовывается и в-третьих:
- Мы думаем, Пожиратели Смерти будут ожидать увидеть тебя на метле, – поясняет Грюм, видя разочарование Гарри от того, что ему суждено, как маленькому, лететь вместе с Хагридом в тесной пассажирской коляске мотоцикла Сири. – У Снейпа было достаточно времени рассказать им о тебе все, что он не упоминал раньше, поэтому, если мы действительно влетим в каких-нибудь Пожирателей Смерти, мы бьемся об заклад, что они выберут того Поттера, который чувствует себя уверенно на метле.
Из всего этого по итогу вытекает, что наибольшей опасности подвергаются следующие пары, летящие на метлах: Фред и Артур, Джордж и Люпин, Рон и Тонкс, Назем и Грюм.
При этом необходимо учитывать, что Гермиона и Кингсли на фестрале тоже претерпят довольно жесткое обращение – поскольку Кингсли известен, как самый лучший из работающих мракоборцев в Министерстве. За Люпином и Тонкс, сколь помним, Беллатриса вообще поклялась открыть охоту, так что им тоже придется трудно – равно как и сопровождающим их «Гарри».
В наибольшей безопасности находятся Билл и Флер на фестрале – и Гарри с Хагридом.
А хуже всего будет именно паре Грюм-Назем. Потому что они на метле – и потому что этот «Гарри» летит с самым опытным мракоборцем из живущих и руководителем Ордена Феникса по совместительству. И, бьюсь об заклад, самый опытный мракоборец из живущих и руководитель Ордена Феникса по совместительству об этом прекрасно знает.
Он абсолютно точно в курсе, что Пожиратели и лично Реддл станут мочить его в первую очередь – следовательно, тот, кто полетит с ним под видом Гарри, первым попадет под пристальное и крайне неприятное внимание разнокалиберных маньяков.
И вот, если принять это за факт, тогда сразу становится ясно, зачем Грюм так настойчиво тащит Назема в операцию и почему сообщает ему о том, что он летит на метле да еще и с ним, с Грюмом, в последнюю очередь, лишив его возможности опомниться и убежать.
Просто потому что – ну а кого еще? Кого-то из Уизли или Гермиону сажать к Грюму на метлу? Или, может, Грюм должен был взять с собой непосредственно Гарри? Каким бы он ни был первоклассным мракоборцем, в стесненных условиях боя в полете на метле, один против нескольких Пожирателей (Том и в годы первой войны любил спускать по пять собак на одного, о чем старой боевке Ордена хорошо известно) и, возможно, лично Тома Грюм не выстоит.
Он прекрасно знает, что, скорее всего, эту операцию не переживет, и единственное, что он может сделать – попытаться уменьшить потери. Да, это жестко и даже жестоко, но это война – смерть Назема, случись она на переправе, которая полностью состоит в зоне ответственности Грюма, как командующего, стала бы меньшей из зол. Назема было бы жалко гораздо меньше, чем любого другого.
При этом необходимо понимать, что на детях и части взрослых лежит защита жертвы Дамблдора, что является крайне приятным бонусом. Ни от единого Пожирателя и Тома оказываются полностью незащищенными лишь Грюм, Кингсли, Артур и близнецы. Ну, а Гарри, окруженный четырьмя кольцами защиты, включая последнюю Директорскую, имеет самые высокие шансы благополучно пережить эту ночь.
- Хорошо, итак, – провозглашает Грюм, закончив разъяснения про метлы и первым похромав к двери в сад, – осталось около трех минут до того, как мы должны начать. Нет смысла закрывать дверь, это не сдержит Пожирателей, когда они придут посмотреть… Давайте…
Все-таки сохрани меня Господь от мужества подобного уровня. Грюм начинает операцию точно в то время, которое известно Пожирателям – шанса не встретиться с ними в воздухе у Ордена и ОД просто не остается, Грюм летит точно на свою смерть – и не меняет в порядке действий ровно ничего. И даже почти ничем не выдает своего волнения.
Он желает всем удачи («Увижу вас всех примерно через час в Норе»), мотоцикл Хагрида ревет на тридцать три квартала во все четыре стороны, и четыре метлы, два фестрала и один байк взмывают в воздух, неприкрытые никакими дезиллюминационными чарами, как я упорно подозреваю, по маршруту, который Грюм тоже не стал менять – аккурат в центр огромного круга, который образовали по меньшей мере 30 Пожирателей Смерти, ряды которых усилены еще и обычными магами, находящимися под Империусом, и лично Волан-де-Мортом.
За каждой из пар устремляются по четыре-пять Пожирателей, небо над Тисовой тут же окрашивается в красные и зеленые цвета вспышек, то и дело кто-то что-то кричит – Гарри мгновенно теряет ориентацию в пространстве, ибо Хагрид, кажется, неудачно уходит от проклятий и переворачивает мотоцикл. Гарри не успевает поймать метлу, и она летит к земле, но подростку удается схватить рюкзак с вещами и клетку с Буклей – спустя мгновение луч зеленого света пронзает сову насквозь, и Букля падает замертво.
Хагрид прибавляет газу, вырываясь из круга Пожирателей, и Гарри принимается вопить, чтобы он вернулся к остальным, но Хагрид непреклонен (в моей голове проносится далекое эхо слов Дамблдора: «Я бы доверил Хагриду свою жизнь…»):
- Моя работа – доставить тебя туда, Гарри!
За их спинами члены Ордена и ОД разлетаются во все стороны, вынуждая Пожирателей разделиться. Позже Билл расскажет, что они с Флер и Грюм с Наземом полетели на север, держась довольно близко друг от друга. Билла и Флер преследовали около шести Пожирателей – а Реддл бросился к Назему в обличье Гарри. Билл слышал, как Назем запаниковал, что-то выкрикнул – Грюм пытался его остановить, но тот трансгрессировал. Проклятье Реддла попало Грюму прямо в лицо, и он упал с метлы – Билл и Флер, стремясь уйти от погони, ничего больше не видели и сделать ничего не могли.
Возможно, после этого Том бросается за Биллом и Флер, однако довольно скоро понимает, что ошибся, и переключается на пару Кингсли (второго лучшего мракоборца) и Гермионы, нагнав их примерно на середине пути к дому Ордена, находящемуся под защитой. Само собой, Грюм, продумывая, кто с кем полетит, рисковал, однако, поставив на способности Гермионы, не прогадал – исходя из сухого отчета Кингсли, они вдвоем, преследуемые пятерыми, «ранили двоих и, возможно, одного убили».
Что происходит в это время с Фредом и мистером Уизли, я совершенно не знаю – знаю только, что в Нору они вернутся абсолютно невредимыми.
Тонкс и Рон устремляются к дому тетушки Мюриэль, однако за ними в погоню бросается одержимая Беллатриса, оторваться от которой Тонкс крайне непросто: «Она хочет меня так же сильно, как хочет Гарри, Римус, – скажет Тонкс после переправы, – она очень старалась убить меня». Тонкс удается серьезно ранить Рудольфуса, а Рон попадает одному из Пожирателей прямо в голову, оглушив его на лету. Они с Тонкс опаздывают к своему Порталу, с трудом дотянув до дома Мюриэль, которая еще долго пытается ухаживать за Тонкс и Роном, оттягивая время их возвращения в Нору.
Люпину вместе с Джорджем в облике Гарри тоже приходится нелегко. Согласно последним воспоминаниями Снейпа, который, разумеется, тоже участвует в операции, активно доказывая Тому свою лояльность, он и еще один Пожиратель преследовали Люпина и Джорджа, когда члены Ордена и ОД прорвали окружение.
Это странно – знать, как близко он был от Гарри в ту ночь. Последней их игрой были догонялки – когда ему в спину неслись бессмысленные проклятья, и одно из них, самое страшное, все же его догнало: «Трус!» – но и эта боль, должно быть, прошла, и было в том, как они с Гарри расстались, некоторое освобождение – по крайней мере, теперь он мог не смотреть на Гарри, даже против воли.
Чем, собственно, успешно и занимался всю переправу, активно делая вид, что понятия не имеет, с кем Гарри летит – ибо я не верю, что он не знал, что подросток полетит с Хагридом. Тем не менее, Снейп выбирает гнаться за Люпином и Джорджем – причем откуда-то точно зная, что Джордж – это не Гарри. Ибо, когда Пожиратель, летевший впереди Снейпа, поднимает руку, указывая палочкой точно Люпину в спину, Снейп кричит: «Сектумсемпра!» – и заклинание попадает в голову Джорджу.
Когда Гарри впервые смотрит это воспоминание, он радостно решает, что Снейп целился в руку Пожирателя и просто промазал. Но я честно не знаю, почему Гарри иногда делает такие интересные выводы. По факту подросток всего лишь видит, что Снейп поднимает палочку и произносит заклинание.
И вот тут мне очень хочется слегка отвлечься и поразмышлять на тему того, насколько все-таки велика наука семиотика. Я вообще вслед за Анной истово считаю, что то, что происходит вокруг, всегда нужно расшифровывать, дотошно анализируя расставленные знаки (или их отсутствие, что само по себе – тоже знак), на автомате полагая, что ни один знак не возникает просто так.
Если Снейп вдруг высказался мягко – сдохни, но пойми, почему мягко и что это прибавляет к его своеобразной, но горячо мною любимой натуре. Если очки Дамблдора сочли возможным блеснуть – это знак, и следует убиться, но понять, чего это он вдруг вздумал дергать головой; а уж если они блеснули торжествующе, это знак двойной, и служит он огромной подсказкой к понимаю происходящего и жизни в целом. И так далее.
Проблема современных писателей из категории ДДД (деточки-девочки-дурочки), например, состоит в том, что они в знаках совершенно не разбираются даже в собственных «писательских» выхлопах – я уж молчу о нормальных книгах и совершенно молчу о жизни.
Допустим, если Мэри Сью (Леголас, пони Билл, фордик «Англия») разорвала на себе одежду (попону, чехлы от сидений), следует дать знак для понимания ситуации. Это может быть с горя. А может – чтобы обеспечить скорейший доступ к своему прекрасному манящему телу. А может, кто-то освобождается от сковывающих тряпок перед тяжелой физической работой. Или из тюрьмы бежит. Или топиться собирается. Может, вообще нарывает из одежды бинты для любимого мужчины (женщины, осла, мотоцикла)…
Вот и следует дать знак. Мэри Сью может разорвать одежду с эротичным хрустом. Или – со скорбным воплем. Или – сжав безупречно белые зубы со сверкающей эмалью. Или, на худой конец, зажав ногой и зубами шею раненного, из которой бьют фонтаны, нет, фонтанищи крови. Тогда люди, способные словить знак, сразу поймут, какого черта Мэри опять понадобилось демонстрировать телеса.
Сие само по себе сложно, но на этом дело не кончается. Мало распознать знак – надо уметь его прочитать. И тут уж медицина бессильна. Например, лицо Снейпа в ходе убивания любимого начальника исказили ненависть и отвращение – этот знак, как кирпич в рыло, Гарри вот словил сразу же. Правда, и реакция Гарри напоминает ту, которую выдают именно получившие в рыло кирпичом: «О! – говорит парень. – Раз на лице Снейпа были написаны ненависть и отвращение, значит, именно их именно к начальнику он и испытывал!»
Нет, логика, конечно, бетонная, но к трактовке знака не имеет ни малейшего отношения. Знаки – это вам не ПДД, они бывают весьма и весьма обманчивы.
Ну, например. На основании чего мы заключаем, что человек испытывает ненависть и отвращение? Потому что на его челе наблюдается определенная деформация лицевых складок. Грубо говоря, скручивает человека в рогалик. Но ведь в том-то и дело: общая искривленность морды не обязательно возникает, если человек испытывает ненависть и отвращение. Может, больно ему, сердечному. От этого тоже очень здорово искривляет. Или он сам к себе с отвращением относится, кто его знает. И вообще – у Гарри с чтением знаков так и так слабо, ибо парень по юности лет прям, как шпала, а с восприятием знаков выражения конкретно Снейпа просто пожизненная катастрофа. У меня, кстати, тоже была. Но, как только я прекратила думать не головой, а художественной интуицией, как-то у меня стало улучшаться если не само чтение знаков, то уж точно восприятие их наличия как такового.
Вот, например, мне бы очень хотелось узнать, какого лешего Снейп, весь прошлый год занимавшийся обучением нерадивых студентов по вопросу невербальных заклинаний, вдруг решает использовать Сектумсемпру – вербально? По-моему, это очень жирный намек: Снейп действует нелогично, значит, надо посмотреть внимательно – может, он делает вовсе не то, что кажется на первый взгляд.
Лично я вслед за Анной считаю, что Снейп попадает именно туда, куда целился – причем делает он это мастерски, отрезав всего лишь ухо. Только при таком раскладе складывается кусок картинки – Снейпу ведь нужно подоходчивее, убедительно сыграв свою роль, продемонстрировать Пожирателям, что он тут тоже делом занят, между прочим. По словам Люпина, он «потерял свой капюшон в погоне», то есть всем вокруг становится сразу ясно видно и слышно, кто и что кричит – и я сильно сомневаюсь, что Снейп мог потерять капюшон, если так ему не было нужно.
Разумеется, в этот момент он защищает именно Люпина (о, ирония… знал бы Люпин – не заявлял бы после: «Желал бы я отплатить ему той же монетой…») – просто не таким прямолинейным способом, как Гарри будет казаться после просмотра воспоминаний.
Если бы Снейп действительно метил в руку Пожирателя, он бы, можно не сомневаться, обязательно в нее попал – а затем у Тома возникла бы масса ненужных и неудобных вопросов, которые Снейпу совершенно ни к чему. Да и прочие Пожиратели, не питающие к нему большого доверия, узрев, как рука их товарища покидает их товарища и устремляется к земле, полагаю, не стали бы философствовать и принялись бы больно мстить Снейпу прямо там, в воздухе.
Выбор у него, прямо скажем, небольшой – если бы он применил к Джорджу или Люпину Оглушающее или Обезоруживающее, его бы тоже, мягко говоря, не поняли. Да и негуманно оглушать человека, летящего на метле на огромной скорости и высоте (как это, право слово, похоже на Гарри) – гуманно отрезать ему ухо, громко выкрикнув Темное проклятье. Такой вот своеобразный способ потаскать нерадивого ученичка за ухо, что все семь лет его учебы очень сильно хотелось сделать – все в стиле Снейпа. И, хотя позже Люпин скажет, что ухо восстановить нет шансов, он же подтвердит и то, что с Джорджем в общем и почти-целом все будет в порядке.
Люпин не понимает и долго не поймет, что этим своим телодвижением Снейп за секунду меняет траекторию всех участников сцены – и, соответственно, выводит из-под удара самого Люпина, который после этого весь полет только и занимается тем, что удерживает «Джорджа на метле после того, как он был ранен, он терял очень много крови». Можно, я не буду слишком длинно здесь расписывать, как так получается, что практически не обороняющийся Люпин с потерявшим сознание Джорджем в результате все-таки выживают в переправу?
Само собой, знай Снейп, что «Гарри», который летит вместе с Люпином, это и есть Гарри, или сомневайся он насчет этого, Снейп бы ни в жизнь не сделал то, что сделал – не со своим крохой, как же он без уха-то мир спасать будет? Получается, откуда-то Снейп знает и уверен, что настоящему Гарри он вреда не причинит. Есть у меня ряд догадок, однако оставим их до более подходящих времен.
Одновременно со всем этим Гарри и Хагрид пытаются оторваться от четверых Пожирателей, которые не слишком беспокоятся о том, чтобы не убивать Гарри. Парень швыряется заклинаниями во все стороны, а Хагрид выбрасывает из выхлопной трубы мотоцикла все новые девайсы – то кирпичную, мать ее, стену, то тонкую сеть, что дает незначительное преимущество во времени, однако Пожиратели все равно нагоняют.
В отчаянии Хагрид нажимает особую кнопку, и из выхлопной трубы байка вырывается драконье пламя, придавая мотоциклу такое ускорение, что Хагрида прикладывает спиной на сиденье, а коляска Гарри чуть не отрывается. Впрочем, пытаясь починить ее с помощью своего розового зонтика, Хагрид помогает ей оторваться совершенно, и Гарри имеет возможность оценить все прелести нескольких секунд свободного падения под перекрестным огнем проклятий в беспокойной летней ночи.
В полном ужасе левитируя себя самостоятельно, Гарри дает Хагриду необходимое время, и полувеликан успевает выхватить подростка, сжимающего рюкзак, и усадить на байк спина к спине. Выплюнув кровь (ударился зубами о край коляски), Гарри прицеливается, приняв единственно верное решение, и взрывает коляску вместе с телом Букли, отправив одного Пожирателя в полет без метлы, а другого – в затяжной полунокаут, что становится для него настойчивым приглашением прекратить погоню.
Однако пауза длится недолго, и вскоре Гарри и Хагрида уже нагоняют двое новых Пожирателей – Хагрид боится использовать огонь снова, потому что Гарри сидит слишком близко к выхлопной трубе, поэтому он петляет, как может, пока Гарри отстреливается.
У одного из Пожирателей слетает капюшон, и Гарри видит странно пустое лицо Стэна Шанпайка…
- Экспеллиармус! – кричит подросток, указывая палочкой на Стэна, прекрасно понимая, что будет со старым знакомым, если Гарри его обездвижит или оглушит на такой высоте, и мгновенно выдает себя с головой.
- Это он, он, это настоящий! – кричит второй Пожиратель, и оба исчезают, чтобы сообщить Тому о своем открытии.
Реддл мгновенно бросает свое преследование Кингсли и Гермионы и резко меняет направление, нагоняя Гарри и Хагрида.
Воспользовавшись паузой, Хагрид решается еще раз нажать на кнопку драконьего пламени, чтобы оторваться. В тишине и пустоте неба Гарри становится по-настоящему страшно – он никак не может понять, куда делись Пожиратели и как один из них догадался, что он, Гарри, настоящий?
Уже на подлете к дому Тонкс Гарри и Хагрида нагоняют двое с обеих сторон, пустив в них по зеленому лучу, и шрам Гарри взрывается нестерпимой болью – Том (разумеется, в сопровождении свиты – хоть два остолопа-мазилы, но ни в коем случае не один на один) летит к Гарри безо всякой метлы или фестрала, поднимая руку с зажатой палочкой.
Хагрид ревет и направляет мотоцикл резко вверх. Гарри, цепляясь за все подряд, посылает Оглушающее за Оглушающим, попав в одного Пожирателя, но ощущая, что байк становится неуправляемым – искры вырываются из выхлопной трубы с громкими взрывами.
В последней попытке остановить погоню Хагрид прыгает прямо на Пожирателя в футе от мотоцикла, и они оба падают вниз, оставив Гарри уходить в пике на сломанном байке, не разбирая, где верх, где низ – подросток жмурится от боли в шраме в тот миг, когда Том, отпихнув с дороги еще одного Пожирателя, кричит: «Мой!» – и начинает произносить проклятье.
Собственно, именно в этот миг наше несчастное Его Темнейшество в очередной раз со всего разбега натыкается мордой на старую, уже почившую палку.
Волшебная палочка Гарри решает помочь хозяину, который находит необходимым поваляться немного в почти-отключке, и начинает действовать самостоятельно, направив себя аккурат на Тома и исторгнув в его сторону золотой луч. Что-то громко трещит, и Том вопит в ярости, увидев, как палочка Люциуса в его руках разлетается в щепки. Пожиратель что-то выкрикивает (вероятно, настойчивое предложение убить Гарри вместо расстроенного Тома), но Том с надрывом исторгает из себя: «Нет!»
Много месяцев спустя Дамблдор, объясняя странное поведение палочки, пустится в размышление о тех защитах, какими он (и Том с его подачи) Гарри окружил, и закончит так: «Обеспечив эту двойную связь, соединив ваши судьбы вместе более тесно, чем когда-либо были соединены волшебники в истории, Волан-де-Морт продолжил атаковать тебя палочкой с той же сердцевиной, что и у твоей. И тогда случилось кое-что очень странное, как мы знаем. Сердцевины среагировали так, как Лорд Волан-де-Морт, никогда не знавший, что твоя палочка была близнецом его собственной, в жизни не ожидал. Он был больше испуган в ту ночь, чем ты, Гарри. Ты принял, даже заключил в себе, возможность смерти – то, что Лорд Волан-де-Морт никогда не был в силах сделать. Твоя храбрость победила, твоя палочка одолела его. И в этот момент между вашими палочками случилось нечто, что вторило отношениям их хозяев. Я полагаю, твоя палочка впитала часть силы и качеств палочки Волан-де-Морта той ночью, что, можно сказать, стало значить, что она содержала в себе немного от самого Волан-де-Морта. И твоя палочка узнала его, когда он преследовал тебя, узнала человека, который был одновременно и родственным, и смертельным врагом, и она обратила часть его собственной магии против него, магии, гораздо более могущественной, чем все, на что когда-либо была способна палочка Люциуса. Твоя палочка теперь содержала силу твоей чудовищной смелости, твоего мужества и силу собственного смертельного мастерства Волан-де-Морта: у этого несчастного прутика Люциуса Малфоя не было никаких шансов <…>. Мой дорогой мальчик, ее замечательная сила была направлена только на Волан-де-Морта, который так необдуманно вмешался в глубиннейшие законы магии. Только по отношению к нему твоя палочка была аномально могущественной. В других отношениях это была абсолютно обычная палочка… хотя, я уверен, хорошая».
Да, абсолютные близнецы – остролист и перо феникса в каждой из двух палочек, самое сложное сочетание – непостоянство остролиста и индивидуализм феникса, но, если они договорятся, образуется идеальная пара, на пути у которой лучше вообще не стоять. Как в хорошем, так и в плохом смысле.
Если глянуть с этой точки зрения, то придется признать, конечно, что Дамблдор, выдумав подсунуть Гарри, и без того обремененному томовой «прививкой», такую сложную палочку, в любой момент готовую свернуть ко злу, повел себя, как настоящий… ну… Дамблдор. Странный, таинственный, гениальный человек, занятой, плутоватый, неуловимый и коварный, ценящий хорошую шутку.
Так и представляю, как он, излагая идею все более бледнеющему другу Олливандеру, в конце концов заканчивает так: «О, Гаррик, но это кажется таким невинным, так почему бы не попробовать, ведь это не повредит, не так ли?» И, подумав, ласково прибавляет: «Если что, мы всегда можем спрятаться под моим столом. А в замке вообще есть одна такая замечательная Комната… даже две, если подумать… Немного бренди?»
Вообще, довольно символично, что палочка из остролиста, традиционно считаясь защитной, хорошо помогает в преодолении склонности к гневу и импульсивности – а в лучшем из вариантов вообще едва ли не направляет хозяина в опасном и часто духовном поиске. И не надо считать удачей, что в случае с Гарри так и выходит, и палочка не повернулась ко злу, следуя путем своей старшей сестры в руках Реддла. За этим, повторюсь, стоит долгая, кропотливая и крайне изнурительная работа как лично Директора, так и всех его помощников, вовлеченных в Большую Игру. Ну и, к чему скромничать, Гарри тоже – а попробуйте сами постоянно балансировать на грани, но все-таки не срываться в пропасть. Поле битвы, как обычно, проходит через душу человеческую.
Занятно, что палочка Гарри совершенно не стремилась бросаться в бой в Министерстве в Финале Игры-5, видимо, почуяв, что сейчас не время – да и Дамблдор скоро станет ее хозяина защищать. И хорошо, что она так правильно все это почуяла – иначе у Тома было бы гораздо больше времени наложить в… эм… испугаться и броситься искать решение возникшей глобальной проблемы.
Гарри из последних сил нажимает чудо-кнопку, сообщив мотоциклу дополнительное ускорение, чего мотоцикл не переносит, сочтя воистину оскорбительным, и, кашляя и чихая, на субсветовой скорости устремляется к земле. Однако Том, возопив: «Твоя палочка, Селвин, дай мне свою палочку!» – нагоняет байк, очевидно, в надежде схлопотать второй удар в морду от старой почившей палки.
На его счастье, этого не случается, ибо Гарри влетает в зону действия защитных чар дома Тонкс, видит распластавшегося на земле Хагрида, выворачивает руль, чтобы избежать столкновения с ним, и следом за этим немедленно влетает в грязный пруд.
Истекая кровью и корчась от боли в сломанных ребрах и руке, Гарри с трудом извлекает себя из пруда, подползает к бесчувственному телу Хагрида и теряет сознание в тот момент, когда в сад выбегают ничего не понимающие Тед и Андромеда.